Хотя Форстер за тринадцать лет до этого описал в "Морисе" испуг главного героя, которому показалось, что его шантажируют, сам он такого до сих пор не испытывал. Поскольку переписка Э.М.Форстера и Т.Э.Лоуренса была полностью опубликована лишь в прошлом году, отношения между Форстером и Палмером ускользнули от внимания Венди Моффат, автора последней биографии Форстера. Жаль, иначе она написала бы, какова вероятность того, что виновниками одного неприятного эпизода, произошедшего с Форстером, могли быть "Пош" Палмер и его жена.
На той же неделе, когда проходил суд над "Колодцем одиночества" Рэдклифф Холл, Форстер столкнулся с попыткой шантажа. Венди Моффат пишет: "Жена одного из случайных сексуальных партнеров Моргана обнаружила, что ее муж спал с Морганом, и встретилась с ним. Она уверяла, что в дальнейшем его не будут беспокоить, если он даст денег. Морган до этого момента был вполне удачлив в своих похождениях. С Бесс Палмер [женой Рега Палмера, шофера, однофамильца "Поша"] он сыграл роль простоватого человека средних лет, который не хочет от ее мужа ничего, кроме сердечной дружбы. Ему удался даже ловкий трюк - оставаться любовником ее мужа до конца своей жизни, продолжая держать ее в неведении".
Хотя Форстер за тринадцать лет до этого описал в "Морисе" испуг главного героя, которому показалось, что его шантажируют, сам он такого до сих пор не испытывал. "Морган уничтожил все записи об этой эмоциональной травме, кроме незначительных следов — они угадываются в намеках немногим ближайшим друзьям. "Она клянется, меня не будут беспокоить, даже не заговорят" - Морган писал Джо [Акерли]" (Венди Моффат). Самым первым другом, к которому он обратился за советом и сочувствием, был Джералд Херд, историк, философ и писатель, на которого большое влияние оказал индуистский мистицизм. Позднее Херд уехал в США, где занимался йогой и для расширения сознания принимал ЛСД, а в 1928 году он принадлежал к компании друзей Акерли, выделяясь среди них своей эксцентричностью — однажды он шокировал родителей Акерли, придя к ним на обед "в лиловых замшевых туфлях и кожаной куртке с воротником из шкуры леопарда"). Херд дал совет Форстеру посочувствовать шантажистам.
По этому и другим замечаниям ясно, что Форстер и мужа этой женщины считал шантажистом или даже точно знал, что тот имеет отношение к шантажу. Однако, судя по письмам Форстера друзьям, этот мужчина не казался ему негодяем: например, играя со словом "blackmailer", он шутит, что "the mailer indeed had only the faintest tinge of black" (для тех, кто не знает английского: "blackmailer" - "шантажист", "black" - "черный", а по-русски похожая шутка возможна, например, со словом "чернокнижник"»). Подумав, Форстер заплатил и успокоился.
У меня нет уверенности, что шантажистами были "Пош" Палмер и его жена, но вероятность этого достаточно высока. Круг подозреваемых не так уж велик, поскольку любовников у Форстера было мало: когда Акерли в старости поинтересовался их количеством, Форстер насчитал лишь восемнадцать (у самого Акерли было больше двухсот). Те из них, с кем Форстер встречался до 1928 и имена которых известны, не могли быть замешаны в инциденте с шантажом: одни из них не были женаты, у других жены так ни о чем и не узнали. Форстер еще в июне 1927 писал Лоуренсу, что жена Палмера зачем-то хочет его видеть, а Палмер против этой встречи. Возможно, она еще тогда хотела сказать Форстеру, что знает о его отношениях с ее мужем, и попросить денег, но в октябре пробное издание "Семи столпов мудрости", принадлежавшее Палмеру, было продано за 400 фунтов ст., и она решила пока жить на эти деньги (для сравнения: в 1929 году Лоуренс за 450 фунтов ст. купит Клаудс-хилл, который до этого снимал). Кроме того, в 1927 году Палмер получил деньги и от Лоуренса: Джереми Уилсон пишет: "В течение 1927 года Лоуренс отдал очень большие суммы денег и Палмеру, и Пайку" (Мэннинг Пайк — печатник, набиравший оксфордское издание "Семь столпов мудрости": у него, как и у Палмера, были проблемы с женой и работой).
В тех письмах Форстера Лоуренсу, которые до нас дошли, нет упоминаний об истории с шантажом, но, мне кажется, если это действительно Палмер с женой так отличились, Форстер мог рассказать Лоуренсу обо всем позднее, во время личной встречи, когда тот уже вернулся в Англию. Доверять рассказ о шантаже письму, отправленному за границу, на базу военно-воздушных сил, было бы неосторожно. Впрочем, Форстер мог желать вообще скрыть все от Лоуренса, чтобы тот не чувствовал себя виноватым перед ним за то, что познакомил его с Палмером и поощрял их отношения (людям свойственно избегать тех, перед кем они виноваты, а Форстер был влюблен в Лоуренса и очень дорожил дружбой с ним).
