Окончание пересказа романа Джеймса Крюса "Куклы Тима Талера"

[tes3m]

3 часть
     На палубе стояли барон и Крешо. Они протягивали друг другу руки, словно собирались рукопожатием скрепить какую-то сделку.
     — Крешо!
     Тим так громко и резко окликнул сына, что Крешо и барон опустили руки. Мальчик обернулся к отцу и прокричал: "Что?"
     — Мы забыли купальные принадлежности!
     — Я сбегаю!
     Когда Крешо, взяв у отца ключи, убежал, рассказчик спросил Тима, не кажется ли ему, что барон опять хотел что-то купить — например, плач.
     — Может, да, а может и нет. Я не хочу этого знать. Завтра мы покинем Венецию, а сегодня я все время буду рядом с бароном. Он сам этого хочет.
     За завтраком барон был очень любезен, рассказывал о том, куда они поплывут дальше (в конце прогулки Бой должен был вернуться в Венецию, оставив Тима и Крешо с бароном), а гости только кивали в знак согласия. Затем одно происшествие все же испортило барону настроение. Неизвестно, хотел ли барон продемонстрировать Талеру могущество денег или это вышло случайно, но он поощрительно сказал моряку, молодому белокурому и голубоглазому итальянцу (Бой задумался о его предках — лонгобардах или готах), что когда-нибудь и у того будет своя яхта. Итальянец простодушно ответил, что ему и его жене хватает и того, что у них есть. Им не нужно ничего такого, ради чего пришлось бы надрываться на работе.
     "Но если у вас появятся дети?" — спросил барон, однако молодой человек ответил, что детей они с женой заведут, только если смогут себе это позволить, а вообще "в наше время это можно регулировать".
     "Полное счастье, не так ли?" — пробормотал барон, не скрывая раздражения, и вскоре после этого ушел.
     "Что это с ним?"— спросил Крешо, и Тим объяснил, что барон живет за счет все возрастающих людских желаний, и ненавидит тех, кто всем доволен, а потому избежал его власти.
     Рассказчик позднее спросил Крешо, о чем тот утром говорил с бароном — они заключали пари? Крешо ответил, что не было никакого пари, он только обещал барону не рассказывать никому о встрече в поезде, во время которой тот обещал сделать его чемпионом мира по теннису.
     — А ты хотел бы стать чемпионом мира по теннису?
     — Нет. Сейчас я играю в теннис и мне нравится. Но если бы я стал профессионалом, вдруг бы мне разонравилось играть? Ведь тогда это уже не было бы игрой.
     Пропускаю эпизоды, напрямую не связанные с попытками барона заключить сделку с Тимом или его сыном.
     Тим рассказал очередную историю, барон промолчал, что было необычно, но во время еды, когда Тим похвалил спагетти с мидиями, барон сказал, что человека, который их приготовил, можно нанять в качестве повара в новый дом, который — как бы между прочим добавил барон — он хочет купить Тиму в Венеции.
     — Зачем мне дом в Венеции?
     "Мне пришла в голову мысль, господин Талер..."— начал барон и остановился. Казалось, он не знает, что сказать. Но это длилось лишь мгновение, барон быстро продолжил: "Мне пришла в голову мысль, господин Талер, что вы могли бы разыгрывать ваши маленькие пьесы в Венеции — в известном старом театре, который я вам подарю. У них там будет международная аудитория". А чтобы совсем успокоить Тима насчет его будущего барон добавил, что учредит фонд имени барона Лефуэта, который позволит Тиму до конца его дней... "Прославлять фирму барона Лефуэта, — закончил за него фразу Тим Талер. — Премного благодарен. Для меня это уж слишком ловкое предложение".
     — Подумайте об этом, господин Талер. У вас достаточно времени.
     — Да, и мне хочется, чтобы я и дальше сам распоряжался своим временем. Поэтому я еще раз отвечу "нет". Я сам хочу решать, когда, как и где показывать свои представления. Правильно, Крешо?
     Крешо сказал, что и он хочет жить так же, а барон пробормотал что-то неразборчивое — то ли "цыган" (Zigeuner), то ли "бродяга" (Streuner). Видно было, что настроение у него опять ухудшилось.
