"Ричарда II"-1

Хотела написать после The Hollow Crown: Richard II, но отвлеклась.
Сразу после "Ричарда II" с Беном Уишоу видела в каком-то англоязычном блоге рецензию, в которой промелькнуло не только удивление от того, что Ричард там гомосексуален, но и уверенность в том, что это какое-то новшество. Я удивилась, но потом подумала, что автор отзыва, наверное, впервые видит постановку этой пьесы, потому что в английском театре это традиционная трактовка образа Ричарда II, существующая, как я раньше думала, с 1929 года, с Джона Гилгуда.
1 Обычно пишут, что "долговременная традиция в сценической истории "Ричарда II", восходящая по меньшей мере к знаменитому гилгудовскому возрождению этой роли в 1929 году и, помимо этого, к замечанию Кольриджа о том, что этот образ воплощает "духовную женственность, которой всегда необходимо припадать к чей-то груди", поощряет актеров и режиссеров показывать заглавного героя как гея"(1). Этот историк театра называет исполнение Гилгудом роли Ричарда II "возрождением", потому что до начала 20 века эту хронику Шекспира редко ставили на сцене, а потом, хотя положение уже начало меняться, именно Гилгуд сделал эту пьесу по-настоящему популярной среди постановщиков (как об этом пишут в Википедии, "пьеса была умеренно популярна в начале 20-го века, но Джон Гилгуд, сыграв Ричарда в 1929 году в Олд Вик, произвел переворот в мировом театральном сознании..."(2)).
Причем я не думаю, что традиция играть Ричарда как гея (причем часто ярко выраженного, flamboyant) объясняется лишь впечатлением, произведенным трактовкой, предложенной Гилгудом, его сильной индивидуальностью, повлиявшей на дальнейшую судьбу этой роли. Мне кажется, Ричард в исполнении Гилгуда и не имел бы такого успеха, если бы не это понимание роли — заложенное, надо отметить, в самой пьесе, о чем я напишу дальше. Сейчас я хочу вернуться к концу 19 века — к концу викторианской эпохи, когда эта пьеса получила упоминавшуюся выше умеренную популярность. То, что она была редка в репертуаре театров до 19 века, объясняют иногда возможностью нежелательных политических аллюзий, но и в викторианские времена, когда подобные опасения отошли в прошлое, ее редко ставили на сцене. Это объясняют по-разному, в том числе и тем, что для викторианцев, привыкших к эвфемизмам и чтению между строк, в этой пьесе было слишком много того, что они воспринимали как намеки на гомосексуальность, даже и помимо почти прямого упоминания о ней в речи Болингброка, обвиняющего фаворитов короля в том, что они "короля на путь дурной толкнули":
Втянув его в свой мерзостный разврат,
Его вы от супруги оттолкнули,
Нарушили мир царственного ложа
И юной королевы красоту
Заставили от едких слез поблекнуть.
(перевод М.Донского)
"Возможно именно по этой причине "Ричарда II" редко ставили на сцене в 19 веке. Точно известно, что критики часто выражали моральное неодобрение в отношении Ричарда за то, что он отклоняется от стандартов мужественности. Популярность пьесы началась с постановки, продержавшейся на сцене почти тридцать лет, а впервые состоявшейся в 1896 году — главную роль в ней играл Фрэнк Бенсон, в отзывах о котором отмечали, что он подчеркивал "женоподобную" ("effeminate") сторону натуры Ричарда. Это не обязательно подразумевает гомосексуальность, но похоже на эвфемизм, помогающий избежать более прямого упоминания этой темы в те времена, когда в приличном обществе это считалось недопустимым" (3). Я согласна с мнением этого критика: в устах викторианцев "effeminate" действительно часто служило намеком на "особые склонности". И в любом случае, как пишет тот же автор, "по меньшей мере, это предполагало некоторую двусмысленность или открытость для интерпретаций, что соответствует неопределенностям в самом тексте"(3).
