Об одной из иллюстраций в книге Джеймса Гардинера "А кто тут у нас хорошенький мальчик? Сто пятьдесят лет жизни геев в картинках" я решила написать подробнее (Гардинер мало сообщает о рисунке, только называет книгу, к которой он был сделан, и художника).

Это иллюстрация Джорджа Планка* к книге Э.Ф.Бенсона "The Freaks of Mayfair" (1916), на которой изображен герой очерка "Тетя Джорджи", джентльмен, в котором автор, видимо, решил соединить все черты характера и привычки, которые считались в то время признаками отсутствия мужественности.
Любопытно, что образ, похоже, отчасти автобиографичен (судя по отзывам знакомых об авторе). Герой Бенсона еще в раннем детстве огорчал родителей тем, что играл в куклы и не хотел носить подтяжки. "Эти особенности, печальные в столь юном возрасте, вынудили родителей послать его в школу для мальчиков, когда ему было всего девять лет. Они надеялись, что там он получит более правильное представление о том, кто он такой. Но этот более широкий жизненный опыт, казалось, лишь усилил его заблуждения, поскольку он, ссорясь с другими молодыми джентльменами, не бил их кулаком в лицо, а давал пощечины и таскал за волосы. ... Частная школа препятствовала внешним проявлениям девичества, но истинная натура Джорджи продолжала развиваться в тайне. С виду он стал более или менее мужественным мальчиком, но не потому, что действительно вырос и стал таким — в том, что выглядеть в глазах окружающих мужественным удобнее, его убедили насмешки, презрение и примеры для подражания. Ему не нравились мальчишеские спортивные игры, но он вынужден был принимать в них участие, потому что был высоким, сильным и хорошо сложенным, и играл в них с большим успехом. Но он ненавидел грубость, холодную погоду и грязь, а его детская набожность развилась в своего рода сентиментальное восхищение витражными окнами, церковными обрядами и духовной музыкой" (фрагменты очерка привожу в своем переводе). (Кстати, вспоминается, что и сам Э.Ф.Бенсон был высоким и хорошо сложенным и прославился как спортсмен.)
Бенсон упоминает и о детских влюбленностях своего героя. Сначала он "испытал страстную привязанность" к другому мальчику (как пишет автор,"к другой юной леди, которую природа наградила мужским обликом"). "Они обменивались прядями волос, которые во время ссор должным образом возвращались их настоящим владельцам вместе с безжалостными записками, подобными тем, какими разрывают помолвки. Эти размолвки сменялись довольно льстивыми примирениями, во время которых они снова клялись в вечной дружбе, обменивались конфетами и еще большим количеством волос, а если бы посмели, то и поцеловались бы. Их неестественные чувства были осложнены периодом одиозного благочестия, и они были счастливее всего, когда в школьном хоре, облаченные в короткие стихари, вместе пели дискантами псалмы. ...
Его школа была из тех, в которых поощряли желание исповедоваться, хоть на этом и не настаивали, и Джордж воспылал своего рода страстью к атлетичному молодому священнику. Неделя за неделей он изливал на него смесь бледных и бескровных мелких прегрешений, думая о том, какой же он замечательный. Наконец смущенный священнослужитель, который обладал изобретательным складом ума, но отчаивался когда-либо научить Джорджи мужественности, изобрел для него совершенно новую епитимию — запретил являться на исповедь чаще одного раза в три недели, если только не надо будет признаться в чем-то действительно ужасном. ...
Он поступил в Оксфорд, и там, под сентиментальным влиянием этого "города шпилей"**, его оставили последние остатки мужественности. Его отец, который — таковы уж неподражаемые фокусы природы — был грубоватым старым сквайром, слишком любящим портвейн, а в юности слишком любившем хористок из театра Гайети, жаждал, чтобы Джорджи ударился в разгул, напился пьяным, чтобы ему в наказание запретили выходить за пределы территории колледжа, чтобы он спутался с девицей, словом, сделал хоть что-нибудь, что доказало бы — мужественность, хоть и прискорбно дремлющая, в нем все же есть. Но Джорджи упорно не оправдывал этих не слишком нравственных надежд: портвейну он предпочитал ячменную воду, всегда работал в своей комнате до десяти вечера, так что и не знал, запрещено ли ему выходить за пределы территории колледжа или не запрещено, не интересовался никаким хором, кроме церковного, и не путался вообще ни с кем. Вместо этого он перешел в католичество — и портвейн, ярость и удар совместно прикончили его отца прежде, чем тот успел изменить завещание."