Напоминаю, что в том же письме, в котором Форстер упоминал процесс из-за "Колодца одиночества", он сообщил, что Палмер потратил большую часть своих денег: от 400 фунтов ст. осталось 150. Там же Форстер написал, что "останавливался на ночь у Миддлтона в казармах в Скарборо". 12 декабря 1928 года Лоуренс ответил лирическим письмом, в котором были, например, такие строки: "Хотел бы я завтра сидеть под Вашими маленькими (или большими) деревьями и прочитать одну или две песни невинности. [Лоуренс упоминает о "Песнях невинности" Блейка, потому что Форстер приобрел ценный экземпляр издания этой книги, принадлежавший вдове Блейка.]
Возможно, ледяная стужа, и Вы сидите перед камином и кормите кошку гренком в масле".
На рассказ о суде он откликнулся словами: "Читаю "Колодец одиночества" и слегка заскучал. Много шума из ничего", затем сообщил, что согласился сделать перевод "Одиссеи", а в конце письма добавил: "Можете дать мне адрес Поша? Я должен написать маленькому грешнику. Миддлтону я писал, недавно".
Форстер ответил 4 января 1929: "Дорогой Т.Э.
Вы просили адрес Поша — вот последний от него. Его капитал теперь уменьшился до 115 фунтов. Я замедлял это, сколько мог. Низшие классы приводят меня в отчаяние, и если бы я не заботился о них, я вел бы более спокойную жизнь — и правда кормил бы кошку гренками в масле день и ночь напролет, а не только во время чая. Я думаю, они никогда не были предназначены для того, чтобы о них заботились".
В этом письме Форстер, кажется, намекает на то, что устал от скрытности Лоуренса: сообщив, что экземпляр оксфордского издания "Семи столпов" отнесет книготорговцу 26 июня, добавляет: "Почему 26 июня? Ну, могут же и у меня быть свои маленькие тайны?" (позднее Форстер вспоминал, что хотя сам он был откровенен с Лоуренсом, тот никогда не был так же откровенен в ответ).
Лоуренс полагал, что останется в Индии до 1930 года, но вернулся в Англию 2 февраля 1929 года из-за шума, поднятого прессой, обнаружившей, что человек с такой репутацией служит на границе с Афганистаном. Лоуренс теперь должен был служить в Англии (что его устраивало гораздо больше). Он взял отпуск на месяц, но провел его не в Клаудс-хилле, а в Лондоне, на Бартон-стрит. 5 февраля он написал Форстеру — пожаловался на охоту, которую устроили на него репортеры, а в конце добавил: "Конечно, Клаудс-хилл весь Ваш, забирайте. Вы бываете в Лондоне?"
Предложение пользоваться Клаудс-хиллом кажется ответом на просьбу Форстера из какого-то не дошедшего до нас письма. В Клаудс-хилле тогда еще не было никаких удобств, ведь первоначально это жилище, расположенное рядом с военным лагерем, где служил Лоуренс, предназначалось для того, чтобы он и его друзья могли отдыхать там от казармы, а мыться они могли в лагере (лишь в 1933 году в Клаудс-хилле появится ванная комната). Трудно представить, зачем это жилище могло понадобиться Форстеру, если только он не собирался там с кем-то встретиться (скорее всего, с кем-то из тех солдат, которые не отказались бы "оказать ему сексуальные услуги", как пишет об этом Джереми Уилсон в предисловии к переписке).
Теперь Лоуренс и Форстер снова могли встречаться и беседовать. В феврале они виделись несколько раз. 7 марта Форстер познакомил Лоуренса с упоминавшимся выше Джералдом Хердом и Леонардом Вулфом (мужем Вирджинии Вулф, издателем). Форстер вспоминал: "Т.Э. был раздражительным и ребячливым, и лицо Леонарда вытянулось, как сложение в столбик". Сам Лоуренс во время этого отпуска встретился с искусствоведом Эде, работавшим в галерее Тейт. Тот собирался основать англо-индийский литературный журнал и предложил Лоуренсу стать его редактором. Лоуренс отказался, но посоветовал обратиться к Форстеру, которого назвал великолепным писателем.
Лоуренс часто отзывался о Форстере очень лестно. В 1927 году, когда издатель Джонатан Кейп предложил ему редактировать литературное обозрение, он тоже предложил кандидатуру Форстера. В том же году он написал Фрэнсису Йейтсу-Брауну, редактору "Спектейтора" восхищенное письмо об "Аспектах романа" Форстера. Как пишет Уилсон, "Йейтс-Браун понял намек и предложил ему написать рецензию" (но она Лоуренсу не удалась).
