Явные и скрытые гомоэротические мотивы в трилогии Уильяма Голдинга "На край земли"- 8

Эти записи опираются, помимо текста Голдинга, на исследования литературоведов, в основном англоязычных. Источники указаны в примечаниях.

Перечитав предыдущую часть, обнаружила, что забыла упомянуть о некоторых деталях и вдобавок не заметила, как потеряла один абзац (видимо, при редактировании). Не стала ничего менять в той записи, добавлю пропущенное сюда.
О том, что лейтенант Бене не постепенно, а сразу же понравился капитану Андерсону, мы впервые узнаем не от Бене, вспоминающего, как тепло его принял «добрый капитан», а от артиллериста Аскью, причем сразу же после того, как Толбот вообще узнал о появлении Бене на корабле: Аскью объясняет, как всегда иронически, что капитаны Андерсон и Сомерсет обменялись лейтенантами, «мы потеряли Лихого Джека, которому невтерпеж было уйти, и получили лейтенанта Бене, который знает обо всем на свете куда больше, чем пристало джентльмену. Говорят, капитан Андерсон на руках его носит. Это идея мистера Бене — перенести хронометры на одну палубу, что бы там ни думал мистер Саммерс и к черту проверку [имеется в виду проверка хронометров]» (1). Таким образом, к тому времени, как заболевший после того, как его ударило по голове канатом, Толбот пришел в себя, команда корабля уже начала говорить, что капитан «носит на руках» нового лейтенанта. Толбот обычно не упускает случая отметить непривычные поступки капитана (с изумлением пишет о том, как тот улыбается или смеется), однако воздерживается от каких-либо замечаний по поводу этих слов Аскью, хотя тут непременно должен был удивиться: желчный капитан, избегающий людского общества, «наш тиран», «деспот» — и вдруг «носит на руках» своего подчиненного — юношу, который только что появился на корабле, не совершил еще ничего особо примечательного, разве что уже пошел наперекор первому помощнику капитана, однако, как отметил при встрече с ним Толбот, примечателен красотой и обаянием.
читать дальше Возможно, Толбот никак не прокомментировал неожиданное сообщение именно потому, что интуитивно почувствовал опасность, продолжив размышления, коснуться того, что приводит его в смятение, и о чем он старается не думать. Я уже отмечала, что Толбот не допускает и мысли о склонности к своему полу ни у Саммерса, которого любит и считает образцом добродетели, ни у капитана, к которому поначалу не испытывает даже уважения. Однако я почти не затрагивала личных причин, по которым Толбот, возможно, избегает задумываться о таких вопросах. Хотя влечение Толбота к женщинам не вызывает сомнений, ему свойственны также и некоторые неосознанные проявления гомоэротического интереса. На мой взгляд, наиболее показательно его отношение к лейтенанту Бене, о красоте которого он постоянно упоминает, одновременно и восхищаясь, и находя ее чрезмерной для мужчины («он стянул зюйдвестку, рассыпав больше золотых локонов, чем пристало иметь мужчине»). На эту тему довольно много можно найти у зарубежных исследователей, а я упоминаю о ней кратко, чтобы не отвлекаться от капитана Андерсона, о гомоэротических склонностях которого те же исследователи писали куда меньше — возможно, потому что он и не главный герой, и недостаточно положительный.
