Как-то я писала, что не вижу ничего плохого в том, чтобы писать о людях прошлого правду, даже если она и нелестная. Ведь им уже не причинишь вреда. Мне возражали: для родственников актера, который в юности подрабатывал проституцией, читать правду о нем неприятно. Но я думаю, если ему самому правда никак уже повредить не может, пусть журналисты пишут. Лишь бы не врали.
Кроме того,мне нравится, как Монтень писал: " ... я поставил себе за правило безбоязненно говорить обо всем, чего не боюсь делать...
читать дальше Наихудший из моих поступков и наихудшее из моих качеств кажутся мне не столь мерзкими, как мерзко, по-моему и трусливо не сметь в них признаться. Всякий скромен в признаниях, так пусть же он будет скромен в поступках.... Кто обяжет себя говорить все без утайки, тот обяжет себя и не делать того, о чем необходимо молчать." Знаю, что с этим не все согласятся. Скажу больше, я сама, кажется, не уверена в том, что Монтень полностью прав.Но зная о том, что он действительно был откровенен, когда писал о себе, а вот историки не смогли добавить о нем ничего постыдного, я не могу так уж сильно переживать из-за тех, кто не стыдится делать то, в чем никогда не признается сам. А уж об их родственниках мне и не напоминайте. Мало, что ли, они сожгли писем и дневников?
"Существует ли прегрешение до такой степени мерзкое, чтобы это освобождало нас от нашего долга признаться в нем?" Монтень вспоминает, как некто спросил Фалеса, должен ли он торжественно отрицать, что предавался распутству. Фалес посоветовал дать эту ложную клятву, "чтобы скрыть больший порок при помощи меньшего". А вот для Монтеня ложь хуже распутства.( Увы, я не могу присоединиться к призыву полностью отказаться от лжи: как бы тогда возможна была политика? А представьте себе, что Шерлок Холмс, Ниро Вульф и Перри Мейсон должны были бы совсем отказаться от обмана. Много ли бы дел они раскрыли успешно? )
В связи с признаниями (правдивыми или не очень) Т.Э.Лоуренса об инциденте в Дераа, я вспомнила один случай, описанный Монтенем. Это как раз из той же главы, которую я цитирую. Монтень считает, что если человеку предоставляют выбрать между чем-то порочным и чем-то трудным, надо выбирать трудное. Ну, или потом быть готовым признаться в своей слабости.
"...Оригену было сказано: либо пусть переходит в язычество, либо допустит, чтобы от него вкусил плотское наслаждение огромный и отвратительный эфиоп, которого ему показали. Он принял первое из этих условий и, как утверждают, поступил дурно". Монтень так не думает: ведь признаваться в вероотступничестве не так стыдно, а промолчать тоже нельзя. Если выбрал эфиопа, не стыдись о нем рассказать.