Известный альпинист Уинтроп Янг, в юности знавший Кейсмента, вспоминал, что тот «был мастер сплетать узоры из слов, чародей. Своим прекрасным мягким завораживающим голосом он воздвигал воздушные замки — небесные, идеальные, мерцающие замки. И пока он говорил, казалось, что все остальное не имеет значения. Но у него не было чувства юмора, абсолютно никакого» (1). Еще одна характеристика Кейсмента: «запутавшийся в политике, эмоционально неуравновешенный, слезливо сентиментальный, когда унывал, и абсурдно наивный, когда был в своей лучшей форме; зато исключительно благородный, необыкновенно отважный и наделенный простой человеческой мудростью, следствием его природной доброты» (2). Это уже пишет не его современник, а Морис Жиродиа, основатель «Олимпия Пресс», впервые издавший «Черные дневники» (в 1959 году), причем, по словам Гора Видала, "пишет о своем герое" (2). По этому вполне точному перечню достоинств и недостатков Кейсмента понятно, почему он был на своем месте, расследуя преступления в Конго и Перу, а вот заговорщиком оказался не самым лучшим (это я стараюсь мягко писать, а поставьте себя на место его сподвижников, узнавших, что два последних года все замыслы сэра Роджера становились известны британской разведке благодаря тому сомнительному молодому человеку, которого он ввел в их круг). читать дальше
После знакомства с Кристенсеном он стал неосторожен. В сравнении с тем, что Кейсмент не скрывал от Кристенсена деталей заговора, прочие проявления неосторожности с его стороны кажутся незначительными, но все же упомяну, что в гостиницах в Христиании (Осло), где Кейсмент останавливался под псевдонимам Лэнди, персонал подозревал их с Кристенсеном в сомнительных отношениях (в частности, из-за того, что Кристенсен не ночевал в своем номере, но также и из-за репутации Кристенсена — «содомита», который, по словам портье из отеля «Виктория», «когда бывал тут прежде с такими людьми, пытался потом их шантажировать» (3)), а главный портье «Гранд Отеля» Густав Адольф Олсен во время следствия после ареста Кейсмента показал, как однажды постучал в номер "Лэнди", «вошел, не дожидаясь ответа, и застал "Лэнди" и Кристенсена на кровати полураздетыми и в позе, наводящей на подозрения» (4). Годом раньше посланник Финдли писал коллеге, пересказывая явно ту же историю, но чуть иначе: «Моего информатора (уважаемого человека) попросили зайти в номер Лэнди (псевдоним Кейсмента), он согласился и обнаружил Кейсмента и Кристенсена сидящими на кровати Кейсмента и обнимающимися. Они не были раздеты, но природа их отношений была очевидна» (5). Биограф Даджен указывает на расхождение в версиях (хотя и считает его незначительным) — в одном случае «полураздеты», в другом «не были раздеты», но я тут не вижу противоречия. Финдли обратил внимание на то, что они не были голыми, и, видимо, посчитал, что неважно, полураздеты они были (т.е., видимо, просто без пиджаков) или полностью одеты. Тем более, что, как пишет сам Даджен, вряд ли необычно находиться в номере гостиницы полураздетым (5). Я не буду останавливаться на других свидетельствах такого рода против Кейсмента и Кристенсена, однако приведу слова матери Кристенсена: «Если Адлер с тех пор [после побега из дома в Америку в 16 лет] вступил в такие отношения с сэром Роджером Кейсментом, я убеждена, что Кейсмент его склонил к этому и разрушил его прежде чистую натуру. Когда он заезжал домой из Германии в ноябре-декабре 1914 г. и до января 1915 г., он ничего не сообщал об отношениях с Кейсментом» (6). Сам Адлер Кристенсен не скрывал, что у него был гомосексуальный опыт и до знакомства с Кейсментом. Кстати, в своих показаниях он так описал их первую встречу, произошедшую в Монтевидео, когда ему было восемнадцать: Кейсмент, «который был с визитом у немецкого посланника барона Норденфлехта [на самом деле, Норденфлихта] последовал за ним [Кристенсеном] в туалет, а затем они вместе пили в баре и очень подружились» (7). Кристенсен сказал также: «Я часто видел Кейсмента и он приходил ко мне в комнаты... [Он] подарил мне деньги и ювелирные изделия на сумму около 900 фунтов стерлингов»(7). Все это не упоминалось на суде и стало известно сравнительно недавно. Сам Кристенсон вообще на суде не присутствовал — его не пустили американские ирландцы-националисты из организации «Клан-на-Гаэль», боявшиеся, что он выдаст их секреты, «которые узнал от Роджера» (8), как писал в письме, перехваченном британской разведкой, их лидер Джон Девой, который после неудачи и ареста Кейсмента не упускал случая его обругать — из-за того, что тот не слушал его советов (например, агитировал ирландских пленных в Германии сражаться на стороне турок в Египете, хотя Девой предупреждал, что ирландцев это возмутит) и из-за Кристенсена, а когда стало известно о "Черных дневниках", заявил, что не сомневается в их подлинности (9).
Кейсмент проявил осторожность, лишь когда не взял Кристенсена с собой в лагерь для военнопленных в Лимбурге. Кейсмент написал в дневнике (обычном, не "Черном", таких он не вел в то время), что профессор Шиман (правительственный агент) «позвонил вечером, чтобы наговорить тревожащих фраз насчет бедного Адлера, это было неуместно и злобно. Бедный Адлер! Видит Бог, он достаточно плох и без этих профессиональных расследований. Словами не выразить, как я беспокоюсь... и как мне противно» (10). Позже он записал, что были «обвинения против него [Кристенсена] и его поведения, на которые ссылался Шиман и о которых Блюхер говорил, что они были в рапорте, присланном полицией в министерство иностранных дел» (11), и добавил: «Прошлым вечером я сказал об этом рапорте Адлеру — чтобы объяснить, почему я не могу взять его с собой в Лимбург и к "Ирландской бригаде"» (11).

Сэр Роджер Кейсмент (он тут единственный без головного убора и с бородой) на борту немецкой подводной лодки U-19, которая отвезла его в Ирландию (где его арестовали англичане). Апрель 1916.

Нью-Йорк. 1919 г. Стоят Гарри Боланд, Лайам Меллоус, Имон де Валера, Патрик Маккартан, Диармайд Линч. Сидит Джон Девой.
Примечания

Смотрите также