Похоже, одним критикам, также, как и Толботу, не нравится думать об офицере Королевского флота как о гомосексуалисте, а другие — те критики, которые упрекали Голдинга за то, что пастор Колли является плохой ролевой моделью для геев — вряд ли могли бы одобрить в этом качестве и капитана, чья ненависть к священникам и черствость, порой доходящая до жестокости, послужили толчком для цепи событий, приведшей Колли к гибели. Конечно, капитан во втором и третьем романе показан как отличный профессионал и отважный человек, гораздо более жизнерадостный после появления рядом с ним лейтенанта Бене, но его властность и суровый нрав все еще при нем, а кроме того, в капитане, как по-своему верно заметил Толбот, есть что-то «непреодолимо негероическое» (2), если понимать героизм романтически-идеализированно. Хотя Толбот порой описывает капитана в романтическом духе — отмечает «сумеречное выражение» лица, называет «Адамом, изгнанным из рая» — в целом он рисует образ, в котором преобладают более прозаические и будничные черты. Несмотря на отчужденность от окружающего мира, капитан Андерсон умеет к этому миру приспосабливаться, может хитрить и лавировать, заботясь о своей безопасности: достаточно вспомнить, как он старается обелить себя, чувствуя, что пассажиры винят его в болезни и смерти Колли, как смиряется с нарушением правил, допущенным Толботом, узнав, что тот крестник могущественного вельможи, как, получив вызов на дуэль от Девереля, просит Толбота при необходимости засвидетельствовать, что вызов не был принят. (Толбот не понимает смысла этой просьбы, как раньше он не понял отношения капитана к дуэлям — Деверель утверждал, что капитан просто трус и «боится, что его подстрелят» (3) («Я смотрел на него [Девереля] в полном изумлении. Андерсон, пост-капитан, который, говорят, принимал участие в кровавых сражениях! Андерсон, который был принят на борт гардемарином и затем управлял брандером на Баскском рейде под командой Кокрейна!»(4)), но капитан и в этом случае, как и в других, явно боится другого — быть изгнанным с флотской службы. На этот раз ему грозит такая опасность, если возникнет подозрение, что он участвовал в дуэли. А ожидая встречи с неприятельским судном, капитан Андерсон готовится дать бой вовсе не потому, что так уж рвется в сражение (на ветхом корабле с немногочисленной командой и пассажирами, среди которых есть женщины и дети), а лишь потому, что иначе он не избежит обвинений в том, что сдал корабль без боя. Словом, капитан осторожен и предусмотрителен, что и неудивительно — кораблей мало, капитаном в Великобритании того времени (времени побед Нельсона и Кокрейна) быть чрезвычайно престижно и множество младших сыновей из знатных семейств мечтает покрыть свое имя славой — если не в бою, как Нельсон, то в путешествиях, как капитан Кук, на которого постоянно ссылаются герои романа (например, Камбершам о нем говорит, что «он был отъявленный атеист и скорее пустил бы на борт чуму, чем священника» (5)), а теперь, когда война на исходе и много военных моряков будет списано на берег, конкуренция обострится еще больше, так что для продолжения службы будет особенно важно иметь безупречную репутацию.)
Возможно, такая практичность, «приземленность» капитана и сама по себе мешает некоторым критикам увидеть в нем человека, способного влюбиться. Да и Голдинг ведь не пишет прямо «капитан влюблен», а намеками подталкивает к такому выводу внимательного читателя (в беседах с Байлсом Голдинг говорил, что если «немного не досказать» и через некоторое время «читатель воскликнет: "Боже мой, вот оно что! Автор ничего не сказал, а оказывается, вот что произошло!"», «сила этого сообщения в десять раз превосходит прямое: "А затем он пошел и сделал то-то"»(6)). Как бы то ни было, о том, что капитан Андерсон неравнодушен к лейтенанту Бене, критики упоминают лишь мимоходом. Например, Дж. Х. Стейп, рассуждая о том, что Толбот после смерти Колли неосознанно идентифицирует себя с ним (что подчеркивается его переселением в комнату покойного), вскользь пишет, что отношение «капитана Андерсона к Бене — по словам Толбота, "настоящему морскому Адонису" — доброжелательно пародирует особенности влечения Колли к Билли Роджерсу» (7).
Ласточкина в диссертации, посвященной нарративным стратегиям в Морской трилогии, пишет о книге Кинкед-Уикса «Golding: A Critical Study of the Novels»: «Кинкед-Уикс указывает на тему, которая намечена в романе тончайшим пунктиром – внешнюю привлекательность Бене как одну из причин его популярности у капитана Андерсона. Подобная мысль, хоть и не находящая сколько-нибудь весомых подтверждений, может появиться, поскольку разговор о возможных гомосексуальных склонностях офицеров заходил в «Ритуалах плавания» во время расследования смерти Колли. На данном примере видно, что наряду со смыслами, выраженными напрямую или при помощи достаточно явных намеков, в трилогии присутствуют и многочисленные темы едва намеченные, на которые обратит внимание не каждый читатель, что еще больше усложняет смысловую нагрузку романа, делая однозначную трактовку произведения невозможной» (8). Я не читала Кинкед-Уикса, не знаю, какие примеры из романа он приводит в подтверждение своей мысли, но в прошлой записи я приводила цитаты (правда, не все — о некоторых пойдет речь дальше), показывающие, почему нам с amethyst deceiver кажется, что Голдинг совершенно недвусмысленно изображает отношение капитана к Бене именно как страсть, основанную во многом на физической привлекательности этого молодого офицера. Однако мне понятно, почему исследовательнице может казаться, будто «подобная мысль» не находит «сколько-нибудь весомых подтверждений»: в ее диссертации о сцене, в которой слуга Виллер (некогда донесший капитану, что пастор Колли в пьяном виде оказался замешан в содомии с Билли Роджерсом и, вероятно, еще кем-то из матросов) рассказывает Толботу, «правду о том, что произошло с Колли» (9), причем, по словам Толбота, «информация эта была такого рода, что я не намерен изложить ее в этом дневнике» (9) (т.