Если не считать процитированных выше слов Болингброка, в пьесе и впрямь нет таких откровенных упоминаний гомосексуальности, как в "Эдуарде II" Кристофера Марло. Эта пьеса появилась за три года до "Ричарда II", и исследователи обычно пишут о влиянии Марло на Шекспира: «"Ричард II" своей структурой напоминает "Эдуарда II" (1593) Марло. Подлинным достижением Марло является то, каким образом в его пьесе исторические события служат раскрытию слабой, но все же привлекательной личности. Шекспир позаимствовал и усовершенствовал формулу Марло в "Ричарде II"» (4).
Если в целом влияние Марло на Шекспира отрицать трудно, то предположение А.Азимова о том, что Шекспир ввел в свою пьесу гомосексуальные мотивы в подражание Марло и лишь для привлечения публики (5), кажется мне очень несправедливым. Может, о них и не стоило бы упоминать, если бы похожие мнения я не встречала и у других авторов. Вот и Чарльз Р. Форкер пишет, будто «ясно, что "Эдуард II" Марло почти наверное повлиял» (3) на гомоэротическую трактовку отношений Ричарда с фаворитами, потому что "нигде в известных нам источниках, которыми пользовался Шекспир"(3), нет для этого оснований. Уточнение Форкера насчет источников вызвано тем, что хронист Томас Уолсингем (6) считал гомосексуальными отношения Ричарда II с его фаворитом Робертом де Вером (умершим за 8 лет до свержения Ричарда с престола). О де Вере процитирую два отрывка из биографии Джеффри Чосера, написанной Джоном Гарднером: "Пожалуй, худшим в этой компании был юный любимец Ричарда Роберт де Вер, граф Оксфордский,— глуповатый хлыщ, которого Ричард возвышал и баловал, подобно тому как Эдуард II возвышал и баловал Гейвстона"; "Распространились странные слухи. Рассказывали, что, когда в Англию было доставлено тело бывшего королевского фаворита Роберта де Вера, Ричард велел открыть гроб и долго и внимательно вглядывался в лицо забальзамированного покойника, стискивая унизанные перстнями пальцы [Уолсингем пишет, что Ричард целовал руки покойного]. Душевная неуравновешенность короля Ричарда в конце 90-х годов придавала правдоподобие такого рода историям" (7). ("Бывшим фаворитом" де Вер назван потому, что ранее он был обвинен парламентом в измене и выслан. Надо уточнить, что хотя Роберт де Вер тут назван "юным любимцем" Ричарда (не знаю, как в оригинале), но он был старше Ричарда на пять лет).
Слухи о гомосексуальных склонностях Ричарда ходили не только в связи с де Вером, но в хрониках о других любимцах отзываются двусмысленно, а про де Вера Уолсингем пишет: "tantum afficiebatur eidem, tantum coluit et amavit eundum, non sine nota, prout fertur, familiaritatis obscoenae", т.е. "он [Ричард] был так к нему [де Веру] привязан, он так обожал и любил его, не исключая и позора, как говорят, непристойной близости" (8). Пусть в доступных Шекспиру письменных источниках не говорилось о подобных подозрениях, значит ли это, что он и слышать о них не мог?

