[tes3m]

В начале романа Алехо Карпентьера «Век Просвещения» говорится, что любимой картиной одного из героев, Эстебана, было «большое полотно из Неаполя – работы неизвестного художника, – где в нарушение всех пластических законов было изображено апокалипсическое видение катастрофы. Называлась эта картина «Взрыв в кафедральном соборе», на ней была запечатлена взлетевшая на воздух, треснувшая на куски колоннада, однако колоннада эта сохраняла прежние очертания, казалось, она плавает в небе, грозя через миг стремительно упасть на землю, обрушив тяжелые глыбы камня на смертельно испуганных людей» (1). Картина описывается как «замершее землетрясение, немой ужас, символ конца света, точно дамоклов меч нависшего над самой головой» (1) и играет такую значительную роль в повествовании, что в честь нее роман получил название в английском переводе — Explosion in a Cathedral .
В конце романа есть еще одно описание той же картины: «Но Эстебан уже замер в глубоком волнении перед полотном неизвестного неаполитанского мастера – «Взрыв в кафедральном соборе». В нем, казалось, было заключено предвестие многих, теперь уже известных, событий, и молодой человек терялся, он не знал, как истолковать этот пророческий холст, нарушавший все законы пластики, чуждый всем художественным школам, холст, каким-то таинственным образом попавший в их дом. Если собор в соответствии с доктриной, которой Эстебана в свое время обучали, был символом – ковчегом и дарохранительницей – его собственного существа, то там, без сомнения, и в самом деле произошел взрыв, взрыв запоздалый и замедленный, разрушивший алтари, эмблемы и священные предметы, которым он прежде поклонялся. Если собор символизировал эпоху, то ужасающий взрыв и в самом деле потряс до основания все ее главные устои, и под грудой развалин были погребены те самые люди, которые, быть может, строили адскую машину. Если собор символизировал христианскую церковь, то, как заметил Эстебан, ряд массивных колонн неспроста уцелел, в то время как другая колоннада разлетелась на куски и ее обломки повисли над землей, точно апокалипсическое видение; оставшиеся невредимыми колонны как бы выражали собою прочность и незыблемость здания, которому предстояло вновь возродиться, когда минует пора разрушений и погаснут звезды, возвещавшие гибель старого» (1).
В примечаниях к русскому переводу, который я читала в юности, об этой картине ничего не говорилось, поэтому мне казалось, будто ее придумал сам Карпентьер (2). Сейчас я прочитала, что он подразумевал картину Монсу Дезидерио «Аса, царь Иудеи, разрушает идолов» (3).

«Карпентьер, вероятно, заинтересовался работами Монсу Дезидерио после 1935 г., когда этот художник был заново открыт одним французским историком искусств и стал считаться предтечей сюрреализма наряду с другими "причудливыми" художниками, вроде Арчимбольдо. ... В 1940-е и 1950-е наблюдалось возрождение интереса к Монсу Дезидерио... Феликс Слейс, врач и знаток искусства, диагностировал у Дезидерио шизофрению» (4). Как установили в то время, под именем "Монсу Дезидерио" были известны три разных художника, живших в Неаполе в начале 17 века. Имена двоих известны — Франсуа де Номе и Дидье Барра, лотарингцы из Меца, почти ровесники. Картина, которую упоминает Карпентьер, считается произведением Франсуа де Номе.

Мученичество святого Иоанна Богослова.

+3

Давид молится в храме.

Фантастические развалины со святым Августином и ребенком.

Саломее подносят голову Иоанна Крестителя.
Довольно много картин Монсу Дезидерио.

Примечания

1. Перевод Я. З. Лесюка.
2. Оказалось, я не одна так думала. То же пишет и Луи Паркинсон Самора, автор статьи "Магические руины/магический реализм: Алехо Карпентьер, Франсуа де Номе и Барокко Нового света" (в сборнике Poetics of the Americas: race, founding, and textuality, 1997, p.69.
3. Poetics of the Americas: race, founding, and textuality, 1997, p.69; Celestina's Brood: Continuities of the Baroque in Spanish and Latin American Literatures by Roberto González Echevarría, 1993, p.187.
4. Carpentier's Baroque fiction: returning Medusa's gaze by Steve Wakefield, 2004, p.159.