     Бой решил, что ему пора возвращаться в Венецию, тем более что подошел пароход. Он поблагодарил барона за день на его яхте, на которой они, "как птицы, два раза облетели Адриатическое море". Тим пошел провожать Боя. Они с сыном собирались остаться еще на некоторое время, как утром предложил барон. Крешо хотел еще объехать вокруг Венеции на яхте. На прощание он сказал Бою, что будет ждать выхода его новой книги.
     Бой собирался сесть на поезд утром на следующий день, Тим сказал, что они с сыном уедут чуть позже — в полдень. Они шли молча, потом Тим спросил: "Ты заметил, что барон опять хочет удержать меня возле себя?"
     Бой ответил: "Да. Причем с помощью старого трюка: не удалось согнуть — попробуй обнять*".
     Он передал привет жене Тима и добавил: "Эти дни оказались интересными".
     — Ты их опишешь?
     Бой пожал плечами.
     Пароход стал отчаливать, друзья попрощались, помахали друг другу руками, и Тим медленно пошел в сторону яхты.
     Когда Бой вернулся в Венецию и пошел пешком в гостиницу, по дороге ему то и дело попадались разные люди — те, которые встречались ему и раньше, но на самом деле всегда оказывались бароном, принимавшим разные облики. Все они расхваливали жизнь на яхте, дразнили и искушали. Один из них спросил: "Разве плохо жить на яхте?" "От людей и от их проблем не скроешься даже на яхте"— ответил рассказчик.
     Барон принял даже облик юного гондольера, окрикнувшего Боя: "Ну, как тебе жизнь моряка?" Тот ответил: "Не так заманчива, как мне раньше казалось, amico". Еще один человек задал вопрос уже возле самого отеля.
     — Так вы предпочитаете эту мороку — писательство — свободной жизни в море?
     — Я люблю писать. И я люблю море.
     — И вы намереваетесь записать глупые истории господина Талера?
     — Я еще не знаю, барон. Всего наилучшего.
     Когда Бой вошел в свой номер, он распахнул дверь на балкон, но услышал внизу резкий голос: "Грандицци! Вы где?" и снова ее закрыл. Он ничего не пишет о том, как провел ночь — видимо, ему не снилось ничего тревожного.
     Наутро он сел в поезд, идущий в Верону, сказав про себя: "Прощай, Венеция! Прощай, прекрасный, тесный, мертвый, древний мир, живущий все еще так весело!"
     Бой сидел в вагоне поезда — быстрого, не очень шумного, с мягкими сидениями — и дремал. Вдруг он услышал легкий аромат гвоздики. Открыв глаза, он увидел человека, севшего напротив.
     "Добрый день, — сказал Грандицци. — Надеюсь, хорошо спали?
     — Добрый день, синьор Грандицци. Да, мне хорошо спалось. Вы тут, конечно же, чтобы опять сделать мне предложение. Маленькие истории Тима Талера..."
     — Должны быть записаны как можно лучше.
     — Записаны? Я думал, меня в пятый раз попросят их не записывать и в пятый раз предложат за это яхту и дом на море. Вы больше не работаете на барона?
      — Я устал жить для этого господина.
     — Но что с вами будет без этого господина?
     — Не знаю. Мне хотелось бы заснуть и долго спать. Я устал от этих гонок без цели.
     Его глаза закрылись, голова поникла на грудь. Сначала казалось, что Грандицци заснул, но когда он упал головой вперед, сердце Боя замерло на миг — он понял, что это не тот сон, от которого можно проснуться.
     Рассказчик взял чемодан и перешел в другой вагон. На следующей станции он видел, как из его прежнего вагона вынесли носилки, покрытые белой простыней. Когда он вышел в Вероне, мимо него с группой туристов медленно прошел барон — в своем обычном костюме, но без солнцезащитных очков. Лицо у него было бледное, он поздоровался. Бой хотел ответить, но не смог и отвернулся.
     Затем он постарался перестать думать о бароне и погрузился в мысли о своих Счастливых островах.
     *Was man nicht ducken kann, muß man umarmen.