Эти записи опираются, помимо текста Голдинга, на исследования литературоведов, в основном англоязычных. Источники указаны в примечаниях.
О первом лейтенанте Чарльзе Саммерсе (продолжение).
Как я уже писала, только после завершения трилогии критики заподозрили, что он был влюблен в Эдмунда Толбота. Пожалуй, предположить это можно было уже после второго романа, но никак не после первого, о котором в основном и шла речь в моих предыдущих записях. Кстати, после первого романа Джон Хаффенден взял у Голдинга интервью, в котором заговорил, в частности, о Саммерсе.
"Хаффенден: Можете ли вы вспомнить, на каком этапе вы ввели в роман образ Саммерса, выступающего в качестве защитника человеческих ценностей и здравомыслия?
Голдинг: На самом деле, в "Ритуалах плавания" есть три загадочных персонажа, не объясненных до конца. Саммерс наиболее близок к тому, чтобы быть объясненным, но в некотором отношении, думаю, нужна еще одна книга, чтобы его объяснить... В первой версии он был гораздо больше похож на святого, но я подумал, что это смешно, и потому умалил его до того, кто мог быть оскорблен и кто мог обнаружить, что его социальное положение — фактор, чрезвычайно задевающий его личность." (1)
читать дальше Заметно, что в своем ответе Голдинг, в трилогии которого нет ни шаблонных злодеев, ни святых, спорит с односторонним описанием Саммерса лишь как "защитника человеческих ценностей" и напоминает о присущих тому слабостях, заметных уже в "Ритуалах плавания" и более полно раскрытых в последующих двух книгах. Хотя в фильме, в сравнении с книгой, Саммерс выглядит почти лишенным недостатков, но даже там заметно, что он не чужд зависти и ревности и потому не беспристрастен, оценивая план лейтенанта Бене по починке мачты и предупреждая Толбота, что тот вредит своей репутации дружбой с вольнодумцем Преттименом.
Сравнивая Саммерса и Толбота в книге и в фильме, надо иметь в виду, что в книге они моложе. Бенедикт Камбербэтч, конечно, не выглядит на свои 29 лет, но Толботу в романе, как можно догадаться, вообще лет 18-19, если не 17. Впрочем, он выглядит старше (видимо, благодаря высокому росту и умению держаться не по возрасту солидно (2)). Джейми Сайвсу, играющему Саммерса, на вид никак не меньше его 32-х лет, а в романе Толбот пишет, что Саммерс "хорошо сложенный молодой человек в мундире, на два или три года старше меня" ("a well-built young man in uniform and two or three years my senior").
Саммерс начал общаться с Толботом по долгу службы, приходя к нему с поручениями от капитана, и постепенно привязался к молодому аристократу и увлекся им, как станет понятно дальше (понятно "читателям, но не самому Толботу", как писал Джон Кэри (3)). Возможно, Саммерс удержался бы от более тесной дружбы с человеком, бросившим вызов капитану Андерсону, ведь, как пишет Толбот в начале второго романа, "приходится признать: Саммерс - хотя он и хороший человек, и отличный моряк, - не желает ни в чем противоречить капитану", но потом Саммерсу показалось, что Толбот недвусмысленно пообещал ему свое покровительство, и для человека, беспокоящегося о "своей драгоценной карьере"(4), это решило все. Толбот в свою очередь был польщен дружбой первого лейтенанта, второго по значимости человека на корабле. Как нам кажется, уже в конце первого романа Голдинг начинает намекать на то, что Саммерса притягивает к главному герою не только дружеская симпатия или забота о карьере. После того, как пропал слуга Виллер, Толбот записал в дневнике: "Мне будет недоставать его — вряд ли можно надеяться, что Филлипс [другой слуга] окажется столь же услужлив. Да вот только недавно самому пришлось стаскивать сапоги, хорошо еще Саммерс как раз зашел ко мне в каюту, помог по доброте душевной"(4). Избалованный близкими Толбот не видит в этом ничего необычного, но Саммерс, болезненно воспринимающий свое положение выходца из низов и стремящийся утвердиться в качестве "офицера и джентльмена", вряд ли стал бы стаскивать сапоги с другого джентльмена, если бы тот не занимал совершенно особого места в его жизни.
В начале второго романа Саммерс и Толбот уже зовут друг друга по имени и прогуливаются вдвоем: "Насколько я мог заметить, единственное время, когда Саммерс отдыхает - в течение одного часа перед полуднем, приблизительно с одиннадцати до двенадцати; он обходит палубу с видом человека, совершающего моцион. Некоторые из пассажиров следуют его примеру, и я рад сообщить, что Чарльз обычно выбирает в спутники для прогулок меня! Это вошло в привычку. Мы прогуливаемся взад-вперед на шкафуте по левому борту, а мистер Преттимен и его невеста мисс Грэнхем делают то же самое по правому борту. По молчаливому согласию мы ходим не все вчетвером, а парами. Таким образом, когда они разворачиваются у бака, отправляясь в обратный путь, мы разворачиваемся у входа на ют"(5).
Тем временем в романе, вопреки словам Толбота о том, что в его повествовании нет приключений — "ни штормов, ни кораблекрушений", "ни вида и ни звука неприятеля", "ни геройства" (5), начинается череда событий, которую вполне можно назвать приключениями (какими они могут быть в не приключенческом романе). Корабль попадает в шторм и, из-за беспечности Девереля, бросившего вахту, теряет возможность пользоваться двумя мачтами из трех. Толбот проявляет себя с лучшей стороны: "Капитан Андерсон, бросив заводить на кофель-нагель какой-то конец, очертя голову ринулся к другому тросу и повис на нем… Я подобрался к нему и тоже вцепился в трос. Под нашим двойным усилием трос подался..." (5). В результате Толбот получил сильный удар канатом по голове, но, похоже, что мнение капитана о нем с этого времени начитает меняться к лучшему. Сам Андерсон, которого Толбот прежде считал всего лишь "мелким тираном", оказывается очень хорошим капитаном: "Мне было слышно, словно издалека, как капитан Андерсон непрерывным потоком выдавал приказания. Никогда прежде я не понимал его так плохо и не думал о нем так хорошо. В голосе его звучали спокойствие и уверенность"(5).
читать дальше Затем корабль, на котором плывет Толбот, встречается с другим кораблем — из-за необычного для английского корабля цвета парусов команда и пассажиры некоторое время принимают его за французский и ожидают схватки, но корабль оказывается английским фрегатом под названием "Альциона". Капитана "Альционы", сэра Генри Сомерсета, сопровождают жена и ее воспитанница Мэрион Чамли. Толбот влюбляется в эту девушку, танцует с ней на балу, но затем их корабли расходятся в разные стороны, причем Толбот в это время лежит без сознания — сказалась контузия. Пришедший в себя после болезни Толбот узнает, что капитан обменял дерзкого и грубо нарушавшего дисциплину Девереля на лейтенанта с "Альционы", о котором шепчутся, что он впал в немилость у капитана Сомерсета, потому что ухаживал за его женой.