е. ясно, что речь идет именно о сексуальных действиях, совершенных Колли на нижней палубе), говорится, будто «Виллер рассказывает Эдмунду правду о причинах смерти Колли» (10), да еще следует заключение: «Читатель заинтригован, но Эдмунд не передает нам этот рассказ. Загадка так и остается загадкой для читателя» (10). Если исследователь настолько не восприимчив к любой информации о гомосексуальности, что не понимает даже вполне прозрачных слов о персонаже, чья причастность к содомии уже напрямую обсуждалась в самом романе, неудивительно, что он склонен объявить несуществующими, не находящими «сколько-нибудь весомых подтверждений», те гомоэротические линии, которые выражены менее открыто, с помощью намеков (на мой взгляд, очень явных, когда Голдинг описывает чувства Саммерса к Толботу и Андерсона к Бене). (Ради справедливости надо добавить, что я считаю эту диссертацию лучшим исследованием о Морской трилогии на русском языке, о тех работах, которые мне не нравятся, обычно не пишу.)
До сих пор я писала об истории капитана Андерсона и лейтенанта Бене, делая упор на чувстве капитана и не касаясь вопроса, было ли оно взаимным. Пришло время уточнить, что Голдинг, с нашей точки зрения, описывает не одностороннюю влюбленность, а любовную связь. Но переходя от описания чувств к намекам на то, что чувствами дело не ограничилось и любовь капитана не была ни платонической, ни безответной, Голдинг действительно прибегает к таким тонким штрихам, что мы и не ждем от большинства читателей, что наши доказательства покажутся им убедительными. Однако это еще не причина оставить их при себе.
Голдинг, выстраивая такую сложную конструкцию, как эта история любви, которую рассказчик (Толбот) должен донести до читателя, сам так о ней и не узнав (так что форма тут вполне соответствует сути — тайная однополая связь двух хитрых и изворотливых людей во времена, когда огласка подобных отношений вела к позору и гибели, очень бы потеряла в убедительности, если бы нам на нее прямо указал, назвав вещи свои именами, совершенно посторонний для них человек, к тому же недоброжелатель), дает читателю все ключи к отгадке, для чего не только рисует их привязанность друг к другу и взаимопонимание, показывая их вместе, но и намекает на их гомосексуальные склонности, описывая каждого по отдельности. Это важно, поскольку без намеков на эти склонности мы бы не чувствовали уверенности, что перед нами не страстная дружба, не платоническая любовь, а именно любовная связь.
О том, как Голдинг намекает на гомосексуальную природу капитана Андерсона, я писала в прошлый раз. Бене, на первый взгляд, кажется его противоположностью. Для капитана характерно отсутствие интереса к женщинам, а у Бене репутация героя-любовника, поэта, воспевающего то одну, то другую Прекрасную Даму. Толбот с восхищением и завистью видит в Бене опытного покорителя женщин, обращается к нему за советом, когда не может понять по письму Мэрион Чамли, подает она ему надежду или прощается навсегда. Голдинг, похоже, играет с читателем — тот сперва поддается убеждению, принимает Бене за героя любовной истории с участием жены его прежнего капитана, леди Сомерсет, с которой был чуть ли не «пойман на месте преступления», и это отвлекает внимание читателя от отношений Бене с капитаном Андерсоном — даже тот, кто заметил, что капитан души не чает в Бене, может решить, что надеяться ему не на что, потому что юноша увлечен то леди Сомерсет, то мисс Гренхем. Правда, как мы знаем, в жизни, если мужчина увлекается женщинами, это вовсе не всегда означает, что он откажется от близости с другим мужчиной, иначе Э.М.Форстер и другие джентльмены, склонные увлекаться гетеросексуальными молодыми людьми, были бы обречены на жизнь без любви. Но это в жизни мы можем довольствоваться ответом «может быть и так», а Голдинг намекает на вполне определенное развитие событий и создает вполне определенный образ — Бене у него не гетеросексуальный молодой человек, который мог бы вступить в связь со своим начальником, к примеру, из карьерных соображений, и даже не молодой человек, испытывающий влечение к обоим полам. Нет, вместо этого Голдинг постепенно разрушает миф о любви Бене к женщинам, показывает, что за его стихами и за всем его куртуазным отношением к дамам не скрывается и тени сексуального интереса. Хотя Толбот, как обычно, не делает выводов, он так подробно записывает все разговоры с Бене и о Бене, что читателю нетрудно и самому во всем разобраться.