Вот еще одно любопытное свидетельство того, как Лоуренс ценил творчество Форстера. В воспоминаниях Милисент Кэнди — Лоуренс дружески переписывался с ее кузиной, миссис Блэк, некогда видевшей Гарибальди и питавшей слабость к героям (миссис Кэнди об этом написала: "О Т.Э.Лоуренсе так часто говорили, что он избегал дружбы, особенно с женщинами, что возможно будет показана другая сторона его сложной, но искренней натуры, если обнаружится его дружба с пожилой леди восьмидесяти лет") — есть такие строки о Лоуренсе: "Мы говорили о разном, на разные темы и нашли много общих вкусов, но когда я спросила, какого писателя, пишущего художественную прозу, он ставит на первое место, он сказал, что Э.Моргана Форстера, и я была вынуждена сознаться, что я его не читала". Миссис Кэнди спросила, что ей следует прочитать, и Лоуренс назвал "Поездку в Индию". (Кстати, Милисент Кэнди вспоминает, как и Форстер, что чай в Клаудс-хилле пили из черных керамических чашек, но она также сообщает, что эта посуда была сделана фирмой "Poole Pottery" по дизайну Лоуренса.
1 апреля 1929 Лоуренс пишет Форстеру о том, что прибыл на новое место службы, в лагерь неподалеку от Плимута, а по пути заехал в Клаудс-хилл: "Выглядит так красиво". В письме, написанном 30 мая, он договаривается с Форстером о встрече в Лондоне и пишет в конце: "Деньги Поша: пожалуйста, не мне. Он бы, думаю, предпочел, чтобы я не был его казначеем. Я тоже".
Можно предположить, что Форстер решил вернуть Палмеру остатки его денег, чтобы прекратить все отношения с ним (у Форстера были основания желать этого, даже если Палмер и его жена и не имели отношения к шантажу — пять месяцев назад Форстер писал Лоуренсу, что он остается "банкиром" Палмера, но другие отношения между ними прекращены из-за "миссис Палмер и матери миссис Палмер"). Форстеру очень нравился Палмер, но он был готов довольствоваться и Миддлтоном.
10 июня Лоуренс пишет: "Я перерыл все свои бумаги и не могу найти номер Миддлтона. Где-то он у меня был. Возможно, в Лондоне с моими вещами. Мне очень жаль". После этого опять договаривается о встрече. К письму есть приписка: "Господи, жизнь — суета. Расскажу Вам все, когда мы встретимся". 24 июня Лоуренс пишет: "Какое облегчение, что Миддлтон вновь оживился. Я думал, он потонул в волне уныния, которое побеждает и лучших из нас после долгого отпуска. Воля заманчива".
8 февраля 1930 Лоуренс приглашает Форстера, как только потеплеет, в Плимут — обещает покатать его на скоростной моторной лодке. 17 февраля он уточняет: "Я напишу Миддлтону, а скоростная моторная лодка медленно продвигается к тому дню, когда ее спустят на воду: к середине марта она будет готова. Но я не хочу, чтобы Вы приезжали так рано. Холод ужасный".
Э.М.Форстер в США. 1947.
"Много людей, о замечательнейший П., хотели бы "полностью порвать со своим прошлым"... но прошлое это неоспоримые факты. Ты можешь (при помощи газовой печи) полностью порвать со своим будущим — но это и всё! А в Клаудс-хилле нет газовых печей, так что жду тебя этим летом... ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАЕЗЖАЙ В КЛАУДС-ХИЛЛ.
Жаль, что не были опубликованы письма Лоуренса и Форстера к Миддлтону и его ответы (мне интересно, писал ли Лоуренс и ему, как Палмеру, о том, какой Форстер замечательный человек). Впрочем, ведь не изданы и письма Форстера к Палмеру, и многие письма Лоуренса к Палмеру, и письма Палмера к обоим писателям, а ведь он значил для них гораздо больше, чем Миддлтон, который, кажется, ничем не выделялся среди других молодых солдат. Палмер, судя по тому, как писал о нем Лоуренс, был очень обаятелен, а его любовь к чтению делала его более интересным собеседником. Лоуренс оценил это с самого начала (Джон Брюс вспоминал о том, почему они с Лоуренсом, вступив в Танковый корпус, решили, что рядовые Артур Рассел и Эдвард "Пош" Палмер будут подходящей компанией для Лоуренса: "Рассел был славным парнем, крепким и сильным, и, судя по виду, мог постоять за себя в случае необходимости. По этой причине я его и выбрал. Лоуренс выбрал Палмера. Это был парень посубтильнее, без мускулов, казавшийся довольно начитанным"). Форстер, по словам Венди Моффат, в конце 20-х годов начал тяготиться тем, что не мог по-настоящему дружить с теми, с кем занимался сексом: не было общих интересов, не было даже тем для разговоров (интересно ему было лишь с полицейским Гарри Дейли, но тот не умел держать язык за зубами и хвастался всем подряд, что спит со знаменитым писателем, отчего Форстеру пришлось с ним расстаться).