Этот лейтенант, сын французских эмигрантов, принявших в Англии фамилию Бене (ударение на последнем слоге), очень красив (в экранизации, к сожалению, его играет актер с куда более заурядной внешностью). Вот каким предстает Бене перед Толботом во время их первой встречи: "Он стянул зюйдвестку, рассыпав больше золотых локонов, чем пристало иметь мужчине. Он был меньше меня ростом. Впрочем, это можно сказать о многих. Он очень жизнерадостно мне улыбнулся, когда мимо нас выстрелило залпом брызг. Я мгновенно отметил голубые глаза, розовые щеки и алые губы, такие нежные, словно их пощадил суровый ветер и не коснулся ни единый луч тропического солнца" (6).
Толбота тянет поговорить с Бене — во-первых, тот единственный, кто знает Мэрион и кого можно о ней расспросить, во-вторых, Толбот хочет увериться, что Мэрион не была очарована этим писаным красавцем, в-третьих, как заподозрили некоторые критики, не исключено, что им был неосознанно очарован сам Толбот, подчеркивающий во внешности Бене женственные черты ("больше золотых локонов, чем пристало иметь мужчине", "лицо, как у девушки"(7)) и ухитрившийся на протяжении половины трилогии (Бене появляется в середине второй книги) 15 раз упомянуть его прекрасные волосы, 3 раза — прекрасный цвет лица, два раза назвать Адонисом (8) и еще много раз прямо или косвенно упомянуть о его привлекательности (в том числе и о его юношеской живости и легкости движений: Бене, спускаясь со сходней, по словам Толбота, двигался так, "словно являлся истинным воплощением этого ясного неба, ветра и моря"(9)).
Однако, если Толбота и притягивает красота Бене, то на подсознательном уровне, а сознательно Толбот влюблен в Мэрион Чамли, причем влюблен романтически — "с первого взгляда", возвышенно, мечтая соединить с ней судьбу, хотя знает о ней в сущности совсем мало. Но он еще не поделился своими переживаниями с Саммерсом, а тот, если и заметил, что Толботу понравилась Мэрион, вряд ли придал этому серьезное значение — она плывет в Индию, Толбот в Австралию, она бесприданница, а когда Саммерс расспрашивал Толбота о его планах на будущее, в том числе и в личной жизни, тот сказал, что "будет жить, как все живут"(5) женится лет через десять на богатой и красивой юной девушке из хорошей семьи, а пока вовсе не намерен "изображать Ромео с какой-нибудь Джульеттой"(5). Таким образом, видя, как Толбот постоянно разыскивает Бене и заводит с ним разговоры, Саммерс не может объяснить это тем, что Бене для его друга — единственное связующее звено с любимой девушкой, ему начинает казаться, что Бене занял его, Саммерса, место в жизни Толбота, а поскольку Бене с первой же встречи понравился и нелюдимому капитану Андерсону, и тот стал прислушиваться к его мнению больше, чем к мнению своего первого помощника, немудрено, что Саммерс почувствовал себя потерявшим все, чем дорожил, и обвинил в этом нового лейтенанта.
Толбот, как обычно, записывает происходящее, но не понимает его смысла. Когда он в очередной раз отвлекает Бене от несения службы разговорами (причем лейтенант два раза просит Толбота уйти, так как тот забрел туда, где пассажиры находиться не должны), Саммерс не выдерживает и, пользуясь своим положением старшего офицера, одергивает Бене (хотя тот явно ни в чем не виноват): "Мистер Бене! Когда вы закончите разговаривать, будьте так добры вернуться к своим обязанностям. Мы вас ждем"(10).
Чуть позже, когда начинается шторм, Толбот, видя Саммерса, хватает его за руку и называет по имени.
"— Чарльз, я должен поговорить с тобой...
— Эдмунд! Мистер Толбот!
— Ребенок Пайков ... Нельсон...
— Мистер Толбот, это выходит за всякие рамки! Вернитесь в свою каюту или я буду вынужден вас туда отправить!
— Чарльз!
Он решительно освободил свою руку и демонстративно начал отдавать приказы" (11).
Эту подчеркнутую строгость, переход на официальное обращение по фамилии нельзя объяснить только серьезностью обстановки: раньше Саммерс так с Толботом не разговаривал даже в минуты опасности.
читать дальше Затем на глазах у Толбота стреляется слуга (он прежде тонул, был спасен, и теперь, ожидая, что корабль потонет, предпочел умереть иначе). Толбот теряет сознание, приходит в себя в пассажирском салоне, за ним ухаживают дамы. Появляется Саммерс, расспрашивает о случившемся, и Толбот замечает на его лице "выражение явной неприязни". Потом Саммерс ведет Толбота в кают-компанию для лейтенантов (помещение с множеством спальных комнат, выходящих в одну гостиную) и показывает спальную комнату, которую тот будет занимать, пока его старую каюту не приведут в порядок. Не удержалась, перевела весь отрывок, он показался мне и смешным, и трогательным.
"— Это для меня?
— На некоторое время.
— Она маленькая.
— Чего же вы ждали, мистер Толбот? Она была достаточно хороша для вашего друга мистера Девереля, а теперь достаточно хороша для вашего нового друга, мистера Бене. Она предназначена, сэр, для простого лейтенанта — какого-нибудь бедняка без перспектив, без надежд, предназначена, возможно, для человека, изгнанного с его законного места каким-то, каким-то...
— Дорогой мой мистер Саммерс!
— Не протестуйте, сэр. По крайней мере, я могу сказать то, что считаю нужным — теперь вы нашли нового друга для вашего покровительства!
— Моего — чего?
— Покровительства, которое вы когда-то пообещали мне, но сейчас лишили, как ясно из этого...
— Да что же это! Тут какая-то ужасная ошибка. Я никогда не обещал вам моего покровительства, потому что мне нечем одарять!
Первый лейтенант коротко и зло рассмеялся.
— Понимаю. Что ж, этот способ покончить с делом не хуже, чем любой другой. Итак, теперь он владеет всем.
Бортовая качка чуть не швырнула меня через всю кают-компанию, но я схватился за дверь и крепко вцепился в дверную ручку.
— Кто владеет всем?
— Мистер Бене.
— Вы говорите загадками. Какое отношение имеет к нам мистер Бене? И почему вы вдруг решили, что я запросто могу подарить корабль или пост?
