" Странная, нищая рифма"

[tes3m]

С утра искала в сети совсем другое, но нечаянно нашла такое воспоминание Ларисы Миллер о Тарковском:
"Арсений Александрович никогда не держался мэтром, вел семинары весело и любил рассказывать, как однажды Мандельштам читал в его присутствии новые стихи:
Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа...
«Почему не Антуан?» – спросил Т. «Молодой человек! У Вас совсем нет слуха!», – в ужасе воскликнул Осип Эмильевич." (нашла тут)
Вспомнила, что читала эту историю в воспоминаниях С.Липкина - там она произошла именно с ним:
“— Осип Эмильевич, почему такая странная, нищая рифма: “обуян — Франсуа”? Почему не сделать “Антуан”, и все будет в порядке, и ничего не меняется?

— Меняется! Меняется! Боже... у него не только нет разума, у него нет и слуха! “Антуан-обуян”! Чушь! Осел на ухо наступил!

В самом деле, думаю я теперь, может быть, он слышал так, как не слышим мы, смертные, ему в данном случае важна была не школьная точность рифмы, а открытый, ничем не замкнутый звук в конце строфы — Франсуа”.
Объяснилось это просто:
"Тарковский много раз рассказывал другой эпизод, как он спросил Мандельштама, почему у него в одном стихотворении слово "обуян" рифмуется с "Франсуа", а не с "Антуан". На что Мандельштам в ужасе воскликнул: "Молодой человек! У вас совсем нет слуха!". И только много позже, уже после смерти Арсения Александровича, Семен Израилевич Липкин сказал мне, что это произошло с ним, а не с Тарковским. Арсений Александрович был веселым человеком и большим выдумщиком. Эта история ему так нравилась, что он рассказывал ее от первого лица. А перед Мандельштамом он преклонялся и написал о нем одно из лучших своих стихотворений .

— Тут у меня несколько "удивлений". Во-первых, все же рифма "обуян"-"Франсуа" — далеко не точная. Спрашивается: у кого нет слуха? Скорей всего, мэтру в этом случае просто не нужна была точная рифма, к тому же такая тривиальная."

отсюда
Тот, кто берет интервью у Л.Миллер, мог бы и не говорить, что "рифма "обуян"-"Франсуа" — далеко не точная". Можно думать, сам Мандельштам этого не понимал. (А замечание "Спрашивается: у кого нет слуха?" и комментировать не хочу.) Вот с тем, что ему "в этом случае просто не нужна была точная рифма, к тому же такая тривиальная", я согласна. Не знаю, как написать, чтобы вышло не смешно и не самодовольно ("вот и я думаю, как Мандельштам!"), но у меня и правда никогда не было сомнений, что сказано могло быть только так - “обуян — Франсуа”, а “Антуан” уничтожил бы всю строфу. Липкин в конце концов пришел к правильному пониманию: " в данном случае важна была не школьная точность рифмы, а открытый, ничем не замкнутый звук в конце строфы — Франсуа". Только я бы сказала, что школьная точность рифмы Мандельштаму была тут не "не важна", а совершенно не нужна. Не знаю, почему это кому-то кажется недостаточным объяснением и выдвигаются другие:
"Возможно, С.И.Липкин прав, и этот открытый звук в конце строфы был для Мандельштама ценен сам по себе. И все же недаром разгневанный (пусть и не так уж и всерьез разгневанный) Осип Эмильевич, обрушиваясь на своего юного оппонента, сперва поминает разум, а уж потом слух. Думаю, дело в том, что в 1931 году Мандельштам давно уже не рифмовал слова. Для него соотносились в качестве вариантов не Франсуа и Антуан, но парикмахер Франсуа и — парикмахер Антуан. В 1931 году даже таким молодым людям, каким был тогда Семен Липкин, еще помнилось, что под дореволюционными, а впоследствии нэповскими вывесками Жанов, Пьеров и Антуанов щелкали ножницами свои родимые Иваны, Петры и Антоны. Поэтому парикмахер Антуан в контексте времени был бы каким-то персонажем Ильфа и Петрова. То ли дело Франсуа — француз, черт, эдакий Фигаро... Ну да!

Как будто в корень голову шампунем

Мне вымыл парикмахер Франсуа...

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти “Женитьбу Фигаро”...

Мандельштамовские строчки всем своим звуком перекликаются, “рифмуются” с пушкинскими. Да и повод совпадает: как мысли черные к тебе придут и — довольно кукситься!

Эта звуковая отсылка к “Моцарту и Сальери” совсем по-новому высвечивает последующее держу пари, что я еще не умер".
отсюда
Все это хорошо и остроумно, но я уверена, что "этот открытый звук в конце строфы был для Мандельштама ценен сам по себе", а всё остальное уже не так важно. А вот это рассуждение мне совсем не понравилось. Я даже цитировать целиком его не хочу, дала ссылку. Тут пишут, что "Мандельштаму был нужен Франсуа и только Франсуа. Для него это имя, которое носил Вийон, его любимейший французский поэт, ассоциировалось с самой Францией, которая славна по всему свету своей парфюмерией."
upd  strega verde напомнила из мемуаров Одоевцевой:
"- А нельзя ли заменить аонид данаидами? Ведь ритмически подходит, и данаиды, вероятно, тоже рыдали, обезумев от усталости, наполняя бездонные бочки.
Но Мандельштам возмущенно машет на меня рукой:
- Нет. Невозможно. Данаиды звучит плоско.. нищий, низкий звук! Мне нужно это торжественное, это трагическое, рыдающее "ао"."
upd 2  Svengaly:
Там же аллитерация, постоянно повторяется "с" - "кукситься", "славным бесом" и даже прямо "су" - "засунем". Поэтому только "Франсуа", "Антуан" тут совершенно чужероден.