Друзья теперь могут обсудить некоторые вопросы во время встреч, к тому же сохранилось мало писем Форстера за этот период, из-за этого непонятно, о каком дневнике писал Лоуренс Форстеру 24 июня 1929 года:
"Дорогой ЭМФ, Ваше письмо о том дневнике было написано 21. Дневник с ним не пришел и позднее не пришел — до сих пор. Зная, как медленно идет почта в Каттеуотер, я ждал до сегодняшнего полудня, чтобы быть уверенным. Я надеюсь, он не попал по другому адресу. Я очень надеюсь, что он не попал по другому адресу. Я чрезвычайно хочу его увидеть".
А мне бы хотелось узнать, какой дневник так стремился получить Лоуренс и почему его так обеспокоила мысль, что тот мог попасть в чужие руки. У меня есть одно предположение (подчеркиваю, что это лишь предположение). В написанном полгода спустя письме от Форстера, которое помещено в сборнике вслед за этим письмом Лоуренса (похоже, часть переписки не сохранилась) не говорится о дневнике, но есть слова: "В последнее время я много думал о вас и о писательстве. Мне бы хотелось, чтобы вы занялись Роджером Кейсментом - просто личное пожелание". Известно, что Лоуренс с 1927 года хотел прочитать тайный дневник Роджера Кейсмента, в котором тот записывал подробности своих гомосексуальных связей (т.н. "Черные дневники"). Этот дневник был скрыт правительством от любопытных глаз после того, как его предъявили на суде против Кейсмента (чтобы уменьшить симпатии к нему как к борцу за свободу Ирландии), но известно, что существовало несколько копий дневника. Возможно, Форстер написал о такой копии, а Лоуренс решил, что она была послана по почте вместе с письмом или отдельно. Лоуренс мог ошибиться, у Форстера могло не быть копии дневника, но я также допускаю, что она у него была и он собирался передать ее при встрече.
Возможно, именно Форстер подсказал Лоуренсу мысль самому написать биографию Кейсмента. Лоуренс в 1927 году хотел, чтобы это сделал Бернард Шоу, и просил Шарлотту Шоу уговорить мужа. Шоу не согласился и сказал жене, что Лоуренс заблуждается, считая Кейсмента таким уж великим человеком — Шоу он не казался таким даже до того, как был скомпрометирован "Черными дневниками" (хотя они дружили и Шоу выступал в его защиту на суде).
Позднее Лоуренс уже хотел сам взяться за эту биографию. В 1934 он объяснял: "Я хотел бы написать о нем [Кейсменте] тонко - так, чтобы его враги думали, будто я с ними - до тех пор, пока они не закончат книгу и не оторвутся от нее, чтобы назвать его героем. В нем есть притягательность сломленного архангела. Но если премьер-министр не разрешит опубликовать материалы из дневника, никто не сможет написать о нем". Считается, что Лоуренс так и не увидел этого дневника, но я в этом не убеждена. Шоу и его жене он в любом случае не признался бы, что уже видел этот дневник, чтобы не обнаруживать лишний раз интерес к гомосексуальности. Кроме того, он пишет не о том, что биографию Кейсмента нельзя написать, не увидев дневник, а о том, что ее нельзя написать, "если премьер-министр не разрешит опубликовать материалы из дневника". Это очень разные вещи. Когда Олдингтон писал книгу о Лоуренсе, он читал "Чеканку" и даже письма Лоуренса к Шарлотте Шоу, но он не имел разрешения ссылаться на эти и некоторые другие материалы, отчего оказался в менее выигрышном положении, чем его противники.
Письмо Форстера, в котором он упоминает Кейсмента, кажется продолжением разговора между ним и Лоуренсом. Сразу вслед за упоминанием этого имени он пишет: "Также я думаю о моем замечании, которое вы как-то одобрили и оно стало вашим в моем сознании. Оно было насчет любви: что она переоценена и истрепана бесчисленными описаниями и что предпочтительные отношения между людьми - это смесь дружелюбия и похоти. Д + П = л, поделенная на неизвестную величину (F+L=l/x ) - вот что я хотел предложить вам вычислить, но, конечно, написал уравнение неправильно. Я думаю, любовь нелепо разрекламирована, но дело, возможно, опять-таки в моем возрасте. Так много нового должно быть сказано о человеческих взаимоотношениях теперь — когда озеро похоти было исследовано и оказалось маленьким и безвредным резервуаром" (16.12.1929).
В последней фразе речь, конечно, идет о психоанализе.
После двух писем, посвященных в основном писателю Мэннингу и его роману «Her Privates We» (я напишу об этом отдельно) Лоуренс в письме, написанном 13 мая 1930, договаривается с Форстером о встрече в Лондоне, в клубе "Юнион Джек", где он будет под фамилией Смит с 29 мая по 7 июня. Плимут в этом письме он называет паршивой дырой.
12 января 1931 года Лоуренс вместе с Форстером посетил концерт в Куинс-холле — Артур Шнабель исполнял произведения Баха, Моцарта и Шумана. 18 января Форстер написал Сассуну: "Т.Э. приезжал послушать Шнабеля в прошлый понедельник. Он был в хорошей форме и дружелюбен, но я порой задавал себе вопрос, что он затевает".
