Помещаю этот пост тут, а не в сообществе, так как он кажется мне незаконченным. Но я должна была сделать эту запись из кусочков писем, переведенных мной просто для удовольствия, т.к. мысли об этой истории отвлекают меня от того, что я пытаюсь написать. В записи рассказывается о чувстве, которое, может, и недостойно называться любовью, но, по моему мнению, и с дружбой имеет не слишком много общего.
Все любовные письма
Смешны.
Не были бы любовными, если бы не были
Смешны.
Ф.Пессоа + (Перевод Б.Слуцкого)
I
В 1955 году Э.М. Форстер в радиопередаче, посвященной «Чеканке», сказал: «Я ничего не знаю о жизни, которая там описана. Конечно, я познакомился с военнослужащими — например, в Клаудс-Хилл, убежище Лоуренса, где я встретился с его друзьями, с которыми и до сих пор поддерживаю отношения. Но я всегда знал их вне службы, я никогда не видел их работающими, а тем более не работал вместе с ними. Я никогда не разделял с Лоуренсом никаких его испытаний, поэтому не могу их истолковывать, могу лишь строить о них догадки, и я не могу подтвердить истинность того, о чем он рассказывает. Говорит ли он правду? Он это делал не всегда. И он всегда будет сбивать с толку тех почтенных людей, которые воображают, будто говорить правду это то же самое, что быть искренним. Искренним он был, но он любил выдумки и розыгрыши, любил петлять, сбивая со следа, и рассыпал много словесной пыли, которая ставит в тупик серьезного исследователя.» (Перевод мой, как и в дальнейших цитатах)
«Для меня удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени - зависело от удовольствия, которое я получал от твоей золотисто-лазурной особы: и я у тебя в глубоком долгу за множество счастливых минут»(The BBC talks of E.M. Forster, 1929-1960: a selected edition. 2008, стр.437.Отсюда)
Форстер прав. "Чеканку" не следует воспринимать как точное описание жизни Лоуренса-Росса в ВВС. Это художественное произведение и, создавая его, Лоуренс писал не обо всем, что с ним происходило: он отбирал нужный ему материал, чтобы говорить не только от своего лица, но и от лица всех летчиков, которые, по его словам, «еще не научились говорить» (вспоминаются строки «улица корчится безъязыкая»). Он хотел показать, что, несмотря на свою славу, принадлежность к привилегированному сословию и образование, имеет на это право, потому что добровольно отказался от прежней жизни: «И вот я сбросил... все удобства и все, чем я владел, чтобы грубо погрузиться в общество грубых людей и найти себя на оставшиеся годы первозданной жизни» ("Чеканка", перевод FleetinG_). Отчасти это была правда — правда чувств — и она отразилась в книге, но писать биографию Лоуренса, опираясь только на эту книгу, нельзя.
Вот, к примеру, можно ли по "Чеканке" догадаться, что за два месяца до того, как Лоуренса выследили журналисты и он был удален из рядов ВВС, он познакомился там с человеком, которому чуть позже написал, что для него «удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени » зависело именно от этого человека. А ведь обычно, когда речь идет о Лоуренсе, принято уверять, что «первым делом, первым делом самолеты»— мол, технику он любил, а вот с людьми старался не сближаться. Это звучало бы убедительнее, не всплыви в свое время на аукционах письма к Робу Гаю и не описывай Лоуренс в письмах к Шарлотте Шоу других своих друзей из числа военнослужащих (перед ней он не пытался скрыть искреннюю привязанность к ним).Авторизированный биограф ТЭЛ Джереми Уилсон считает, что показывать их широкой публике не нужно, ибо она их может неправильно истолковать, а они на самом деле совершенно не важны. Одно письмо он, правда, процитировал, чтобы доказать, что Лоуренс вовсе не был влюблен в Гая, как думают «некоторые авторы, видевшие лишь маленькую часть сохранившийся переписки между Лоуренсом и Гаем». Правда, непонятно — если он считает, что прийти к такому мнению можно было, лишь прочитав маленькую часть сохранившийся переписки, а вся переписка тут же развеяла бы все подозрения, почему же он не знакомит нас с этой перепиской?
Единственное письмо, которое он разыскал как доказательство того, что Лоуренс не увлекался Гаем, на меня производит как раз противоположное впечатление.
