[tes3m]

Продолжение записей 1 и 2.
Сперва из воспоминаний Джоан Миллер хотела перевести только отрывок о походке, но решила не отделять его от описания одного из агентов Максвелла Найта, Харальда Куртца (немца, имевшего родственников в Англии). Он дружил с другим агентом, которого Джоан Миллер называет Х, — евреем, бежавшим от нацизма. «Когда дело касалось Х, и вопроса не возникало, что М как-то выкажет свою неприязнь к евреям, так же как и Харальду Куртцу не грозил арест за его гомосексуальность. Как я уже давала понять, М был способен отказаться от этих предрассудков, когда хотел. Харальд, конечно, не выставлял напоказ свои сексуальные вкусы, но они, тем не менее, были очевидны даже для кого-то столь же наивного, какой была я, хотя, должна сказать, меня быстро избавили от этого качества. М, взявшийся заполнять пробелы в моем образовании, сделал это всесторонне. Пока я не встретила его, мои знания о пороке имели строгие границы: работая в компании "Элизабет Арден", я не могла не иметь представления о разряженных девицах с Бонд-стрит, разгуливавших там и сям за стенами "Ярдли", но проститутки мужского пола — другое дело. Это М. показал мне пару таких на улице и объяснил, что они используют особую походку — как у девушек, но более подчеркнутую, — периодически, для саморекламы. Когда они не высматривают потенциальных клиентов, сказал он, походка у них такая же нормальная, как у всех. Он говорил с крайним раздражением и отвращением.
Самым заметным пороком Харальда было курение; несмотря на постоянное отсутствие у него денег, его редко можно было увидеть без сигареты во рту. Его дела находились в полном беспорядке; он без конца занимал деньги и никогда не вылезал из долгов. (Однажды, когда я пустила его на одну ночь в свою квартиру на Долфин-сквер, он мимоходом сунул в карман 10 фунтов стерлингов, которые я оставила на столе — намеревался их вернуть, ни капли не сомневаюсь, но так этого и не сделал.) X, который ни в малейшей степени не разделял ни сексуальных склонностей своего друга, ни его безалаберности, взял на себя задачу присматривать за Харальдом и, насколько это удавалось, вытаскивать его из неприятностей. Естественно, он уважал своего друга за то, что тот выступил против нацистского режима, ведь понятно было, сколько храбрости требовалось, чтобы даже просто отклонить приглашение вступить в партию. Ни уговоры, ни травля не сделали из Харальда нациста. По крайней мере, в этом принципиальном вопросе он был тверд».

В оригинале

There was no question, with X, of M's dislike of Jews asserting itself — any more than Harald Kurtz was liable to be arraigned for his homosexuality. As I've already indicated, M was able to discard these prejudices at will. Harald certainly didn't flaunt his sexual taste but it was none the less apparent, even to someone as naive as I was — though I must say this quality of mine was fast being eradicated. M, having undertaken to fill the gaps in my education, did it thoroughly. Before I met him, my experience of vice was limited: working at Arden's, I couldn't help being aware of the gaudy Bond Street girls who paraded up and down outside Yardley's, but male tarts were something else. It was M who showed me a couple of these in the street, and explained how they used a special way of walking — like girls', only more pronounced — as an intermittent form of self-advertisement. When they weren't on the look-out for potential customers, he said, their gait was likely to be as normal as anyone else's. He spoke with extreme annoyance and contempt.
Harald's most conspicuous vice was smoking; in spite of chronic impecuniousness he was rarely seen without a cigarette in his mouth. His private affairs were marked by chaos; he was always borrowing and never out ofdebt. (Once, when I'd lent him my Dolphin Square flat for the night, he casually pocketed the £10 I'd left in my desk — meaning to return it, I haven't the least doubt, though he never did.) X, who didn't in the least share his friend's sexual inclinations, or his fecklessness, made it his business to look after Harald and keep him out of trouble as far as possible. Naturally he respected his friend for the stand he'd made against the Nazi regime, understanding the courage it had taken to resist very inducement to join the Party. Neither blandishment nor harassment had made a Nazi of Harald. In this matter of principle at least his conviction was unwavering.
(One girl's war: personal exploits in MI5's most secret station by Joan Miller, 1986, pp. 93-94.)

@темы: история, гомосексуальность, secret agents

Comments

[Читерабоб]

храбрости требовалось, чтобы даже просто отклонить приглашение вступить в партию

это, действительно, очень смело.
я пытюсь иногда представить себя в такой ситуации... и думаю, что сломалась бы. прогнулась.

[tes3m]

Читерабоб, Я вообще не представляю себя на месте этих агентов. Джоан Миллер незадолго до этого называет их психологическое состояние во время войны добровольной шизофренией, потому что им надо было все время быть на чеку, но казаться беззаботными и открытыми.

[Читерабоб]

потому что им надо было все время быть на чеку, но казаться беззаботными и открытыми.

это особые люди были.
чертовски крепкие.

[tes3m]

Ага, она так и пишет: крепкие нервы, высокий уровень самоконтроля.

[Читерабоб]

tes3m,
это точно не про меня.))

[tes3m]

Читерабоб, И не про меня.)))