Последние слова можно понимать, конечно, по-разному, но мне кажется, что Форстер, по-прежнему влюбленный и разочарованный уклончивостью Лоуренса, имеет в виду то же, о чем говорит и Джон Брюс в воспоминаниях: "Лоуренс ничего не делал без цели, а использовать людей он умел в совершенстве, и я не стал исключением". Лоуренс был мил и дружелюбен, но особенно милым и дружелюбным он становился, когда ему что-то было нужно — например, чтобы Форстер занялся редакцией "Семи столпов мудрости", сравнил два варианта этой книги, написал отзыв на "Чеканку" и т.д. Не знаю, нужно ли что-то было Лоуренсу от Форстера в этот раз, но через несколько дней ему понадобилась рецензия на новую книгу Эде, которому Лоуренс написал 26 января: «Форстер хороший человек. Очень. И хороший критик».
Лоуренс уже задумывается о том, что через пять лет уйдет со службы, и собирается в ближайшее время сделать Клаудс-хилл удобным местом постоянного обитания — провести воду, установить ванну и книжные полки. О своих планах он сообщает Форстеру.
2 сентября 1931 года Форстер пишет Лоуренсу, что часто думает о нем, что новостей у него почти никаких нет, так как "год был переполнен счастьем" (в апреле 1930 у него начался роман с Бобом Бакингемом). В конце письма говорится: "Я думал, Ваше письмо содержит приглашение, но был слишком оптимистичен, ведь когда я разобрался, оказалось, что самый ранний срок 1935. Хотел бы я, чтобы Вы могли сделать мне одолжение, обустроив Клаудс-хилл чуть раньше".
28 декабря 1931 года Лоуренс пишет молодому писателю Хенли, что обсуждал его произведения с приезжавшим к нему Форстером, и они оба высоко их оценили. Он лестно отзывается о Форстере: "Очень остроумный, колкий, застенчивый, свободомыслящий человек. Он мне нравится". 24 января 1933 Лоуренс пишет Грейвзу: «Думаю, с тех пор, как умер Хогарт, для меня наибольшее значение имеют три человека: Фредерик Мэннинг, один армянин по фамилии Алтунян и Э.М.Форстер» (отсюда).
Уилсон пишет, что не сохранилось писем, которыми Форстер и Лоуренс обменялись в последующий период, но известно, что они были. 7 октября 1933 года Лоуренс пишет Форстеру, что у него есть хорошие новости о Поше, который наконец-то устроился на работу (в теплицу). "Я сейчас пишу заброшенному (но сельскохозяйственному) мышонку. Возможно, мышке-полевке". Неизвестно, что на это ответил Форстер.
26 ноября 1934 года Лоуренс сообщает, что в марте уходит со службы и будет жить в Клаудс-хилле на 25 шиллингов в неделю, не имея возможности ездить в Лондон и путешествовать. Слова Лоуренса "я всегда лелеял мысль иметь много денег, но так никогда и не понял вполне ясно способов для этого" Джереми Уилсон откомментировал так: "Это правда только если Лоуренс - тогда ему было лишь 46 - решил не браться ни за какую оплачиваемую работу. На самом деле он получил многочисленные предложения работы, которые отклонил. Если говорить о средствах на черный день, он владел множеством пользующихся спросом картин и книг".
Кстати, имущество, оставшееся после Лоуренса, было оценено в 7 441 фунт ст., что в 1935 было равно 30 тысячам долларов, а сейчас может быть примерно выражено в сумме от 476 тысяч до 5 миллионов 950 тысяч долларов (Measuring Worth).
В этом же письме Лоуренс описал Форстеру, как его посетил Стивен Теннант, "похожий на викторианскую леди": "Я боюсь, он во мне разочаровался. Он ожидал слишком многого. Провались моя репутация".
В 1935 против романа Хенли "Мальчик" было выдвинуто обвинение в непристойности. "В 1935 году Лоуренс написал одному из издателей: "Если вы сможете выяснить, кто в бюро был инициатором этого преследования, и пришлете мне его имя и адрес, я постараюсь заказать ему из Парижа по почте основательный запас действительно непристойной литературы - нечто такое, что покажет ему разницу между порнографией и произведениями искусства". ... Другому издателю он писал о Форстере: "Он один из немногих авторов, которые могут осмелиться на попытку помочь. Большинство из них боится самого слова "содомия". Хотелось бы знать, почему?"... Джеймс Армстронг отмечает в книге “Публикация, судебное преследование и переиздание "Мальчика" Джеймса Хенли”, что Форстер, возможно, с готовностью вступился за роман именно из-за сцены гомосексуального изнасилования, поскольку сам хотел, но не мог писать открыто о гомосексуальности." (отсюда) Думаю, это объясняет мотивы не только Форстера, но и Лоуренса. Их еще больше сблизило то, что они оба пытались помочь Хенли и издателям его романа.