Впрочем, не у меня одной. Найджел Николсон в рецензии на биографию Лоуренса, написанную Джереми Уилсоном (упоминала тут), пишет, что Уилсон «убедителен - кроме одного аспекта: секса. Г. Уилсону противно рассматривать этот аспект слишком внимательно. Когда он исследует отношения Лоуренса с юным арабом по имени Дахум, которому тот посвятил "Семь столпов мудрости" ("я любил тебя"), г. Уилсон говорит, что многие читатели будут введены в заблуждение и поверят "худшему." Почему же худшему? Потому что г.Уилсона шокирует даже предположение, что Лоуренс был гомосексуален. Кроме того, когда Лоуренс написал, что он день ото дня был "ближе к этому" с одним рядовым ВВС, г. Уилсон пишет, что это не являлось доказательством гомосексуальных отношений, когда ясно, что являлось — по крайней мере, в сфере чувств.»(2.)
Роберт Гай (3.) был очень красивым («красивым, как греческий бог», по отзыву друга Лоуренса, Джока Чамберса, "ангельски красивым", хотя и с vile Birmingham accent , по отзыву Лоуренса), белокурым и голубоглазым, но более ничем не примечательным, парнем, не блиставшим ни умом, ни особыми доблестями, не любившим читать, к тому же явно интересовавшимся лишь деньгами и связями Лоуренса. Это последнее обстоятельство мешает Уилсону объявить отношения Гая с Лоуренсом настоящей большой дружбой, поэтому он пишет, что Гай был просто попрошайка и вымогатель ( sponger — Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia, The Authorised Biography (London, Heinemann, 1989) стр 1128 ), а Лоуренс давал ему деньги и подарки исключительно по склонности помогать нуждающимся.
Вот, например, Лоуренс, пишет Уилсон, по доброте душевной подарил Гаю одежду, а нехороший писатель Десмонд Стюарт увидел в этом акте чистой благотворительности что-то не то. Но Уилсон почему-то не пишет, что это была за одежда, а Десмонд Стюарт как раз сообщает, что 31 марта 1923 Лоуренс отослал портному на Сэвил Роу чек за сшитое для Гая пальто за 16 фунтов 1 шиллинг (1 фунт стерлингов = 20 шиллингов), и два голубых кашемировых костюма (для него и для себя) за 33 фунта 8 шиллингов оба. Итак, один костюм стоит почти 17 фунтов, значит, костюм и пальто для Гая обошлись больше чем в 33 фунта. Жалованье Лоуренса в Бовингтоне было 51 фунт в год, а вернувшись в ВВС и служа в Индии, он получал 60 фунтов. Исходя из этого, можно представить и жалованье Гая, рядового ВВС.(Стоимость костюмов я узнала из книги Десмонда Стюарта T. E. Lawrence by Desmond Stewart - 1977- Стр. 276:«A 'Drab Cheviot overcoat for RAM Guy, Esqr' cost £16.1.0; the bill also included two suits of blue Cashmere, one for Lawrence himself, the other for Guy», а размеры жалованья Лоуренса из T.E. Lawrence: biography of a broken hero by Harold Orlans, 2002)
Видимо, то, что речь идет об очень дорогой одежде, не мешает самому Уилсону считать, что Лоуренс просто вот так вот оригинально помогал первым встречным "попрошайкам", но от читателей он такой доверчивости не ждет.
Уилсон уверяет читателей, что отношения Лоуренса с Гаем неправильно поняли по трем причинам: из-за красоты Гая, из-за одного письма и из-за ласковых обращений в письмах: 'My rabbit', 'Dear Rabbit', 'Dear & poor miserable old thing', 'Dear Poppet', Poppet of poppets' и т.д.(rabbit -кролик; Poppet - крошка, малютка, душка, милашка). Да, только три причины, пишет Уилсон, делая вид, что других не существует, хотя противники Уилсона ссылаются и на другие письма, и на подарки, да и то, о чем упоминает Уилсон, понимают совсем не так примитивно, как он хочет показать. Уилсон опровергает только наличие гомосексуальной связи между Лоуренсом и Гаем, но ведь некоторые его оппоненты и не утверждают, что она была, а пишут просто о влюбленности Лоуренса, о сильном, хотя и не очень долгом увлечении.