Бене всегда избирает предмет своего поклонения из числа дам, годящихся ему в матери. Пренебрежительный тон, каким он отзывается о красавице Мэрион Чамли, относится, как вскоре становится ясно, к молодым девушкам вообще. Можно было бы подумать, что просто у него такие вкусы — нравятся зрелые, опытные женщины. Но нет, отношение Бене к леди Сомерсет и мисс Гренхем при ближайшем рассмотрении оказывается подчеркнуто не эротично. Он ищет у них только поддержки, понимания, сочувствия, что подразумевает также готовность поговорить о поэзии и выслушивать его стихи (любовь к поэзии — одно из важнейших достоинств женского пола в глазах Бене). А молодость и красота женщины оставляют Бене равнодушным. О юных девушках он отзывается даже недоброжелательно: «У них бесполезно искать сочувствия, понимания или чего-то в этом роде. Их колеблет и увлекает всякий ветер. Ну да, мои собственные сестры последовали бы за любым гвардейцем, если бы дорогая мама не смотрела за ними в оба» (11). В другой раз, когда речь заходит о Мэрион Чамли, Бене, пытаясь объяснить, почему ему не нравилось с ней общаться, спрашивает Толбота, есть ли у него сестры, и, услышав, что нет, замолкает, как бы и не надеясь, что собеседник его поймет (12). Но Толбот не понимает его, разумеется, не поэтому. Он просто не в состоянии представить, что молодой мужчина может смотреть на хорошеньких женщин с тем же отсутствием эротического интереса, что и на своих сестер. Когда Толбот писал о «контрдансе, который мы, молодые мужчины, отплясываем вокруг красотки Брокльбанк» (13), его не удивляло, что к этой красотке не проявлял интереса Саммерс — ведь тот религиозен и его, по мнению Толбота, удерживали вера и мораль. Но почему молодыми женщинами не интересуется Бене? Толбот решает, что дело в интересе к женщинам постарше, он подозревает, что между Бене и леди Сомерсет была настоящая любовная связь. Бене вроде бы должны льстить подобные предположения — он рассуждает о любви к леди Сомерсет, читает посвященные ей стихи, что не может не поддерживать слухи об их романе. Но когда Толбот говорит, что Бене «ухаживал за леди Сомерсет», тот поправляет его: «почитал леди Сомерсет» (14). А когда Толбот заговаривает о физической близости, которая, по его мнению, была между этой дамой и Бене, тот кажется оскорбленным и недоумевающим и затем рассказывает, как единственный раз поцеловал ей руку («Я встал на колени перед леди. Она протянула мне правую руку. Я взял ее и осмелился запечатлеть на ней поцелуй» (15)) и при этом «вспомнил свое детство и милую маму, приходившую в детскую пожелать мне спокойной ночи» (15). Эта версия событий оказывается подтверждена в самом конце романа рассказом Мэрион Чамли. Толбот наконец-то узнает о том, как на самом деле капитан Сомерсет «поймал на месте преступления» свою жену и Бене: Мэрион во время этого свидания стояла на страже в дверях, Бене «встал на колени перед ней, взял ее за руку, все время декламируя свои стихи» (16), затем корабль тряхнуло, Бене и леди Сомерсет полетели друг на друга, и как раз в этот момент, «как в пьесе» (16), по словам Мэрион, капитан Сомерсет вошел в другую дверь.
Из рассказа Мэрион становится также понятно, что капитан Сомерсет невзлюбил Бене не после того, как приревновал к нему жену — наоборот, он начал третировать его задолго до этого (как можно догадаться, за склонность «умничать»), и Бене именно из-за этого чувствовал себя невыносимо несчастным на «Альционе» (17), как он раньше и говорил Толботу, и был признателен леди Сомерсет за сочувствие и поддержку.