Джорджи, закончив Оксфорд, стал жить так, как ему нравилось. Бенсон описывает его образ жизни и увлечения: у Джорджи "превосходный, но в сущности женский вкус" в выборе мебели и отделке помещений, он любит музыку, играет на фортепиано, ездит в гости и принимает гостей ("его гостями были в основном или молодые люди с довольно вертлявой походкой и порывистыми движениями рук, или старые леди"; "за его столом никогда не будет недостатка в немного женоподобных молодых людях и старых леди. Это те представители человеческого рода, с которыми он чувствует себя наиболее естественно, потому что у него с ними больше всего общего"), он вышивает, рисует ("его портреты старых леди были похожи один на другой, так как делались по одной формуле: кружевной головной убор, жемчужное ожерелье и задумчивое выражение лица. У него была формула и для молодых людей, ее главными составными частями были спортивная рубашка с короткими рукавами, никакой верхней одежды, отсутствие кадыка, длинные ресницы и девичий рот. Глаза он рисовал плохо, поэтому изображал всех с опущенными глазами"), пишет письма, читает, принимает горячие ванны. Автор два раза упоминает его "розовато-сиреневые (mauve) шелковые пижамы".
Бенсон очень осторожно касается темы гомосексуальности, стараясь не отпугнуть большинство читателей. Он явно учитывает противоречивое отношение большинства англичан того времени к этому вопросу: с одной стороны, мысль о физической близости между мужчинами вызывает у них ужас, с другой, платонические любовные отношения между подростками одного пола кажутся естественным временным явлением (некоторые думали так не только о платонических отношениях). Бенсон не мог скрыть собственных гомосексуальных склонностей, но о его любовном опыте мы можем только догадываться, и, кажется, он на примере своего героя хочет доказать, что можно иметь такие склонности, но при этом не совершать ничего противозаконного. Хотя он рассказал о подростковых увлечениях своего героя, он подчеркнул, что тот даже ни с кем не целовался, а о взрослом Джорджи он пишет, что тот вел непорочную жизнь сорокалетней вдовушки, богатой и бездетной. Правда, при этом автор рассказывает, что у Джорджи есть "красивый молодой шофер", которого он называет "плохим мальчиком", когда тот сворачивает не туда. Но тут же, чтобы успокоить читателя, автор сообщает, что в доме есть и молодая горничная, прислуживающая за столом, потому что Джорджи, "хотя и не испытывает к девушкам того интереса, который присущ мужчинам, но любит утром в полусонном состоянии слышать шорох юбок". "За это время произошло лишь одно неприятное происшествие: его привлекательный шофер женился на его привлекательной горничной, прислуживающей за столом, и некоторое время, окруженный постылыми слугами, которые их заменяли, он был довольно несчастен. Но он добился возвращения назад этой эгоистичной пары, заведя гараж с квартирой над ним, где они могли бы жить, а также повысив заработную плату Боулса и наняв еще одну горничную, прислуживающую за столом, когда миссис Боулс страдала от проклятия Евы..." Дети Боулсов стали называть его дедушкой, а он просил их мать объяснить им, что его надо называть дядей Джорджи (автор считает, что еще правильнее было бы обращение "тетя Джорджи").
"Возможно, не стоит добавлять, что он не женился и никогда не женится" — все-таки считает нужным добавить автор.
* Джордж Планк больше всего известен своими обложками к журналу "Вог".
**City of Dreaming Spires — Город дремлющих шпилей (так вслед за Мэтью Арнольдом назвают Оксфорд).
Иллюстрация из той же книги:

Еще несколько иллюстраций
Тут есть очерк "Тетя Джорджи" (удобнее читать, чем по ссылке на всю книгу)

Это иллюстрация Джорджа Планка* к книге Э.Ф.Бенсона "The Freaks of Mayfair" (1916), на которой изображен герой очерка "Тетя Джорджи", джентльмен, в котором автор, видимо, решил соединить все черты характера и привычки, которые считались в то время признаками отсутствия мужественности.