Но рассмотрим те подробности, о которых Уилсон упоминает. Ричард Ф. Кроуфорд написал, что Уилсон, уверяя (хотя и не приводя никаких доказательств), будто Кролик и Милашка это просто армейские прозвища, не берется, однако, рассуждать о том, как Роб такие прозвища получил. Меня этот вопрос как раз не волнует. Ну, получил и получил. Не всем же прозываться Крутыми Джеками?
Однако Лоуренсу эти прозвища нравились, он ли их придумал или не он. Если Кролик и было прозвищем, которым Гая звали многие, "мой кролик" — обращение, которое показывает привязанность Лоуренса к нему .
Но надо сказать немного рассказать о положении Лоуренса в танковом корпусе в то время, как он писал Гаю. М.Ярдли пишет: «Лоуренс прибыл в Бовингтон не один. Он привез с собой большой и дорогой мотоцикл и молодого (восемнадцатилетнего) шотландца— Джона Брюса» (T.E. Lawrence: a biography by Michael Yardley - 2000 стр.187)
Сперва Лоуренсу армия после ВВС показалась ужасной. Прибыв в танковый корпус в феврале, всю весну он писал Лайонелу Кертису горестные письма о том, как его угнетает поглощенность людей в казарме животной похотью. Гаю он жаловался: "Народ тут болтает большей частью о дырках! А остальное время о яйцах."(4.)
21 марта 1923
Лоуренс пишет о том, что отпуска у него, кажется, не будет. "Жалею об этом лишь потому, кролик,что провести летний отпуск в Оксфорде, возможно, было бы удовольствием для тебя. Здесь нет кроликов (даже ненастоящих), и приятно было бы вновь увидеть твою странную, но приятную мордочку".(5)
Брюс вспоминал, что среди солдат было много пьющих и агрессивных: «Они не знали, кто такой Лоуренс на самом деле, но было очевидно, что некоторые из парней в казарме хотят с ним подружиться, и это могло привести к неприятностям. Была лишь горстка достойных его компании, и мы остановились на двоих: рядовых Расселе и Палмере. Рассел был славным парнем, крепким и сильным, и, судя по виду, мог постоять за себя в случае необходимости. По этой причине я его и выбрал. Лоуренс выбрал Палмера. Это был парень посубтильнее, без мускулов, казавшийся довольно начитанным.» (6).
8 июля 1923 года Лоуренс писал Гаю: «Лучше бы я умер. ... Народ тут думает, что я задаюсь и с меня надо сбить спесь. В результате я невыносимо высокомерен. Жаль, что в лагере нет некоего Кролика, чтобы унять мою болезненную чувствительность. Из-за этого у тебя бы тут была собачья жизнь.»(7.)
Брюс защищал Лоуренса от хулиганов и вымогателей, несколько раз ему пришлось даже подраться. Однако не всё в танковом корпусе было плохо. Художнику Кеннингтону Лоуренс написал в июне: "Армия омерзительна, Дорсетшир прекрасен, работа очень легкая. Думаю, я смогу выдержать."(8) Работа действительно была легкой. Даже Лиддел Харт в своей апологетической биографии, написанной при жизни Лоуренса, признавал это: "он был назначен на склад, где его работа заключалась в пригонке обмундирования. В целом это являлось легкой и хорошо оплачиваемой работой и давало преимущество уединения, которое позволяло ему проводить по вечерам работу по окончательному пересмотру «Семи столпов мудрости»."(9). Непосредственным начальником Лоуренса на складе был рядовой Палмер.
В конце мая Лоуренс взялся за перевод французского романа "Лесной гигант" и работал над ним все лето.
В сентябре, поздравляя Гая с днем рожденья, Лоуренс отсылает ему гонорар, полученный за перевод, и пишет, что этот перевод "был сделан ради тебя, потому что я мечтал послать тебе на день рожденья какой-нибудь скромный подарок. Для меня удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени - зависело от удовольствия, которое я получал от твоей золотисто-лазурной особы: и я у тебя в глубоком долгу за множество счастливых минут. ... Я работал над переводом меньше месяца, так что это не большой подарок... Жаль, что мы не смогли встретиться снова.(10).