История отношений Бене с другой его «музой», мисс Гренхем, так же невинна, причем Толбот и тут подозревает обычное волокитство, и даже на мгновение кажется, что он прав — Толбот узнает, что мисс Гренхем дала Бене пощечину (18). Но затем выясняется, что вспылила она по той же причине, по которой когда-то разозлилась на самого Толбота, когда в его словах ей померещился намек на то, что она бывшая гувернантка. Бене в стихах назвал ее Эгерией, т.е. «наставницей» (19), и это для нее тоже прозвучало намеком.
Кстати, вспомнила, как нас умилил один исследователь, который так близко принял к сердцу историю Бене и леди Сомерсет, что пересказал ее, не удержавшись от восклицательных знаков: «Мэрион раскрыла Толботу глаза на то, что любовь Бене к леди Сомерсет была всего лишь почитанием ее как матери. Сэр Генри ... по ошибке принял случайное объятие своей жены и Бене за страстное. Корабельная качка толкнула их в объятия друг друга!»(20). Он же пишет: «Зависть Эдмунда к тайным любовным связям Бене приводит его к обнаружению поэтической страсти этого юноши к леди Сомерсет, миссис Преттимен и кораблю! Он легко обвиняет Бене в том, что тот любитель флиртовать. В конце концов от Мэрион он узнает правду — этот мальчик с золотыми волосами, слагающий хвалебные стихи, просто чувствительный мальчик с материнским комрлексом...»(21). Дальше этот критик обвиняет Толбота в том, что тот «проецировал на другого свои сексуальные фантазии» (21). Несмотря на то, что такое страстное опровержение «романов» Бене выглядит забавно, этот критик по существу прав: Бене не испытывал сексуального влечения к дамам, которых воспевал, а Толбот действительно судил о Бене по себе, приписывая ему подобное влечение.
Однако Бене у Голдинга вовсе не так простодушен, как думает этот автор. Некоторые критики даже совсем не верят в его искренность и имеют для этого достаточные основания. Ласточкина, к примеру, пишет: «Бене декламирует стихи, произносит пламенные речи в адрес женщин значительно старше его, при этом оставаясь психологически закрытым как для Эдмунда, так и для читателя. Это похоже, скорее, на красиво сыгранную роль героя-любовника, чем на истинные чувства»; «...его декламация стихов театральна и не похожа на искреннее проявление чувств. Эти наблюдения в некоторой степени подтверждаются словами самого Бене, когда он открыто рассуждает о том, что разные языки соответствуют разным ситуациям общения. Умение говорить на подходящем языке помогает Бене добиваться желаемого: поэзия покорила леди Сомерсет, а убедительная проза — самого капитана Андерсона. Офицер так легко переходит с одного языка на другой, что ощущается дистанцированность и от того, и от другого: «Этот представитель золотой молодежи кажется слишком сияющим и самодовольным для искренних, и уж тем более глубоких чувств» [цитата из Кинкед-Уикса]. ... Мы не видим искренности в проявлении эмоций, потому якобы страдающий Бене кажется Эдмунду вполне счастливым» (22).
Тут я могу согласиться не со всеми утверждениями. Я не вижу у Голдинга никаких намеков на неискренность Бене по отношению к капитану Андерсону, но к этому я вернусь позже. То, что рассуждения Бене о любви к женщинам кажутся больше похожими «на красиво сыгранную роль героя-любовника, чем на истинные чувства», вполне понятно: исследователь чувствует, что Бене не испытывает к леди Сомерсет и миссис Преттимен тех чувств, которые влюбленные мужчины обычно испытывает к женщинам, поэтому считает Бене притворщиком. Но Бене не совсем притворщик: он никогда не утверждал, что его любовь к дамам — чувственное влечение. Однако кое в чем он все же притворялся, и в этом отношении очень интересна сцена, о которой исследователь пишет, что в ней «страдающий Бене кажется Эдмунду вполне счастливым».
Бене говорит Толботу о Девереле: «По крайней мере, я должен его благодарить за возможность избрать это печальное изгнание!» (23). Толбот поражен.
«— Но, мистер Бене... Простите меня. Изгнание! Вы кажетесь счастливым человеком! Ваше обычное поведение, даже само выражение вашего лица — оно солнечное, сэр!
Лейтенант Бене выглядел изумленным и возмущенным. Он опять натянул зюйдвестку.
— Вы шутите, мистер Толбот. Это я-то счастлив!
— Простите меня!
...Лицо мистера Бене было влажно, но от дождя или морских брызг, а не от слез. Золотые локоны бились о брови.» (23).

Примечания

Явные и скрытые гомоэротические мотивы в трилогии Уильяма Голдинга "На край земли"- 8

Смотрите также