Любопытно, что образ, похоже, отчасти автобиографичен (судя по отзывам знакомых об авторе). Герой Бенсона еще в раннем детстве огорчал родителей тем, что играл в куклы и не хотел носить подтяжки. "Эти особенности, печальные в столь юном возрасте, вынудили родителей послать его в школу для мальчиков, когда ему было всего девять лет. Они надеялись, что там он получит более правильное представление о том, кто он такой. Но этот более широкий жизненный опыт, казалось, лишь усилил его заблуждения, поскольку он, ссорясь с другими молодыми джентльменами, не бил их кулаком в лицо, а давал пощечины и таскал за волосы. ... Частная школа препятствовала внешним проявлениям девичества, но истинная натура Джорджи продолжала развиваться в тайне. С виду он стал более или менее мужественным мальчиком, но не потому, что действительно вырос и стал таким — в том, что выглядеть в глазах окружающих мужественным удобнее, его убедили насмешки, презрение и примеры для подражания. Ему не нравились мальчишеские спортивные игры, но он вынужден был принимать в них участие, потому что был высоким, сильным и хорошо сложенным, и играл в них с большим успехом. Но он ненавидел грубость, холодную погоду и грязь, а его детская набожность развилась в своего рода сентиментальное восхищение витражными окнами, церковными обрядами и духовной музыкой" (фрагменты очерка привожу в своем переводе). (Кстати, вспоминается, что и сам Э.Ф.Бенсон был высоким и хорошо сложенным и прославился как спортсмен.)
Бенсон упоминает и о детских влюбленностях своего героя. Сначала он "испытал страстную привязанность" к другому мальчику (как пишет автор,"к другой юной леди, которую природа наградила мужским обликом"). "Они обменивались прядями волос, которые во время ссор должным образом возвращались их настоящим владельцам вместе с безжалостными записками, подобными тем, какими разрывают помолвки. Эти размолвки сменялись довольно льстивыми примирениями, во время которых они снова клялись в вечной дружбе, обменивались конфетами и еще большим количеством волос, а если бы посмели, то и поцеловались бы. Их неестественные чувства были осложнены периодом одиозного благочестия, и они были счастливее всего, когда в школьном хоре, облаченные в короткие стихари, вместе пели дискантами псалмы. ...
Его школа была из тех, в которых поощряли желание исповедоваться, хоть на этом и не настаивали, и Джордж воспылал своего рода страстью к атлетичному молодому священнику. Неделя за неделей он изливал на него смесь бледных и бескровных мелких прегрешений, думая о том, какой же он замечательный. Наконец смущенный священнослужитель, который обладал изобретательным складом ума, но отчаивался когда-либо научить Джорджи мужественности, изобрел для него совершенно новую епитимию — запретил являться на исповедь чаще одного раза в три недели, если только не надо будет признаться в чем-то действительно ужасном. ...
Он поступил в Оксфорд, и там, под сентиментальным влиянием этого "города шпилей"**, его оставили последние остатки мужественности. Его отец, который — таковы уж неподражаемые фокусы природы — был грубоватым старым сквайром, слишком любящим портвейн, а в юности слишком любившем хористок из театра Гайети, жаждал, чтобы Джорджи ударился в разгул, напился пьяным, чтобы ему в наказание запретили выходить за пределы территории колледжа, чтобы он спутался с девицей, словом, сделал хоть что-нибудь, что доказало бы — мужественность, хоть и прискорбно дремлющая, в нем все же есть. Но Джорджи упорно не оправдывал этих не слишком нравственных надежд: портвейну он предпочитал ячменную воду, всегда работал в своей комнате до десяти вечера, так что и не знал, запрещено ли ему выходить за пределы территории колледжа или не запрещено, не интересовался никаким хором, кроме церковного, и не путался вообще ни с кем. Вместо этого он перешел в католичество — и портвейн, ярость и удар совместно прикончили его отца прежде, чем тот успел изменить завещание."