Лоуренс не только гонорар за месяц работы именует скромным подарком, он и про дорогую одежду написал так: "Я послал тебе твои тряпки" ("I've posted your rags to you today...). И вот на что я хочу обратить внимание: Уилсон пишет, что Гая сочли объектом увлечения Лоуренса только из-за красивой внешности парня. А не потому ли, что эту внешность превозносит сам Лоуренс? Не потому ли, что Лоуренс в письме к самому Гаю не упоминает ни о каких других его качествах, кроме внешности? Кстати, если посчитать это письмо самым обычным дружеским письмом, которое один мужчина может запросто написать другому, все равно странной кажется мысль посылать другу деньги в благодарность за «many happy times».
Декабрь 1923. Лоуренс пишет письмо, которое Уилсон считает доказательством того, что никакой влюбленности никогда не было. Лоуренс ведь прощается.
«Когда я сказал, что это последнее (письмо) я имел в виду, что мы снова расстаемся на огромный срок. Письма не помогают, случайные встречи тоже: над ними висит тень близкого конца— и веселье от этого вымученное, а разговоры дурацкие. Ты и я — мы так не подходим друг другу, что требовался такой медленный, и щадящий, и постоянный процесс, как совместное проживание в бараке, чтобы уютно свести нас вместе.
Люди еще не друзья, пока не сказали друг другу всё, что могли, и не способны сидеть вместе, на работе или на отдыхе, долгими часами, не разговаривая.
Мы никогда не достигали этого в полной мере, но были все ближе день ото дня... а с тех пор, как умер С.А., я не ощущал риска, что такое случится.»(11.).
Я многое могу понять, но не понимаю, как можно цитировать такое письмо в доказательство того, что Гай для Лоуренса никогда ничего не значил. Кого еще Лоуренс сравнивал с Дахумом, своей первой и единственной любовью, по мнению многих исследователей?
Кроме того, сам Уилсон перед этим письмом, в пояснение к нему, пишет, что, мол, Гай не хотел расставаться с Лоуренсом, потому что собрался жениться и надеялся, что Лоуренс будет продолжать помогать им с женой деньгами (Лоуренс уже подарил им "скромную сумму"). А когда Лоуренс с ним "решительно попрощался" (слова Уилсона), написал протестующее письмо.
Гай и после этого продолжал иногда приезжать к Лоуренсу, у которого теперь был свой дом - Клаудс Хилл, и получать от него деньги. Но большого места в сознании Лоуренса он уже не занимал. Однако без привязанностей тот жить, по-моему, просто не мог, сколько бы ни говорили о том, что «Лоуренс любил больше технику, чем людей.»
1.(The BBC talks of E.M. Forster, 1929-1960: a selected edition. 2008, стр.437.Отсюда)
2.«convincing - except in one aspect: sex. Mr. Wilson finds it disagreeable to investigate this too closely. When he examines Lawrence's relationship with an Arab youth, Dahoum, to whom he dedicated ''Seven Pillars'' (''I loved you''), Mr. Wilson says many readers will have been led astray to believe ''the worst.'' Why the worst? Because Mr. Wilson is shocked by the very suggestion that Lawrence was gay. Again, when Lawrence wrote that he was ''nearer it daily'' with a fellow R.A.F. aircraftman, Mr. Wilson writes that this was no proof of a homosexual relationship, when clearly there was one, at least emotionally».
3.Тут говорится, что инициалы Гая значат Роберт Остин Марстон (будто бы сообщил его родственник):
...a guy in the army named R.A.M. Guy. I still bet farm and family that they made the name up, I mean COME ON, what are the odds. EK received mail from a person who says RAM Guy was their relative. R.A.M. stands for Robert Austen Marston, as Marston was Guy's mother's maiden name, so the email explains. Looks like I lost farm and family.
4.The crowd talk a great deal of twats! and the rest of the time about ballocks.( цитирует Мэк в A prince of our disorder: the life of T. E. Lawrence by John E. Mack 1998, стр.342
5.Thanks be to God that I require no leave. Only, rabbit, I'm sorry, since that summer holiday in Oxford would have been perhaps a pleasure to you. There are no rabbits here (or at least no imitation ones) and it would give me contentment to see your queer but jolly face again..."
6.They didn't know who Lawrence was, but it was obvious some of the chaps in the hut wanted to pal up with him, and this could have led to trouble. There was only about a handful of them fit to be in his company, and we arrived at a short list of two: Privates Russell and Palmer. Russell was a nice fellow, thick-set and strong, and looked as though he could use himself if need be. He was my choice for that reason. Palmer was Lawrence's choice. He was a gentler kind of chap, without brawn, and seemed to have read a little.