4 мая 1935 года Форстер написал: "Дорогой ТЭ, когда для Вас будет можно позволить мне провести несколько дней в Клаудс-хилле? Устраивает ли Вас около 20 мая?"
7 мая Лоуренс ответил: "Ваше прибытие будет отмечено белым камнем в новой стене*. ... Великолепно. В Клаудс-хилле сейчас два обитателя: Пэт Ноулс и я. Он живет в западном конце, я в восточном. Мы питаемся у него и очень просто. Мы постараемся устроить Вас, если не комфортабельно, то по крайней мере терпимо, на несколько дней. Замечательно."
Другому своему другу, летчику Данну, Лоуренс написал, что пригласит его в гости потом, поскольку не может принять сразу двоих, а к нему приедет "дорогой и восхитительный" Форстер. Кроме того, Лоуренс украсил спальню — установил в ней бортовой иллюминатор (с помощью гостившего у него Джока Чамберса и Пэта Ноулса).
8 мая к нему заехал неоднократно упоминавшийся раньше Бэнбери. 10 мая пришло письмо от Поша Палмера, в котором тот жаловался на жизнь и писал, что хочет полностью порвать со своим прошлым. Лоуренс ответил:
"Много людей, о замечательнейший П., хотели бы "полностью порвать со своим прошлым"... но прошлое — неоспоримый факт. Ты можешь (при помощи газовой печи) полностью порвать со своим будущим — но это и всё!
А в Клаудс-хилле нет газовых печей, так что жду тебя этим летом, как только все растения будут политы. Пэт Ноулс и я теперь тут единственные обитатели, два смешных маленьких существа, каждый живет на своей стороне дороги, но мы часто встречаемся и дружим. В течение десяти дней мы ожидаем Э.М.Ф[орстера], он приедет ненадолго. Это место, опасаюсь, не очень комфортабельно, ... так что он не решится остаться надолго. ...Ты будешь изумительно желанным гостем, когда бы ни пожелал приехать. Ты будешь истерзан, тебя будет тревожить совесть, если тебе не удастся приехать пораньше. У нас был и есть концерт Бетховена для скрипки с оркестром, это - "cамое то"... Но ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАЕЗЖАЙ В КЛАУДС-ХИЛЛ.
Ставлю на конверте "S", чтобы показать, как серьезно я рассчитываю на то, что ты посетишь Клаудс-хилл этим летом. Бери с собой худшую одежду и немного, я такой же неряха, как всегда".
Через три дня (13 мая) произошла авария, от последствий которой Лоуренс скончался 19 мая, не приходя в сознание. Форстер, который до этого давно уже испытывал к Лоуренсу сложные чувства — смесь желания, обиды, восхищения и недоверия — был так потрясен, что не смог присутствовать на похоронах (это осталось неизвестно автору его последней биографии, Венди Моффат, преспокойно описывающей, как он там якобы стоял "рядом с рыдающим Уинстоном Черчиллем").
Не знаю, встречался ли еще Форстер с Палмером и Миддлтоном, но позднее он написал, что продолжает видеться с некоторыми солдатами, с которыми познакомился в Клаудс-хилле. Палмер не покончил с собой, как опасался Лоуренс, а дожил до 1983 года.
*Тут имеется в виду викторианский обычай — его любил, например, Льюис Кэрролл — отмечать приезд дорогого гостя белым камнем при укладке стены.
Другие примечания и ссылки на источники скоро добавлю.
Часть 3
Письмо Т.Э.Лоуренса к Э. "Пошу" Палмеру, написанное 10 мая 1935 г. (отсюда).
На той же неделе, когда проходил суд над "Колодцем одиночества" Рэдклифф Холл, Форстер столкнулся с попыткой шантажа. Венди Моффат пишет: "Жена одного из случайных сексуальных партнеров Моргана обнаружила, что ее муж спал с Морганом, и встретилась с ним. Она уверяла, что в дальнейшем его не будут беспокоить, если он даст денег. Морган до этого момента был вполне удачлив в своих похождениях. С Бесс Палмер [женой Рега Палмера, шофера, однофамильца "Поша"] он сыграл роль простоватого человека средних лет, который не хочет от ее мужа ничего, кроме сердечной дружбы. Ему удался даже ловкий трюк - оставаться любовником ее мужа до конца своей жизни, продолжая держать ее в неведении".
Хотя Форстер за тринадцать лет до этого описал в "Морисе" испуг главного героя, которому показалось, что его шантажируют, сам он такого до сих пор не испытывал. "Морган уничтожил все записи об этой эмоциональной травме, кроме незначительных следов — они угадываются в намеках немногим ближайшим друзьям. "Она клянется, меня не будут беспокоить, даже не заговорят" - Морган писал Джо [Акерли]" (Венди Моффат). Самым первым другом, к которому он обратился за советом и сочувствием, был Джералд Херд, историк, философ и писатель, на которого большое влияние оказал индуистский мистицизм. Позднее Херд уехал в США, где занимался йогой и для расширения сознания принимал ЛСД, а в 1928 году он принадлежал к компании друзей Акерли, выделяясь среди них своей эксцентричностью — однажды он шокировал родителей Акерли, придя к ним на обед "в лиловых замшевых туфлях и кожаной куртке с воротником из шкуры леопарда"). Херд дал совет Форстеру посочувствовать шантажистам.