— Вы не помните? Или нашли более удобным об этом забыть?
— Думаю, вам надо лучше объяснить. Что я такого сказал, что вы поняли как обещание?
— Коль скоро вы эти слова забыли, для меня было бы бесчестьем их повторять.
— Раз и навсегда, пока у меня не взорвались мозги... Нет, не так! Вы не объясните мне раз и навсегда, что, по вашему мнению, я сказал?
— Это было в вашей старой каюте, когда мы были озабочены случившимся с Колли. Я сказал: "У меня нет покровителя". Вы немедленно откликнулись: "Не будьте в этом так уверены, мистер Саммерс!" Вот ваши подлинные слова! Отрицайте их, если хотите!
— Но это не было предложением покровительства! Это было знаком уважения, искренним предложением дружбы! Мое положение настолько же ниже того, при котором можно оказывать покровительство, насколько ваше, мне казалось, выше этого.
— Довольно, больше ни слова. Я ошибся в нас обоих. Я должен откланяться.
— Мистер Саммерс! Вернитесь!
Долгая пауза.
— Для чего, сэр?"
— Вы меня вынуждаете —у нас трудности. И корабль может потонуть! Господи! Разве мы не смешны? Но хватит об этом. Дневник, который я храню для моего крестного и в котором, как вы полагаете, нет ничего, кроме описания несправедливости нашего доброго капитана... Почитайте его, если хотите. Он окажется перед моим крестным, одним из вельмож, вершащих дела нашей страны. Он прочтет каждую страницу. Давайте, сэр, разрежьте парусину и прочтите каждое слово. Я... Вы обнаружите там настоящий гимн в вашу честь. Там трудно найти страницу, на которой ваше имя, ваше поведение и характер не были бы описаны в выражениях, говорящих о восхищении и, осмелюсь сказать, уважении ... и привязанности. Это все, что я мог сделать для вас, и это то, что я для вас сделал.
Пауза теперь была даже дольше. Думаю, мы не смотрели друг на друга. Когда он наконец мне ответил, его голос звучал хрипло.
— Ну, теперь вы лучше знаете, мистер Толбот. Я не стою вашего восхищения или внимания.
— Не говорите так!
Мы стояли лицом к лицу, каждый, как обычно, выпрямив одну ногу, согнув и вытянув другую [чтобы не упасть из-за качки]. Несмотря на величайшую серьезность нашего разговора, а может, благодаря ему, я не мог не осознавать некоторого комизма ситуации. Но не время было обращать на это внимание. Мистер Саммерс говорил. Его голос дрожал от чувств.
— У меня нет семьи, мистер Толбот, и не думаю, что я склонен к супружеству. И все же мои привязанности глубоки и сильны. У каждого каната свое сопротивление разрыву, так и у людей. Утратить свою долю вашего внимания, видеть более молодого человека, обладающего всеми преимуществами, в которых мне отказано, достигшего целиком и полностью того, на что я не мог и надеяться...
— Подождите! Подождите! Если бы вы только знали о моей подлости, о моих попытках вами манипулировать, не говоря уже о самомнении, которое я теперь осознаю, — я не могу всего объяснить! В сравнении с вами я ничтожен, вот в чем все дело! Но для меня было бы величайшей честью, если бы вы согласились остаться моим другом.
Внезапно он шагнул вперед.
— Это больше, чем я мог надеяться, больше, чем заслужил. Ах, не смотрите с таким огорчением, сэр! Эти тучи развеются. Вы за последнее время очень устали — по разным причинам, и я так виноват, что умножил ваши заботы.
— Я слишком многому учусь, вот в чем дело. Мужчины и женщины — прошу вас, не смейтесь, но я посвятил себя политическому и беспристрастному наблюдению над природой обоих полов, хотя из моего общения с вами, с ней и с бедным Виллером... Эти слезы не зависят от моей воли, это оттого, что я несколько раз ударился головой. Прошу вас, не обращайте на них внимания. Господи, мужчина в ...
— Сколько вам лет?
Когда я повторил, он вскрикнул.
— Как, не старше?
— Чему вы так удивились? А вы думали, сколько мне лет?
— Больше. Гораздо больше.
Выражение неприступной холодности исчезло с его лица, сменилось совсем другим.
Я нерешительно протянул руку, и, как это и подобает благородному сердцем англичанину, каким он и является, он схватил ее обеими руками и стиснул в дрожащем и мужественном рукопожатии.
— Эдмунд!
— Дорогой мой!
Я все еще ощущал определенный комизм нашего положения, но в тот момент дальнейшая сдержанность была невозможна, и я пожал ему руку в ответ."(12)
Будет продолжение.
Несколько кадров из фильма.
Капитан Андерсон (Джаред Харрис).
Капитан Андерсон, лейтенант Камбершам (в центре, с подзорной трубой) и первый лейтенант Саммерс. В романе:
"- А нет признаков, что они нас обнаружили?
- Нет, сэр. И поскольку у нас не хватает двух стеньг, есть возможность остаться незамеченными.
- "Остаться незамеченными", мистер Камбершам? Мне не нравится это выражение. Я не собираюсь проходить незамеченным, сэр! Если мы сблизимся, и окажется, что перед нами враг, я намерен сразиться."(5)
«"Ежели столкнемся, что ж, дадим бой!" - сказал я и поднял бокал за победу. Но никогда еще не доводилось мне видеть более печального и менее воинственного собрания.
Ничего не произошло, только тщедушный мистер Пайк бросил нож и вилку и разразился слезами.
- Мои дети, о, мои дети! Милая Арабелла! Бедняжка Фиби!
Его супруга положила руку ему на плечо, пытаясь утешить. Я заговорил с ним напрямик, как мужчина с мужчиной.
- Полно, Пайк, не трусьте! Мы попали в переделку и должны показать себя с лучшей стороны. А что касается ваших дочерей, не беспокойтесь - они для французов слишком малы!
Последнее замечание мое получилось неудачно двусмысленным. Миссис Пайк шумно разрыдалась. Зенобия и миссис Брокльбанк одновременно хихикнули. Мисс Грэнхем отложила нож и вилку и вперила в меня каменный взгляд:
- Мистер Тальбот, вы превзошли самого себя.» (5)
Мисс Грэнхем (Виктория Хэмилтон) осматривает рану Толбота (он еще раз ударился головой, когда ожидали нападения французов и артиллерист Аскью учил пассажиров стрелять из пушек).
Мэрион Чамли (Джоанна Пейдж). У Голдинга она темноволоса: "Miss Chumley leaned her dark ringlets close to me and spoke behind her fan".
Лейтенант Бене (Ниал МакГрегор).
Примечания1. Novelists in Interview by John Haffenden, 1985, p. 102.
