Вспомнила, как Пруст писал о светских молодых людях, которые были гомосексуалистами, но это тщательно скрывали. Они часто шутили на тему однополой любви, считая, что таким образом показывают окружающим, что их отношения совершенно невинны. Они, кажется, предполагали, что люди вокруг будут рассуждать так: "Эти юноши преспокойно шутят о своих якобы интимных отношениях, значит, на самом-то деле ничего такого нет. Ведь будь они и правда любовниками, они избегали бы таких шуточек и вообще этой темы, чтобы не возбуждать подозрений..." Не помню, что он пишет об этом дальше, а искать сейчас нет времени. Но вот в другом месте попалось у него похожее рассуждение: "Люди, которых можно в чем-либо упрекнуть, подчеркивают, что они не боятся говорить о своих пороках; они думают, что это доказывает их невиновность. Но они утратили ощущение словесной иерархии: они не отдают себе отчета, что, перейдя за известную грань, шутка приобретает особый, непристойный смысл и служит доказательством не столько наивности, сколько извращенности"("У Германтов"). А мне кажется, тут есть сходство с тем, как писал сам Пруст: он вовсе не собирался в своих романах открыто говорить о собственной личной жизни, но, когда читаешь произведение, в котором почти все мужчины и женщины в конце концов оказываются гомосексуалистами, невольно задумываешься о том, почему он пишет именно так. И неодобрительный тон большинства его рассуждений об однополой любви перекликается с тем, как барон де Шарлю, к которому и относится приведенное выше рассуждение, грубо и презрительно говорит о "женоподобных" молодых людях, чтобы подчеркнуть, что сам-то он совсем не такой, совсем-совсем не гомосексуалист.
Перегибают палку, как говорится
Так и некоторые люди частенько пытаются скрыть свою любовь к кому-либо или чему-либо за насмешками и издевательствами, не понимая, что здесь органичней смотрелось бы равнодушие.
Кстати, так странно - чем дальше, тем мне его тон казался все менее неодобрительным. Но не могу при этом забыть, как, когда-то читая пассаж о гомосексуалистах в начале Содома и Гоморры, удивлялась тому, что можно так увлеченно говорить о том, что тебе неприятно - то есть, да, впечатление неприятия тоже было. Но потом, даже при повторном, более вдумчивом перечтении того самого пассажа, никак не могла найти, в чем же я его углядела)
Но не могу при этом забыть, как, когда-то читая пассаж о гомосексуалистах в начале Содома и Гоморры, удивлялась тому, что можно так увлеченно говорить о том, что тебе неприятно