7.I wish I was dead. ... the crowd here think I'm uppish & must be brought down. Consequence I swank intolerably. I wish there was a Rabbit in camp to take off the edge of my soreness upon. You'd have a dog's life of it here.
8.A touch of genius: the life of T.E. Lawrence by Malcolm Brown, Julia Cave, 1988,Стр. 177
9. militera.lib.ru/bio/liddel-hart2/19.html
10.was done on your account, for I had the ambition to send you a trifle for your birthday. My pleasure in the RAF was partly, largely, due to the pleasure I got from your blue & yellow self: and I owe you a deep debt for many happy times. ... I made it in less than a month, so that it is no great gift... I wish we could meet again.
11.Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia, The Authorised Biography (London, Heinemann, 1989) стр. 704
Письма Лоуренса к Гаю цитируются по изданиям Jeremy Wilson, Lawrence of Arabia, The Authorised Biography (London, Heinemann, 1989), стр.704; T.E. Lawrence: biography of a broken hero by Harold Orlans, 2002, стр.175-176; и по описаниям с аукциона Кристи(1.; 2.)
Тут есть и продолжение.
Т.Э.Лоуренс и Роб Гай.
Помещаю этот пост тут, а не в сообществе, так как он кажется мне незаконченным. Но я должна была сделать эту запись из кусочков писем, переведенных мной просто для удовольствия, т.к. мысли об этой истории отвлекают меня от того, что я пытаюсь написать. В записи рассказывается о чувстве, которое, может, и недостойно называться любовью, но, по моему мнению, и с дружбой имеет не слишком много общего.
Все любовные письма
Смешны.
Не были бы любовными, если бы не были
Смешны.
Ф.Пессоа +
I
В 1955 году Э.М. Форстер в радиопередаче, посвященной «Чеканке», сказал: «Я ничего не знаю о жизни, которая там описана. Конечно, я познакомился с военнослужащими — например, в Клаудс-Хилл, убежище Лоуренса, где я встретился с его друзьями, с которыми и до сих пор поддерживаю отношения. Но я всегда знал их вне службы, я никогда не видел их работающими, а тем более не работал вместе с ними. Я никогда не разделял с Лоуренсом никаких его испытаний, поэтому не могу их истолковывать, могу лишь строить о них догадки, и я не могу подтвердить истинность того, о чем он рассказывает. Говорит ли он правду? Он это делал не всегда. И он всегда будет сбивать с толку тех почтенных людей, которые воображают, будто говорить правду это то же самое, что быть искренним. Искренним он был, но он любил выдумки и розыгрыши, любил петлять, сбивая со следа, и рассыпал много словесной пыли, которая ставит в тупик серьезного исследователя.» (Перевод мой, как и в дальнейших цитатах)
«Для меня удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени - зависело от удовольствия, которое я получал от твоей золотисто-лазурной особы: и я у тебя в глубоком долгу за множество счастливых минут»
Тут есть и продолжение.
Все любовные письма
Смешны.
Не были бы любовными, если бы не были
Смешны.
Ф.Пессоа +
I
В 1955 году Э.М. Форстер в радиопередаче, посвященной «Чеканке», сказал: «Я ничего не знаю о жизни, которая там описана. Конечно, я познакомился с военнослужащими — например, в Клаудс-Хилл, убежище Лоуренса, где я встретился с его друзьями, с которыми и до сих пор поддерживаю отношения. Но я всегда знал их вне службы, я никогда не видел их работающими, а тем более не работал вместе с ними. Я никогда не разделял с Лоуренсом никаких его испытаний, поэтому не могу их истолковывать, могу лишь строить о них догадки, и я не могу подтвердить истинность того, о чем он рассказывает. Говорит ли он правду? Он это делал не всегда. И он всегда будет сбивать с толку тех почтенных людей, которые воображают, будто говорить правду это то же самое, что быть искренним. Искренним он был, но он любил выдумки и розыгрыши, любил петлять, сбивая со следа, и рассыпал много словесной пыли, которая ставит в тупик серьезного исследователя.» (Перевод мой, как и в дальнейших цитатах)
«Для меня удовольствие быть в рядах ВВС отчасти - и в значительной степени - зависело от удовольствия, которое я получал от твоей золотисто-лазурной особы: и я у тебя в глубоком долгу за множество счастливых минут»
Тут есть и продолжение.