2. "Право, у меня самая обыкновенная внешность джентльмена, и одеваюсь я соответственно. Правда, ростом я выше среднего, и, возможно — говорю «возможно» и не более, — сознание того, какой пост мне предстоит занять, придало моей осанке больше достоинства, чем привычно видеть в молодом человеке моих лет" (Уильям Голдинг. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. «Симпозиум» 2000 г. (в сети)).
3. William Golding: The Man Who Wrote Lord of the Flies by John Carey, Simon and Schuster, 2010, 455, 489.
4. Уильям Голдинг. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. «Симпозиум» 2000 г. (в сети)
5. Отсюда.
6. "He pulled off his sou'wester and shook out far more golden locks than a man ought to have. He was smaller than I. But then — so are most people. He smiled up at me with great cheerfulness as a volley of spray shot past us. I had an instant impression of blue eyes, pink cheeks and ruddy lips which seemed by their delicacy to have evaded of wildness of the weather and even the touch of the tropic sun" (Close Quarters by William Golding, Faber & Faber, 146-147). Перевод наш, как и во всех случаях, где не указано издание на русском.
7. "a face like a girl's" (Fire Down Below, 143)
8. Close Quarters:
146 golden locks
148 golden locks
178 yellow hair
182 his locks
190 yellow hair + fresh complexion
207 golden fleece
209 golden locks
217 Benét was personable. He was far more personable than I. He was a poet—his hair—his fair complexion—his agility—
229 Certainly his general appearance and air are very pleasing. Golden hair and a complexion which seems wholly resistant to salt—he is a veritable marine Adonis!
Fire Down Below:
4 yellow hair
7 our yellow-haired friend
53 his long locks
143 just because he has yellow hair and a face like a girl's
144 his yellow hair
149 his yellow hair
216 naval Adonis
9. "Mr Benét came down the stairs, bounding again, and went forward in the same fashion as if he were the very personification of this bright air and wind and sea" (Close Quarters, 260).
10. «Charles Summers hailed from the fo'castle.
"Mr Benét! When you have concluded your conversation be good enough to return to your duties. We are waiting."» (Close Quarters, 226).
11. «I hurried away, ran perilously along the heaving deck and seized Charles Sommers by the arm.
"Charles, I must speak with you—"
"Edmund! Mr Talbot!"
"The Pike child—Nelson—"
"Mr Talbot, this passes everything! Return to your cabin or I must have you conducted there!"
"Charles!"
He positively shook his arm free and pointedly began to issue orders. » (Close Quarters, 232-233).
12. "This is for me?"
"For the time being."
"It is small."
"What did you expect, Mr Talbot? It was good enough for your friend Mr Deverel and it is good enough for your new friend, Mr Benet. It is designed, sir, for a mere lieutenant, some poor man with no prospects, no hope, designed perhaps for a man thrust out of his legitimate place by a, a—"
"My dear Mr Summers!"
"Do not protest, sir. At least I may say what I choose now you have found a new friend for your patronage!"
"My what?"
"That patronage which you once promised me but have now withdrawn as is evident from the—"
"What is all this? There is some dreadful mistake! I never promised you my patronage, for I have none to bestow!"
The first lieutenant laughed briefly and angrily.
"I understand. Well, it is as good a way of ending the affair as another. So. He has everything then."
I seized the door and hung on to the handle as a roll promised to throw me across the wardroom.
"Who has everything?"
"Mr Benet."
"You are talking in riddles. What has Mr Benet to do with us? Where on earth did you get the idea that I had the gift of a ship or a place in my pocket?"
"Do you not remember? Or is it more convenient for you to forget?"
"I think you had better explain. What have I said which promised you anything?"
"Since you have forgotten the words it wuld shame me to repeat them."
"Once and for all, before my brain bursts—no, not that!—once and for all will you not tell me what you think I have said?"
"It was in your old cabin when we were concerned with Colley. I said, 'I have no patron.' You answered immediately, 'Do not be so certain, Mr Summers!' Those were your very words! Deny it if you choose!"
"But that was not an offer of patronage! It was an expression of esteem, of my sinserely proffered friendship! I am as far beneath the possibility of exercising patronage as I thought you was above it!"
"Say no more. I have mistaken us both. I will wish you good day."
"Mr Summers! Come back!"
There was a long pause.
"To what end, sir?"
"You compel me — we are down among embarrassments. And the ship may sink, good God! Are we not laughable? But enough of that.The journal which I kept for my godfather and which you suppose to contain nothing but a description of our good captain's injustice — you may read it if you choose. It will lie before my godfather, a nobleman of influence in our country's affairs. He will read every page. Take it away, sir, slit the canvas, read every word. <...>
"I have no family, Mr Talbot, and I do not believe myself inclined to marriage. Yet my attachments are deep and strong. Men, like cables, have each their breaking strain. To lose my place in your regard, to see a younger man, one with all advantages which were denied me, achieve on every level what I could never hope for—"
"Wait, wait! If you were only aware of my meanness, my attemps at manipulation, let alone a self-esteem which I now perceive to be— I cannot explain myself. Measured against you I am a paltry fellow, that is the fact of the matter! But I would be honoured above all things if you would agree to continue my friend."<...> (Close Quarters, 266-270).
О первом лейтенанте Чарльзе Саммерсе (продолжение).
Как я уже писала, только после завершения трилогии критики заподозрили, что он был влюблен в Эдмунда Толбота. Пожалуй, предположить это можно было уже после второго романа, но никак не после первого, о котором в основном и шла речь в моих предыдущих записях. Кстати, после первого романа Джон Хаффенден взял у Голдинга интервью, в котором заговорил, в частности, о Саммерсе.
"Хаффенден: Можете ли вы вспомнить, на каком этапе вы ввели в роман образ Саммерса, выступающего в качестве защитника человеческих ценностей и здравомыслия?
Голдинг: На самом деле, в "Ритуалах плавания" есть три загадочных персонажа, не объясненных до конца. Саммерс наиболее близок к тому, чтобы быть объясненным, но в некотором отношении, думаю, нужна еще одна книга, чтобы его объяснить... В первой версии он был гораздо больше похож на святого, но я подумал, что это смешно, и потому умалил его до того, кто мог быть оскорблен и кто мог обнаружить, что его социальное положение — фактор, чрезвычайно задевающий его личность." (1)
читать дальше Заметно, что в своем ответе Голдинг, в трилогии которого нет ни шаблонных злодеев, ни святых, спорит с односторонним описанием Саммерса лишь как "защитника человеческих ценностей" и напоминает о присущих тому слабостях, заметных уже в "Ритуалах плавания" и более полно раскрытых в последующих двух книгах. Хотя в фильме, в сравнении с книгой, Саммерс выглядит почти лишенным недостатков, но даже там заметно, что он не чужд зависти и ревности и потому не беспристрастен, оценивая план лейтенанта Бене по починке мачты и предупреждая Толбота, что тот вредит своей репутации дружбой с вольнодумцем Преттименом.