2
Сходство можно найти не только между пьесами о Ричарде II и Эдуарде II, но и между историями этих королей. Приведу несколько отрывков из жизнеописания Чосера, написанного Джоном Гарднером, который считает, что судьба Эдуарда II "имеет ... самое прямое отношение к линии поведения Ричарда II": "Во время правления Эдуарда II (1307 — 1327) король и многие из наиболее могущественных его баронов ... часто враждовали — как будут враждовать в конце столетия Ричард II и его вассалы-бароны, и притом отчасти по тем же самым причинам. Но имелись и различия: тогда как Ричарда глубоко интересовала идея и государственная практика монархии (Джеффри Чосер разделял его интерес и высказывался в своих произведениях на эту тему), Эдуард II видел во всем этом одну докуку. ...он обладал атлетическим телосложением, большой физической силой и целым рядом более или менее привлекательных качеств. Эдуард II любил плавать, кататься на лодке, смотреть театральные представления, проводить время в компании менестрелей и простолюдинов (которым, по сообщениям враждебно настроенных летописцев, он рассказывал неприличные анекдоты), увлекался зодчеством и кораблестроением, по-видимому, писал стихи и, может быть, побуждаемый той самой религиозностью, которой будет придавать такое большое значение Ричард II, взял почитать из церкви Христа в Кентербери жития св. Ансельма и св. Фомы — и не вернул. Но при всех своих привлекательных чертах Эдуард II был слабым, бездарным политиком, человеком, который в силу своих гомосексуальных наклонностей всю жизнь фатально находился под влиянием того или иного обворожительного молодого человека";
"Вопреки мнению некоторых историков Эдуард II пользовался всеобщей любовью, когда, двадцатичетырехлетний, он только взошел на престол. Поразительно красивый, сильный, ловкий, отменно образованный принц вот уже несколько лет состоял в законном браке с Изабеллой, дочерью французского короля Филиппа IV, четыре раза участвовал под началом отца в походах на Шотландию и, как мог бы сказать Чосер, «себя вполне достойно он держал»";
"В средние века утвердилось мнение о гомосексуалистах как о людях надменных, мстительных, попирающих приличия, безжалостных и подлых, таких, как выведенный Чосером продавец папских индульгенций. Гомосексуализм считался «внешним признаком разложения души», еретическим нарушением первой заповеди бога: «плодитесь и размножайтесь». Может быть, под воздействием общего мнения карикатура оборачивалась реальным портретом, на что намекает Чосер в «Кентерберийских рассказах». Так или иначе, король [Эдуард II] до самой смерти выставлял напоказ свое пренебрежение к знати и к нуждам государственного управления, назначая и смещая должностных лиц не по политическим соображениям, а по собственной прихоти";
"Что до Ричарда, то при всех своих недостатках этот золотоволосый красавец был король. Порой чрезмерно властный (подобно восточному властителю, он любил, чтобы люди простирались перед ним ниц), он вместе с тем был щедрым покровителем, человеком, которого Джеффри Чосер мог легко понять и которому мог сочувствовать, даже если не во всем соглашался с проводимой Ричардом политикой";
"Храбрость, которую Ричард проявил перед лицом бунтующей толпы [во время восстания Уота Тайлера], сама по себе служит достаточным опровержением клеветнических утверждений, будто он был от природы трусом или тряпкой; однако удивительная готовность восставших следовать за ним, чрезвычайно лестная для его самомнения, вскружила ему голову. Казалось, один лишь он способен совладать с ними и лишь одному ему дано решать их судьбу. В Майл-Энде он видел, как толпа крестьян опустилась перед ним на колени с возгласом: «Здравствуй, король Ричард! Мы не хотим никакого другого короля, кроме тебя». Он помиловал их, как помиловал и на следующий день на Смитфилдской площади, и спас положение, когда его советники были бессильны. А потом эти же советники заставили его, словно он был не королем, а нашкодившим мальчишкой, униженно наблюдать, как в нарушение его обещаний судят и казнят людей, которых он обещал пощадить. Отныне он замкнется в себе и никогда не будет столь открытым. За этим унижением последовали другие: советы при короле контролировали каждое его мало-мальски важное решение, парламент выносил свой суд по каждому его политическому предложению и зачастую отвергал их. Его дед в пятнадцать лет самостоятельно вел войну; его отца в двадцать лет провозгласили самым блистательным воином во всей Европе. Ричард же стал действующим в одиночку интриганом, который, впрочем, умел подбирать и блестяще использовать лучших советников, какие только имелись в королевстве. Он стал фанатиком шахматной игры, проницательным искусствоведом (еще