По этому и другим замечаниям ясно, что Форстер и мужа этой женщины считал шантажистом или даже точно знал, что тот имеет отношение к шантажу. Однако, судя по письмам Форстера друзьям, этот мужчина не казался ему негодяем: например, играя со словом "blackmailer", он шутит, что "the mailer indeed had only the faintest tinge of black" (для тех, кто не знает английского: "blackmailer" - "шантажист", "black" - "черный", а по-русски похожая шутка возможна, например, со словом "чернокнижник"»). Подумав, Форстер заплатил и успокоился.
У меня нет уверенности, что шантажистами были "Пош" Палмер и его жена, но вероятность этого достаточно высока. Круг подозреваемых не так уж велик, поскольку любовников у Форстера было мало: когда Акерли в старости поинтересовался их количеством, Форстер насчитал лишь восемнадцать (у самого Акерли было больше двухсот). Те из них, с кем Форстер встречался до 1928 и имена которых известны, не могли быть замешаны в инциденте с шантажом: одни из них не были женаты, у других жены так ни о чем и не узнали. Форстер еще в июне 1927 писал Лоуренсу, что жена Палмера зачем-то хочет его видеть, а Палмер против этой встречи. Возможно, она еще тогда хотела сказать Форстеру, что знает о его отношениях с ее мужем, и попросить денег, но в октябре пробное издание "Семи столпов мудрости", принадлежавшее Палмеру, было продано за 400 фунтов ст., и она решила пока жить на эти деньги (для сравнения: в 1929 году Лоуренс за 450 фунтов ст. купит Клаудс-хилл, который до этого снимал). Кроме того, в 1927 году Палмер получил деньги и от Лоуренса: Джереми Уилсон пишет: "В течение 1927 года Лоуренс отдал очень большие суммы денег и Палмеру, и Пайку" (Мэннинг Пайк — печатник, набиравший оксфордское издание "Семь столпов мудрости": у него, как и у Палмера, были проблемы с женой и работой).
В тех письмах Форстера Лоуренсу, которые до нас дошли, нет упоминаний об истории с шантажом, но, мне кажется, если это действительно Палмер с женой так отличились, Форстер мог рассказать Лоуренсу обо всем позднее, во время личной встречи, когда тот уже вернулся в Англию. Доверять рассказ о шантаже письму, отправленному за границу, на базу военно-воздушных сил, было бы неосторожно. Впрочем, Форстер мог желать вообще скрыть все от Лоуренса, чтобы тот не чувствовал себя виноватым перед ним за то, что познакомил его с Палмером и поощрял их отношения (людям свойственно избегать тех, перед кем они виноваты, а Форстер был влюблен в Лоуренса и очень дорожил дружбой с ним).
Напоминаю, что в том же письме, в котором Форстер упоминал процесс из-за "Колодца одиночества", он сообщил, что Палмер потратил большую часть своих денег: от 400 фунтов ст. осталось 150. Там же Форстер написал, что "останавливался на ночь у Миддлтона в казармах в Скарборо". 12 декабря 1928 года Лоуренс ответил лирическим письмом, в котором были, например, такие строки: "Хотел бы я завтра сидеть под Вашими маленькими (или большими) деревьями и прочитать одну или две песни невинности. [Лоуренс упоминает о "Песнях невинности" Блейка, потому что Форстер приобрел ценный экземпляр издания этой книги, принадлежавший вдове Блейка.]
Возможно, ледяная стужа, и Вы сидите перед камином и кормите кошку гренком в масле".
На рассказ о суде он откликнулся словами: "Читаю "Колодец одиночества" и слегка заскучал. Много шума из ничего", затем сообщил, что согласился сделать перевод "Одиссеи", а в конце письма добавил: "Можете дать мне адрес Поша? Я должен написать маленькому грешнику. Миддлтону я писал, недавно".
Форстер ответил 4 января 1929: "Дорогой Т.Э.
Вы просили адрес Поша — вот последний от него. Его капитал теперь уменьшился до 115 фунтов. Я замедлял это, сколько мог. Низшие классы приводят меня в отчаяние, и если бы я не заботился о них, я вел бы более спокойную жизнь — и правда кормил бы кошку гренками в масле день и ночь напролет, а не только во время чая. Я думаю, они никогда не были предназначены для того, чтобы о них заботились".