Сравнивая Саммерса и Толбота в книге и в фильме, надо иметь в виду, что в книге они моложе. Бенедикт Камбербэтч, конечно, не выглядит на свои 29 лет, но Толботу в романе, как можно догадаться, вообще лет 18-19, если не 17. Впрочем, он выглядит старше (видимо, благодаря высокому росту и умению держаться не по возрасту солидно (2)). Джейми Сайвсу, играющему Саммерса, на вид никак не меньше его 32-х лет, а в романе Толбот пишет, что Саммерс "хорошо сложенный молодой человек в мундире, на два или три года старше меня" ("a well-built young man in uniform and two or three years my senior").
Саммерс начал общаться с Толботом по долгу службы, приходя к нему с поручениями от капитана, и постепенно привязался к молодому аристократу и увлекся им, как станет понятно дальше (понятно "читателям, но не самому Толботу", как писал Джон Кэри (3)). Возможно, Саммерс удержался бы от более тесной дружбы с человеком, бросившим вызов капитану Андерсону, ведь, как пишет Толбот в начале второго романа, "приходится признать: Саммерс - хотя он и хороший человек, и отличный моряк, - не желает ни в чем противоречить капитану", но потом Саммерсу показалось, что Толбот недвусмысленно пообещал ему свое покровительство, и для человека, беспокоящегося о "своей драгоценной карьере"(4), это решило все. Толбот в свою очередь был польщен дружбой первого лейтенанта, второго по значимости человека на корабле. Как нам кажется, уже в конце первого романа Голдинг начинает намекать на то, что Саммерса притягивает к главному герою не только дружеская симпатия или забота о карьере. После того, как пропал слуга Виллер, Толбот записал в дневнике: "Мне будет недоставать его — вряд ли можно надеяться, что Филлипс [другой слуга] окажется столь же услужлив. Да вот только недавно самому пришлось стаскивать сапоги, хорошо еще Саммерс как раз зашел ко мне в каюту, помог по доброте душевной"(4). Избалованный близкими Толбот не видит в этом ничего необычного, но Саммерс, болезненно воспринимающий свое положение выходца из низов и стремящийся утвердиться в качестве "офицера и джентльмена", вряд ли стал бы стаскивать сапоги с другого джентльмена, если бы тот не занимал совершенно особого места в его жизни.
В начале второго романа Саммерс и Толбот уже зовут друг друга по имени и прогуливаются вдвоем: "Насколько я мог заметить, единственное время, когда Саммерс отдыхает - в течение одного часа перед полуднем, приблизительно с одиннадцати до двенадцати; он обходит палубу с видом человека, совершающего моцион. Некоторые из пассажиров следуют его примеру, и я рад сообщить, что Чарльз обычно выбирает в спутники для прогулок меня! Это вошло в привычку. Мы прогуливаемся взад-вперед на шкафуте по левому борту, а мистер Преттимен и его невеста мисс Грэнхем делают то же самое по правому борту. По молчаливому согласию мы ходим не все вчетвером, а парами. Таким образом, когда они разворачиваются у бака, отправляясь в обратный путь, мы разворачиваемся у входа на ют"(5).
Тем временем в романе, вопреки словам Толбота о том, что в его повествовании нет приключений — "ни штормов, ни кораблекрушений", "ни вида и ни звука неприятеля", "ни геройства" (5), начинается череда событий, которую вполне можно назвать приключениями (какими они могут быть в не приключенческом романе). Корабль попадает в шторм и, из-за беспечности Девереля, бросившего вахту, теряет возможность пользоваться двумя мачтами из трех. Толбот проявляет себя с лучшей стороны: "Капитан Андерсон, бросив заводить на кофель-нагель какой-то конец, очертя голову ринулся к другому тросу и повис на нем… Я подобрался к нему и тоже вцепился в трос. Под нашим двойным усилием трос подался..." (5). В результате Толбот получил сильный удар канатом по голове, но, похоже, что мнение капитана о нем с этого времени начитает меняться к лучшему. Сам Андерсон, которого Толбот прежде считал всего лишь "мелким тираном", оказывается очень хорошим капитаном: "Мне было слышно, словно издалека, как капитан Андерсон непрерывным потоком выдавал приказания. Никогда прежде я не понимал его так плохо и не думал о нем так хорошо. В голосе его звучали спокойствие и уверенность"(5).
читать дальше Затем корабль, на котором плывет Толбот, встречается с другим кораблем — из-за необычного для английского корабля цвета парусов команда и пассажиры некоторое время принимают его за французский и ожидают схватки, но корабль оказывается английским фрегатом под названием "Альциона". Капитана "Альционы", сэра Генри Сомерсета, сопровождают жена и ее воспитанница Мэрион Чамли. Толбот влюбляется в эту девушку, танцует с ней на балу, но затем их корабли расходятся в разные стороны, причем Толбот в это время лежит без сознания — сказалась контузия. Пришедший в себя после болезни Толбот узнает, что капитан обменял дерзкого и грубо нарушавшего дисциплину Девереля на лейтенанта с "Альционы", о котором шепчутся, что он впал в немилость у капитана Сомерсета, потому что ухаживал за его женой.
Этот лейтенант, сын французских эмигрантов, принявших в Англии фамилию Бене (ударение на последнем слоге), очень красив (в экранизации, к сожалению, его играет актер с куда более заурядной внешностью). Вот каким предстает Бене перед Толботом во время их первой встречи: "Он стянул зюйдвестку, рассыпав больше золотых локонов, чем пристало иметь мужчине. Он был меньше меня ростом. Впрочем, это можно сказать о многих. Он очень жизнерадостно мне улыбнулся, когда мимо нас выстрелило залпом брызг. Я мгновенно отметил голубые глаза, розовые щеки и алые губы, такие нежные, словно их пощадил суровый ветер и не коснулся ни единый луч тропического солнца" (6).
Толбота тянет поговорить с Бене — во-первых, тот единственный, кто знает Мэрион и кого можно о ней расспросить, во-вторых, Толбот хочет увериться, что Мэрион не была очарована этим писаным красавцем, в-третьих, как заподозрили некоторые критики, не исключено, что им был неосознанно очарован сам Толбот, подчеркивающий во внешности Бене женственные черты ("больше золотых локонов, чем пристало иметь мужчине", "лицо, как у девушки"(7)) и ухитрившийся на протяжении половины трилогии (Бене появляется в середине второй книги) 15 раз упомянуть его прекрасные волосы, 3 раза — прекрасный цвет лица, два раза назвать Адонисом (8) и еще много раз прямо или косвенно упомянуть о его привлекательности (в том числе и о его юношеской живости и легкости движений: Бене, спускаясь со сходней, по словам Толбота, двигался так, "словно являлся истинным воплощением этого ясного неба, ветра и моря"(9)).
