"У каждой эпохи свои приколы, и чужие кажутся странными"

[tes3m]

«У нее была последняя мечта. Где-то в мире есть есть неслыханный разврат. Но эту мечту рассеяли.» Эта фраза из записных книжек Ильфа мне нравится с детства. Я ее нашла в толстой потрепанной книге, в которую входили "Двенадцать стульев", "Золотой теленок" и записные книжки Ильфа и Петрова. Книга была в доме дедушки и бабушки, у которых я проводила лето. Тогда мне было лет семь, я еще и не представляла себе, даже приблизительно, как должен выглядеть неслыханный разврат. Однако эта фраза не помешала мне надеяться, что он все-таки существует.
Я сперва сомневалась, стоит ли цитировать эту фразу: вдруг ее все знают. Потом вспомнила слова  Malum Universum: «Первый комментатор говорит: а это ещё N сказал про песни! Второй комментатор говорит: а это ещё X сказал при Наполеоне! Может, это ещё было высечено в пещере при неолите?»
Решила, что фразу про разврат все же процитирую. Полезла искать ее в сети и нашла почему-то только в заметках А.Жолковского, отрывок из которых так понравился, что решила процитировать и его. Понравилось про сентименталистов, но я помещаю и то, что было перед этим, чтобы было понятнее.
Жолковский пишет о том, что после урагана в Лос-Анджелесе многие ездили смотреть на разрушения и были разочарованы тем, что они недостаточные.

Эрасту говорят, что Кай умер, и ему этого достаточно — он получает непритворное удовольствие. А этим, нашим, сколько разрушений ни подавай, все мало.

«Почему же все так жаждали разрушений? Какая за этим вырисовывается культурная парадигма?

Ну, прежде всего — ритуальная потребность продемонстрировать свою идентификацию с жертвами, будь то природы или общества. Кроме того, как пишет мне из Германии мой самый любимый читатель: «А на что еще там у вас в Америке смотреть — ведь настоящей архитектуры или хотя бы настоящих руин-то нет?!» Но откуда такая привередливость? Почему разрушений оказывается недостаточно?

Что-то похожее всплывает из «Записных книжек» Ильфа:

Осадок, всегда остается осадок. После разговора, после встречи. Разговор мог быть интересней, встреча могла быть более сердечной. Даже когда приезжаешь к морю, и то кажется, что оно должно было быть больше. Просто безумие.

Действительно безумие. Чехов, например, довольствовался наличными размерами. Он говорил Бунину:

Очень трудно описывать море. Знаете, какое описание моря читал я недавно в одной ученической тетрадке? «Море было большое». И только. По-моему, чудесно.

Читал ли Ильф эти воспоминания Бунина, напечатанные в парижской газете в 1929 году, дело темное. Но очевидно, что у Ильфа (и Петрова) обман ожиданий и даже его количественная оценка — своего рода инвариант, разумеется — издевательский.

У нее была последняя мечта. Где-то на свете есть неслыханный разврат. Но эту мечту рассеяли.

Любопытства было больше, чем пищи для него.

Появилось объявление о том, что продается три метра гусиной кожи. Покупатели-то были, но им не понравилось — мало пупырышков (Ильф, «Записные книжки»).

Милиционеры заплатили, деликатно осведомившись, с какой целью взимаются пятаки.

— С целью капитального ремонта Провала, — дерзко ответил Остап, — чтоб не слишком проваливался (Ильф и Петров, «Двенадцать стульев»).

У каждой эпохи свои приколы (по-научному — sensibilities), и чужие кажутся странными. Приходится специально напрягать интеллектуальное зрение, чтобы понять, что' привлекательного находили сентименталисты в сельских кладбищах, слезах, самоубийстве и вообще смерти. Но, по крайней мере, они были в этом по-сентименталистски простодушны.

Старушка в самом деле всегда радовалась, когда его видела. Она любила говорить с ним о покойном муже и рассказывать ему о днях своей молодости, о том, как она в первый раз встретилась с милым своим Иваном, как он полюбил ее и в какой любви, в каком согласии жил с нею. «Ах! Мы никогда не могли друг на друга наглядеться — до самого того часа, как лютая смерть подкосила ноги его. Он умер на руках моих!» Эраст слушал ее с непритворным удовольствием (Карамзин, «Бедная Лиза»).

Эрасту говорят, что Кай умер, и ему этого достаточно — он получает непритворное удовольствие. А этим, нашим, сколько разрушений ни подавай, все мало. »

Александр Жолковский. Эффект бабочки.«Новый Мир» 2009, №2

@темы: поток сознания, интерпретация

Comments

[Кошка]

tes3m, мдя, ты "неслыханным развратом" мои мысли на какой-то не тот лад настроила. Вместо

Старушка в самом деле всегда радовалась, когда его видела.

читаю "Старушка всегда раздевалась, когда его видела".

[tes3m]

КошкаКак бы это оживило текст Карамзина!

[Кошка]

tes3m, подозреваю, это бы и самого Карамзина оживило, если бы книгу так издали.

[tes3m]

Кошка Думаю, он бы сказал философски: "Что с них взять...У каждой эпохи свои sensibilities..." Плюнул бы да и всё.

[Кошка]

tes3m, ты знаешь, как сказать, как сказать. Я помню, как я была "рада", когда мне в 17-18 лет в юмористическую заметку "креативный" идиот-редактор впихнул "свежепостиранные подштанники соседа" или что-то подобное (при том, что и платили копейки на мороженое). Больше я туда ничего не носила.

[tes3m]

Кошка

"свежепостиранные подштанники соседа"

Украсил текст...

[Кошка]

tes3m, и не говори, в его эстетическом мирощущении явно прослеживаются гомоэротические мотивы, которые он, увы, не по делу проявлял - видимо, от большой степени их подавленности.

[tes3m]

Кошка

которые он, увы, не по делу проявлял - видимо, от большой степени их подавленности.

сублимация незавидная у него была.