одно проявление его умственной самостоятельности), человеком, злопамятно вынашивавшим мстительные чувства и поражавшим современников тем, что, когда он в конце концов осуществлял свою месть, делал он это с большой умеренностью и сдержанностью. В первые годы общения Чосера с Ричардом как с королем в личности последнего получили развитие свойства классического неврастеника — но отнюдь не психопата, каковым считали его большинство историков. Его невротические свойства выражались как в той неистовой одержимости, с которой он занимался изучением истории, просиживая дни и ночи над старинными книгами, взвешивая, обдумывая, теоретизируя, так и в его чрезмерном преклонении перед памятью своего убитого прадеда Эдуарда II. Подобно своему кумиру, Ричард станет противником войны — что, конечно, было политически правильно. По совету друзей он выбрал в жены Анну Богемскую, связав себя с папой римским и политикой установления мира в Европе. В подражание Эдуарду II он будет с презрением отвергать вмешательство парламента в хозяйственные дела его двора, насаждать фаворитизм, увлекаться охотой. <...> ...Ричард действительно имел склонность к меланхолии, как называли в ту пору невротические расстройства. Эта меланхолия наиболее явственно обнаруживалась то в накатывавших на него время от времени бурных приступах гнева, то во вспышках слезливой чувствительности, казавшихся совершенно необъяснимыми, если только не предположить, что король пьян. Рассказы о его странностях, вероятно, сильно преувеличены, а в некоторых случаях, как это было доказано историками, от начала до конца вымышлены; они распространялись заговорщиками — сторонниками узурпатора Генриха IV — с целью опорочить Ричарда, изобразив его гомосексуалистом и неспособным правителем, как Эдуард II, и безнадежно помешанным, как королева Изабелла. Но в этих россказнях, вероятно, содержалась по меньшей мере крупица правды: Ричард, как видно, и впрямь был способен совершать необъяснимые поступки и впадать в припадки бешеного гнева";
"У него появилась привычка с горячностью одержимого разглагольствовать, публично и в частных беседах, о своем убиенном прадеде Эдуарде II, которого он стал считать — и из соображений политической выгоды, и из глубокой личной симпатии — святым, принявшим мученический венец. Ричард много лет имитировал стиль Эдуарда, каким он его себе представлял: фаворитизм, расточительно щедрые подарки, благочестие, пышные зрелища, соколиная охота, надменное презрение к вмешательству парламента в личные дела короля. Враги Ричарда с радостью использовали это пристрастие Ричарда против него же самого. Его умную и неоднократно разъяснявшуюся подданным политику мира они объявляли порождением лени и неспособности— таких же, как у Эдуарда II. Любовь Ричарда к искусству, его женитьбу на маленькой девочке, с которой исключалась супружеская жизнь, даже то, что он пользовался носовым платком, этим завезенным из Франции новшеством,— все это преподносилось распространителями враждебных слухов как доказательства того, что Ричард, как и Эдуард II, гомосексуалист. Ричард презрительно игнорировал эти слухи, настойчиво проводил те параллели, которые считал правомерными, и гнул свою линию, запугивая противников. Это была опасная идея, и король при всем его актерстве действовал достаточно сознательно, чтобы полностью отдавать себе отчет в возможных конечных последствиях избранного им курса на воспроизведение исторического прецедента: или он оправдает в глазах истории абсолютизм, заставив ее пересмотреть свою оценку Эдуарда II и перечеркнув своей собственной судьбой печальную судьбу Эдуарда, или трагедия Эдуарда неминуемо повторится еще раз. Он смело продолжал вести эту странную игру, но, может быть, только лишь перед самым ее концом по-настоящему понял, что может проиграть"(9).
Гарднер считает Ричарда, в отличие от Эдуарда, жертвой клеветы, особенно когда речь заходит о сексуальности. Другой автор в связи с пьесой более осторожно пишет: "Мой совет, который не принимает большинство режиссеров, сводится к тому, чтобы показывать гомосексуальность [Ричарда] двусмысленно. Предоставьте зрителям решать. Ни в истории, ни в пьесе нет неоспоримых доказательств того, что Ричард был геем. ... У нас есть все основания считать, что Ричард I (Ричард Львиное сердце) был геем, хотя Шекспир приписал ему внебрачного сына [странное замечание — почему бы Ричарду и не иметь внебрачного ребенка?], и мы точно знаем, что геем был Эдуард II, но в отношении Ричарда II окончательное решение не вынесено". Однако оснований считать, что Ричард был гомосексуален, на мой взгляд, во всяком случае не меньше, чем оснований считать обратное.
Будет окончание.

Примечания

"Ричарда II"-1

Смотрите также