Однако, если Толбота и притягивает красота Бене, то на подсознательном уровне, а сознательно Толбот влюблен в Мэрион Чамли, причем влюблен романтически — "с первого взгляда", возвышенно, мечтая соединить с ней судьбу, хотя знает о ней в сущности совсем мало. Но он еще не поделился своими переживаниями с Саммерсом, а тот, если и заметил, что Толботу понравилась Мэрион, вряд ли придал этому серьезное значение — она плывет в Индию, Толбот в Австралию, она бесприданница, а когда Саммерс расспрашивал Толбота о его планах на будущее, в том числе и в личной жизни, тот сказал, что "будет жить, как все живут"(5) женится лет через десять на богатой и красивой юной девушке из хорошей семьи, а пока вовсе не намерен "изображать Ромео с какой-нибудь Джульеттой"(5). Таким образом, видя, как Толбот постоянно разыскивает Бене и заводит с ним разговоры, Саммерс не может объяснить это тем, что Бене для его друга — единственное связующее звено с любимой девушкой, ему начинает казаться, что Бене занял его, Саммерса, место в жизни Толбота, а поскольку Бене с первой же встречи понравился и нелюдимому капитану Андерсону, и тот стал прислушиваться к его мнению больше, чем к мнению своего первого помощника, немудрено, что Саммерс почувствовал себя потерявшим все, чем дорожил, и обвинил в этом нового лейтенанта.
Толбот, как обычно, записывает происходящее, но не понимает его смысла. Когда он в очередной раз отвлекает Бене от несения службы разговорами (причем лейтенант два раза просит Толбота уйти, так как тот забрел туда, где пассажиры находиться не должны), Саммерс не выдерживает и, пользуясь своим положением старшего офицера, одергивает Бене (хотя тот явно ни в чем не виноват): "Мистер Бене! Когда вы закончите разговаривать, будьте так добры вернуться к своим обязанностям. Мы вас ждем"(10).
Чуть позже, когда начинается шторм, Толбот, видя Саммерса, хватает его за руку и называет по имени.
"— Чарльз, я должен поговорить с тобой...
— Эдмунд! Мистер Толбот!
— Ребенок Пайков ... Нельсон...
— Мистер Толбот, это выходит за всякие рамки! Вернитесь в свою каюту или я буду вынужден вас туда отправить!
— Чарльз!
Он решительно освободил свою руку и демонстративно начал отдавать приказы" (11).
Эту подчеркнутую строгость, переход на официальное обращение по фамилии нельзя объяснить только серьезностью обстановки: раньше Саммерс так с Толботом не разговаривал даже в минуты опасности.
читать дальше Затем на глазах у Толбота стреляется слуга (он прежде тонул, был спасен, и теперь, ожидая, что корабль потонет, предпочел умереть иначе). Толбот теряет сознание, приходит в себя в пассажирском салоне, за ним ухаживают дамы. Появляется Саммерс, расспрашивает о случившемся, и Толбот замечает на его лице "выражение явной неприязни". Потом Саммерс ведет Толбота в кают-компанию для лейтенантов (помещение с множеством спальных комнат, выходящих в одну гостиную) и показывает спальную комнату, которую тот будет занимать, пока его старую каюту не приведут в порядок. Не удержалась, перевела весь отрывок, он показался мне и смешным, и трогательным.
"— Это для меня?
— На некоторое время.
— Она маленькая.
— Чего же вы ждали, мистер Толбот? Она была достаточно хороша для вашего друга мистера Девереля, а теперь достаточно хороша для вашего нового друга, мистера Бене. Она предназначена, сэр, для простого лейтенанта — какого-нибудь бедняка без перспектив, без надежд, предназначена, возможно, для человека, изгнанного с его законного места каким-то, каким-то...
— Дорогой мой мистер Саммерс!
— Не протестуйте, сэр. По крайней мере, я могу сказать то, что считаю нужным — теперь вы нашли нового друга для вашего покровительства!
— Моего — чего?
— Покровительства, которое вы когда-то пообещали мне, но сейчас лишили, как ясно из этого...
— Да что же это! Тут какая-то ужасная ошибка. Я никогда не обещал вам моего покровительства, потому что мне нечем одарять!
Первый лейтенант коротко и зло рассмеялся.
— Понимаю. Что ж, этот способ покончить с делом не хуже, чем любой другой. Итак, теперь он владеет всем.
Бортовая качка чуть не швырнула меня через всю кают-компанию, но я схватился за дверь и крепко вцепился в дверную ручку.
— Кто владеет всем?
— Мистер Бене.
— Вы говорите загадками. Какое отношение имеет к нам мистер Бене? И почему вы вдруг решили, что я запросто могу подарить корабль или пост?
— Вы не помните? Или нашли более удобным об этом забыть?
— Думаю, вам надо лучше объяснить. Что я такого сказал, что вы поняли как обещание?
— Коль скоро вы эти слова забыли, для меня было бы бесчестьем их повторять.
— Раз и навсегда, пока у меня не взорвались мозги... Нет, не так! Вы не объясните мне раз и навсегда, что, по вашему мнению, я сказал?
— Это было в вашей старой каюте, когда мы были озабочены случившимся с Колли. Я сказал: "У меня нет покровителя". Вы немедленно откликнулись: "Не будьте в этом так уверены, мистер Саммерс!" Вот ваши подлинные слова! Отрицайте их, если хотите!
— Но это не было предложением покровительства! Это было знаком уважения, искренним предложением дружбы! Мое положение настолько же ниже того, при котором можно оказывать покровительство, насколько ваше, мне казалось, выше этого.
— Довольно, больше ни слова. Я ошибся в нас обоих. Я должен откланяться.
— Мистер Саммерс! Вернитесь!
Долгая пауза.
— Для чего, сэр?"
— Вы меня вынуждаете —у нас трудности. И корабль может потонуть! Господи! Разве мы не смешны? Но хватит об этом. Дневник, который я храню для моего крестного и в котором, как вы полагаете, нет ничего, кроме описания несправедливости нашего доброго капитана... Почитайте его, если хотите. Он окажется перед моим крестным, одним из вельмож, вершащих дела нашей страны. Он прочтет каждую страницу. Давайте, сэр, разрежьте парусину и прочтите каждое слово. Я... Вы обнаружите там настоящий гимн в вашу честь. Там трудно найти страницу, на которой ваше имя, ваше поведение и характер не были бы описаны в выражениях, говорящих о восхищении и, осмелюсь сказать, уважении ... и привязанности. Это все, что я мог сделать для вас, и это то, что я для вас сделал.
