вторник, 15 сентября 2009
Вчера, увидев в списке "главных 60 романов"(The Times) роман Маркеса "Любовь во время холеры" , который в русском переводе стал "Любовью во время чумы", вспомнила, как давно в "Иностранной литературе" читала рассуждения переводчика о том, почему надо поменять холеру на чуму (сам перевод был издан, мне кажется, намного позже) и они меня и тогда ни капельки не убедили.
читать дальшеЯ запомнила такой аргумент: холера по-русски звучит очень приземленно, а вот чума - возвышенно. Не согласна. Не такая уж большая разница. Только пушкинский "Пир во время чумы" влияет, конечно, на восприятие слова "чума". Но для меня и упоминания о холере из писем Пушкина выглядят не хуже. Еще аргумент: слово "холера" можно использовать как ругательство. А "чума", можно думать, нет? Словом, не вижу веских причин, которые оправдали бы перемену названия. И на английский, кстати, перевели как "Love in The Time of Cholera". А у нас фильм Ньюэлла по этой книге вызвал некоторую путаницу в умах зрителей. В рунете кто-то под отзывом о фильме попросту писал: "все-таки произведение Маркеса называется "Любовь во время чумы", кто-то рассуждал: "Все во мне протестует. Потому что во времена холеры никакой любви быть не может. Холера - заболевание, сопровождающееся неукротимым поносом, и любовь в ее времена гораздо хуже, чем во времена дизентерии, метеоризма и старческого маразма с недержанием всего.
И лечится это непрерывным поглощением жидкости, так что вообще труба.
Чума, конечно, тоже бывает некоторой помехой любви, но любовь в ее времена реальнее. ".
А вот перевели бы название точно, все претензии можно было бы переадресовать Маркесу. Это ведь он предпочел название "болезни, которую переводчик предпочитает называть чумой, но которая по авторскому замыслу, да и по всем клиническим симптомам, так или иначе описанным в романе, все-таки является холерой ..."отсюда
Хочу поделиться догадкой, возможно, неверной, о том, почему переводчики у нас так вольно обходились с авторскими реалиями. Почему и в переводе "Властелина колец" Муравьева-Кистяковского (который мне кажется талантливым, хотя и вольным), и в переводах "Гарри Поттера" (которые похвалить уже не могу) имена и названия были изменены, что создало опять-таки путаницу: в привычном переводе одно, в кинотеатре - другое. Или - в переводе и в кинотеатре одно и то же, а в Интернете другое. Когда я смотрела последний фильм по ГП, меня умилял один мальчик, рассказывающий другу о том, что будет дальше (по книге). Ну, истинный фанат - увлеченный, восторженный. Только после Интернета странным казалось, как фанат может называть Снейпа Снеггом. Извините, я ушла в сторону от темы. Так вот, мне кажется, такие переводческие вольности были естественны в Советском Союзе. Знаменитая книга выходила, если вообще выходила ("Властелина колец" издавать не спешили) , в одном переводе, который становился каноническим и в соответствии с которым можно было дублировать экранизацию. Различные версии не поощрялись. После вольного перевода сказки Баума, сделанного Волковым, сам "Волшебник из страны Оз" уже не переводился (я вовсе не ругаю книги Волкова, я говорю о другом). А Интернета, в котором многие читатели стали бы обсуждать книгу, ссылаясь на оригинал, еще не было.Большинству читателей и зрителей, не читающих в оригинале (да еще и достать книги в оригинале было куда сложнее), просто неоткуда было узнать, что в оригинале что-то не так: скажем, Багира - самец, у Мэри Поппинс есть молодой человек (художник, рисующий на асфальте) и т.п. Переводчики привыкли к такому положению дел и не ожидали, что когда-нибудь их варианты перевода столкнутся в сознании читателей с оригинальными.
@темы:
переводы
На практике он может быть всякий - и глупый, и бездарный, но я всегда одобряю его существование как идеи..