Джорджи, закончив Оксфорд, стал жить так, как ему нравилось. Бенсон описывает его образ жизни и увлечения: у Джорджи "превосходный, но в сущности женский вкус" в выборе мебели и отделке помещений, он любит музыку, играет на фортепиано, ездит в гости и принимает гостей ("его гостями были в основном или молодые люди с довольно вертлявой походкой и порывистыми движениями рук, или старые леди"; "за его столом никогда не будет недостатка в немного женоподобных молодых людях и старых леди. Это те представители человеческого рода, с которыми он чувствует себя наиболее естественно, потому что у него с ними больше всего общего"), он вышивает, рисует ("его портреты старых леди были похожи один на другой, так как делались по одной формуле: кружевной головной убор, жемчужное ожерелье и задумчивое выражение лица. У него была формула и для молодых людей, ее главными составными частями были спортивная рубашка с короткими рукавами, никакой верхней одежды, отсутствие кадыка, длинные ресницы и девичий рот. Глаза он рисовал плохо, поэтому изображал всех с опущенными глазами"), пишет письма, читает, принимает горячие ванны. Автор два раза упоминает его "розовато-сиреневые (mauve) шелковые пижамы".
Бенсон очень осторожно касается темы гомосексуальности, стараясь не отпугнуть большинство читателей. Он явно учитывает противоречивое отношение большинства англичан того времени к этому вопросу: с одной стороны, мысль о физической близости между мужчинами вызывает у них ужас, с другой, платонические любовные отношения между подростками одного пола кажутся естественным временным явлением (некоторые думали так не только о платонических отношениях). Бенсон не мог скрыть собственных гомосексуальных склонностей, но о его любовном опыте мы можем только догадываться, и, кажется, он на примере своего героя хочет доказать, что можно иметь такие склонности, но при этом не совершать ничего противозаконного. Хотя он рассказал о подростковых увлечениях своего героя, он подчеркнул, что тот даже ни с кем не целовался, а о взрослом Джорджи он пишет, что тот вел непорочную жизнь сорокалетней вдовушки, богатой и бездетной. Правда, при этом автор рассказывает, что у Джорджи есть "красивый молодой шофер", которого он называет "плохим мальчиком", когда тот сворачивает не туда. Но тут же, чтобы успокоить читателя, автор сообщает, что в доме есть и молодая горничная, прислуживающая за столом, потому что Джорджи, "хотя и не испытывает к девушкам того интереса, который присущ мужчинам, но любит утром в полусонном состоянии слышать шорох юбок". "За это время произошло лишь одно неприятное происшествие: его привлекательный шофер женился на его привлекательной горничной, прислуживающей за столом, и некоторое время, окруженный постылыми слугами, которые их заменяли, он был довольно несчастен. Но он добился возвращения назад этой эгоистичной пары, заведя гараж с квартирой над ним, где они могли бы жить, а также повысив заработную плату Боулса и наняв еще одну горничную, прислуживающую за столом, когда миссис Боулс страдала от проклятия Евы..." Дети Боулсов стали называть его дедушкой, а он просил их мать объяснить им, что его надо называть дядей Джорджи (автор считает, что еще правильнее было бы обращение "тетя Джорджи").
"Возможно, не стоит добавлять, что он не женился и никогда не женится" — все-таки считает нужным добавить автор.
* Джордж Планк больше всего известен своими обложками к журналу "Вог".
**City of Dreaming Spires — Город дремлющих шпилей (так вслед за Мэтью Арнольдом назвают Оксфорд).
Иллюстрация из той же книги:

Еще несколько иллюстраций
Тут есть очерк "Тетя Джорджи" (удобнее читать, чем по ссылке на всю книгу)
... иллюстрации в книге красивые модерновые * _ *
спасибо за перевод
и ссылку на очерк.
чрезвычайно понравилось завершение истории:
After all he has done less harm than most people in the world, for no one ever heeded his gossip, and even if he has not done much good or made other people much happier, he has always been quite good and happy himself, for such malice as he impotently indulged in he much enjoyed, and he hurt nobody by it. It would be a very cruel thing to think of sending poor Georgie to Hell ; but it must be confessed that, if he went to Heaven, he would make a very odd sort of angel.
А у Джорджа Планка мне нравятся и обложки к "Вогу".
читать дальше
А какая-нибудь третья "юная леди", в традициях, не могла на них наглядеться из зала
не знал, запрещено ли ему выходить за пределы территории
Вот это особенно понравилось! С законопослушными людьми вечно такая беда
в том, что выглядеть в глазах окружающих мужественным удобнее, его убедили насмешки, презрение и примеры для подражания
Вот-вот
Но герою, в целом, все же повезло. И с наследством, и с прислугой...
А ножки винтиком художнику удались
Но герою, в целом, все же повезло. И с наследством, и с прислугой...