Пауза теперь была даже дольше. Думаю, мы не смотрели друг на друга. Когда он наконец мне ответил, его голос звучал хрипло.
— Ну, теперь вы лучше знаете, мистер Толбот. Я не стою вашего восхищения или внимания.
— Не говорите так!
Мы стояли лицом к лицу, каждый, как обычно, выпрямив одну ногу, согнув и вытянув другую [чтобы не упасть из-за качки]. Несмотря на величайшую серьезность нашего разговора, а может, благодаря ему, я не мог не осознавать некоторого комизма ситуации. Но не время было обращать на это внимание. Мистер Саммерс говорил. Его голос дрожал от чувств.
— У меня нет семьи, мистер Толбот, и не думаю, что я склонен к супружеству. И все же мои привязанности глубоки и сильны. У каждого каната свое сопротивление разрыву, так и у людей. Утратить свою долю вашего внимания, видеть более молодого человека, обладающего всеми преимуществами, в которых мне отказано, достигшего целиком и полностью того, на что я не мог и надеяться...
— Подождите! Подождите! Если бы вы только знали о моей подлости, о моих попытках вами манипулировать, не говоря уже о самомнении, которое я теперь осознаю, — я не могу всего объяснить! В сравнении с вами я ничтожен, вот в чем все дело! Но для меня было бы величайшей честью, если бы вы согласились остаться моим другом.
Внезапно он шагнул вперед.
— Это больше, чем я мог надеяться, больше, чем заслужил. Ах, не смотрите с таким огорчением, сэр! Эти тучи развеются. Вы за последнее время очень устали — по разным причинам, и я так виноват, что умножил ваши заботы.
— Я слишком многому учусь, вот в чем дело. Мужчины и женщины — прошу вас, не смейтесь, но я посвятил себя политическому и беспристрастному наблюдению над природой обоих полов, хотя из моего общения с вами, с ней и с бедным Виллером... Эти слезы не зависят от моей воли, это оттого, что я несколько раз ударился головой. Прошу вас, не обращайте на них внимания. Господи, мужчина в ...
— Сколько вам лет?
Когда я повторил, он вскрикнул.
— Как, не старше?
— Чему вы так удивились? А вы думали, сколько мне лет?
— Больше. Гораздо больше.
Выражение неприступной холодности исчезло с его лица, сменилось совсем другим.
Я нерешительно протянул руку, и, как это и подобает благородному сердцем англичанину, каким он и является, он схватил ее обеими руками и стиснул в дрожащем и мужественном рукопожатии.
— Эдмунд!
— Дорогой мой!
Я все еще ощущал определенный комизм нашего положения, но в тот момент дальнейшая сдержанность была невозможна, и я пожал ему руку в ответ."(12)
Будет продолжение.
Несколько кадров из фильма.
Капитан Андерсон (Джаред Харрис).
Капитан Андерсон, лейтенант Камбершам (в центре, с подзорной трубой) и первый лейтенант Саммерс. В романе:
"- А нет признаков, что они нас обнаружили?
- Нет, сэр. И поскольку у нас не хватает двух стеньг, есть возможность остаться незамеченными.
- "Остаться незамеченными", мистер Камбершам? Мне не нравится это выражение. Я не собираюсь проходить незамеченным, сэр! Если мы сблизимся, и окажется, что перед нами враг, я намерен сразиться."(5)
«"Ежели столкнемся, что ж, дадим бой!" - сказал я и поднял бокал за победу. Но никогда еще не доводилось мне видеть более печального и менее воинственного собрания.
Ничего не произошло, только тщедушный мистер Пайк бросил нож и вилку и разразился слезами.
- Мои дети, о, мои дети! Милая Арабелла! Бедняжка Фиби!
Его супруга положила руку ему на плечо, пытаясь утешить. Я заговорил с ним напрямик, как мужчина с мужчиной.
- Полно, Пайк, не трусьте! Мы попали в переделку и должны показать себя с лучшей стороны. А что касается ваших дочерей, не беспокойтесь - они для французов слишком малы!
Последнее замечание мое получилось неудачно двусмысленным. Миссис Пайк шумно разрыдалась. Зенобия и миссис Брокльбанк одновременно хихикнули. Мисс Грэнхем отложила нож и вилку и вперила в меня каменный взгляд:
- Мистер Тальбот, вы превзошли самого себя.» (5)
Мисс Грэнхем (Виктория Хэмилтон) осматривает рану Толбота (он еще раз ударился головой, когда ожидали нападения французов и артиллерист Аскью учил пассажиров стрелять из пушек).
Мэрион Чамли (Джоанна Пейдж). У Голдинга она темноволоса: "Miss Chumley leaned her dark ringlets close to me and spoke behind her fan".
Лейтенант Бене (Ниал МакГрегор).
Примечания1. Novelists in Interview by John Haffenden, 1985, p. 102.
2. "Право, у меня самая обыкновенная внешность джентльмена, и одеваюсь я соответственно. Правда, ростом я выше среднего, и, возможно — говорю «возможно» и не более, — сознание того, какой пост мне предстоит занять, придало моей осанке больше достоинства, чем привычно видеть в молодом человеке моих лет" (Уильям Голдинг. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. «Симпозиум» 2000 г. (в сети)).
3. William Golding: The Man Who Wrote Lord of the Flies by John Carey, Simon and Schuster, 2010, 455, 489.
4. Уильям Голдинг. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. «Симпозиум» 2000 г. (в сети)
5. Отсюда.
6. "He pulled off his sou'wester and shook out far more golden locks than a man ought to have. He was smaller than I. But then — so are most people. He smiled up at me with great cheerfulness as a volley of spray shot past us. I had an instant impression of blue eyes, pink cheeks and ruddy lips which seemed by their delicacy to have evaded of wildness of the weather and even the touch of the tropic sun" (Close Quarters by William Golding, Faber & Faber, 146-147). Перевод наш, как и во всех случаях, где не указано издание на русском.
7. "a face like a girl's" (Fire Down Below, 143)
8. Close Quarters:
146 golden locks
148 golden locks
178 yellow hair
182 his locks
190 yellow hair + fresh complexion
207 golden fleece
209 golden locks
217 Benét was personable. He was far more personable than I. He was a poet—his hair—his fair complexion—his agility—
229 Certainly his general appearance and air are very pleasing. Golden hair and a complexion which seems wholly resistant to salt—he is a veritable marine Adonis!
Fire Down Below:
4 yellow hair
7 our yellow-haired friend
53 his long locks
143 just because he has yellow hair and a face like a girl's
144 his yellow hair
149 his yellow hair
216 naval Adonis
9. "Mr Benét came down the stairs, bounding again, and went forward in the same fashion as if he were the very personification of this bright air and wind and sea" (Close Quarters, 260).
10. «Charles Summers hailed from the fo'castle.
"Mr Benét! When you have concluded your conversation be good enough to return to your duties. We are waiting."» (Close Quarters, 226).
11. «I hurried away, ran perilously along the heaving deck and seized Charles Sommers by the arm.
"Charles, I must speak with you—"
"Edmund! Mr Talbot!"
"The Pike child—Nelson—"
"Mr Talbot, this passes everything! Return to your cabin or I must have you conducted there!"
"Charles!"
He positively shook his arm free and pointedly began to issue orders. » (Close Quarters, 232-233).
12. "This is for me?"
"For the time being."
"It is small."
"What did you expect, Mr Talbot? It was good enough for your friend Mr Deverel and it is good enough for your new friend, Mr Benet. It is designed, sir, for a mere lieutenant, some poor man with no prospects, no hope, designed perhaps for a man thrust out of his legitimate place by a, a—"
"My dear Mr Summers!"
"Do not protest, sir. At least I may say what I choose now you have found a new friend for your patronage!"
"My what?"
"That patronage which you once promised me but have now withdrawn as is evident from the—"
"What is all this? There is some dreadful mistake! I never promised you my patronage, for I have none to bestow!"
The first lieutenant laughed briefly and angrily.
"I understand. Well, it is as good a way of ending the affair as another. So. He has everything then."
I seized the door and hung on to the handle as a roll promised to throw me across the wardroom.
"Who has everything?"
"Mr Benet."
"You are talking in riddles. What has Mr Benet to do with us? Where on earth did you get the idea that I had the gift of a ship or a place in my pocket?"
"Do you not remember? Or is it more convenient for you to forget?"
"I think you had better explain. What have I said which promised you anything?"
"Since you have forgotten the words it wuld shame me to repeat them."
"Once and for all, before my brain bursts—no, not that!—once and for all will you not tell me what you think I have said?"
"It was in your old cabin when we were concerned with Colley. I said, 'I have no patron.' You answered immediately, 'Do not be so certain, Mr Summers!' Those were your very words! Deny it if you choose!"
"But that was not an offer of patronage! It was an expression of esteem, of my sinserely proffered friendship! I am as far beneath the possibility of exercising patronage as I thought you was above it!"
"Say no more. I have mistaken us both. I will wish you good day."
"Mr Summers! Come back!"
There was a long pause.
"To what end, sir?"
"You compel me — we are down among embarrassments. And the ship may sink, good God! Are we not laughable? But enough of that.The journal which I kept for my godfather and which you suppose to contain nothing but a description of our good captain's injustice — you may read it if you choose. It will lie before my godfather, a nobleman of influence in our country's affairs. He will read every page. Take it away, sir, slit the canvas, read every word. <...>
"I have no family, Mr Talbot, and I do not believe myself inclined to marriage. Yet my attachments are deep and strong. Men, like cables, have each their breaking strain. To lose my place in your regard, to see a younger man, one with all advantages which were denied me, achieve on every level what I could never hope for—"
"Wait, wait! If you were only aware of my meanness, my attemps at manipulation, let alone a self-esteem which I now perceive to be— I cannot explain myself. Measured against you I am a paltry fellow, that is the fact of the matter! But I would be honoured above all things if you would agree to continue my friend."<...> (Close Quarters, 266-270).
@темы: Голдинг, кино, английская литература
-
-
02.07.2012 в 20:31ну да, у меня, можно сказать, с этим детская травма связана, ходила мелкая совсем на "Ивана Сусанина", так там Ваня был - ладно тетушка средних лет, так еще и с проседью
читать дальше
-
-
02.07.2012 в 21:27интересно все же, когда подбирали актеров, насколько имели в виду этот момент? По-моему, на подлинный возраст махнули рукой, главное, что в остальном актер подошел, да расхождение между возрастом актера и персонажа в глаза не бросается. А Саммерса напрасно сделали старше, но ничего страшного. И сцены, которую я перевела, в фильме нет, что вообще-то понятно.
там Ваня был - ладно тетушка средних лет, так еще и с проседью
А Бене в фильме... Беда в том, что там почти убран подтекст, с ним связанный. А внешность у этого Бене лучше в третьей серии, а вот во второй, когда он только появился, он все время так ужасно кривит рот, что выглядит очень непривлекательно. Даже непонятно, с чего это Толбот называет его, в соответствии с книгой, Адонисом.
Впрочем, ведь и Мэрион, ладно что стала блондинкой, так ведь еще не очень похожа на чистейшей прелести чистейший образец, а так ее вроде бы воспринял Толбот. Или это я несправедлива к актрисе? Мне она не понравилась в роли Доры в "Дэвиде Копперфилде", По-моему, у актрисы обычная внешность, а Дора ведь хорошенькая, как куколка.
Но я как-то писала, что англичане очень любят тип внешности, как у этой актрисы.)
-
-
02.07.2012 в 21:34-
-
02.07.2012 в 21:42-
-
02.07.2012 в 21:45а под твое описание почему-то Александр Первый представился))
-
-
02.07.2012 в 23:17-
-
02.07.2012 в 23:55tes3m, у актрисы обычная внешность ну да, она вроде бы и миленькая и в то же время ничего особенного.
-
-
02.07.2012 в 23:58-
-
03.07.2012 в 00:04-
-
03.07.2012 в 00:06-
-
03.07.2012 в 00:13-
-
03.07.2012 в 00:52klavir,
amethyst deceiver, myowlet, =) Я давно не читала ничего такого, что могла бы добавить к своим самым любимым книгам, и вот наконец нашлась эта трилогия.)))
-
-
03.07.2012 в 11:16посочувствовала саммерсу.
-
-
03.07.2012 в 14:17-
-
03.07.2012 в 14:27-
-
04.07.2012 в 00:21tes3m, а какие у тебя любимые книги?
-
-
04.07.2012 в 12:53-
-
11.08.2012 в 14:11Особенно понравилось:
Эти слезы не зависят от моей воли, это оттого, что я несколько раз ударился головой.
myowlet,
там Ваня был - ладно тетушка средних лет, так еще и с проседью Может, это они хотели блондинистость изобразить?
-
-
11.08.2012 в 14:38что относится, пожалуй, ко всему эпизоду с Бене Вот-вот. В истории с Бене Толбот вообще мало что понимает правильно.)))