В этом письме Форстер, кажется, намекает на то, что устал от скрытности Лоуренса: сообщив, что экземпляр оксфордского издания "Семи столпов" отнесет книготорговцу 26 июня, добавляет: "Почему 26 июня? Ну, могут же и у меня быть свои маленькие тайны?" (позднее Форстер вспоминал, что хотя сам он был откровенен с Лоуренсом, тот никогда не был так же откровенен в ответ).
Лоуренс полагал, что останется в Индии до 1930 года, но вернулся в Англию 2 февраля 1929 года из-за шума, поднятого прессой, обнаружившей, что человек с такой репутацией служит на границе с Афганистаном. Лоуренс теперь должен был служить в Англии (что его устраивало гораздо больше). Он взял отпуск на месяц, но провел его не в Клаудс-хилле, а в Лондоне, на Бартон-стрит. 5 февраля он написал Форстеру — пожаловался на охоту, которую устроили на него репортеры, а в конце добавил: "Конечно, Клаудс-хилл весь Ваш, забирайте. Вы бываете в Лондоне?"
Предложение пользоваться Клаудс-хиллом кажется ответом на просьбу Форстера из какого-то не дошедшего до нас письма. В Клаудс-хилле тогда еще не было никаких удобств, ведь первоначально это жилище, расположенное рядом с военным лагерем, где служил Лоуренс, предназначалось для того, чтобы он и его друзья могли отдыхать там от казармы, а мыться они могли в лагере (лишь в 1933 году в Клаудс-хилле появится ванная комната). Трудно представить, зачем это жилище могло понадобиться Форстеру, если только он не собирался там с кем-то встретиться (скорее всего, с кем-то из тех солдат, которые не отказались бы "оказать ему сексуальные услуги", как пишет об этом Джереми Уилсон в предисловии к переписке).
Теперь Лоуренс и Форстер снова могли встречаться и беседовать. В феврале они виделись несколько раз. 7 марта Форстер познакомил Лоуренса с упоминавшимся выше Джералдом Хердом и Леонардом Вулфом (мужем Вирджинии Вулф, издателем). Форстер вспоминал: "Т.Э. был раздражительным и ребячливым, и лицо Леонарда вытянулось, как сложение в столбик". Сам Лоуренс во время этого отпуска встретился с искусствоведом Эде, работавшим в галерее Тейт. Тот собирался основать англо-индийский литературный журнал и предложил Лоуренсу стать его редактором. Лоуренс отказался, но посоветовал обратиться к Форстеру, которого назвал великолепным писателем.
Лоуренс часто отзывался о Форстере очень лестно. В 1927 году, когда издатель Джонатан Кейп предложил ему редактировать литературное обозрение, он тоже предложил кандидатуру Форстера. В том же году он написал Фрэнсису Йейтсу-Брауну, редактору "Спектейтора" восхищенное письмо об "Аспектах романа" Форстера. Как пишет Уилсон, "Йейтс-Браун понял намек и предложил ему написать рецензию" (но она Лоуренсу не удалась).
Вот еще одно любопытное свидетельство того, как Лоуренс ценил творчество Форстера. В воспоминаниях Милисент Кэнди — Лоуренс дружески переписывался с ее кузиной, миссис Блэк, некогда видевшей Гарибальди и питавшей слабость к героям (миссис Кэнди об этом написала: "О Т.Э.Лоуренсе так часто говорили, что он избегал дружбы, особенно с женщинами, что возможно будет показана другая сторона его сложной, но искренней натуры, если обнаружится его дружба с пожилой леди восьмидесяти лет") — есть такие строки о Лоуренсе: "Мы говорили о разном, на разные темы и нашли много общих вкусов, но когда я спросила, какого писателя, пишущего художественную прозу, он ставит на первое место, он сказал, что Э.Моргана Форстера, и я была вынуждена сознаться, что я его не читала". Миссис Кэнди спросила, что ей следует прочитать, и Лоуренс назвал "Поездку в Индию". (Кстати, Милисент Кэнди вспоминает, как и Форстер, что чай в Клаудс-хилле пили из черных керамических чашек, но она также сообщает, что эта посуда была сделана фирмой "Poole Pottery" по дизайну Лоуренса.
1 апреля 1929 Лоуренс пишет Форстеру о том, что прибыл на новое место службы, в лагерь неподалеку от Плимута, а по пути заехал в Клаудс-хилл: "Выглядит так красиво". В письме, написанном 30 мая, он договаривается с Форстером о встрече в Лондоне и пишет в конце: "Деньги Поша: пожалуйста, не мне. Он бы, думаю, предпочел, чтобы я не был его казначеем. Я тоже".
Можно предположить, что Форстер решил вернуть Палмеру остатки его денег, чтобы прекратить все отношения с ним (у Форстера были основания желать этого, даже если Палмер и его жена и не имели отношения к шантажу — пять месяцев назад Форстер писал Лоуренсу, что он остается "банкиром" Палмера, но другие отношения между ними прекращены из-за "миссис Палмер и матери миссис Палмер"). Форстеру очень нравился Палмер, но он был готов довольствоваться и Миддлтоном.
10 июня Лоуренс пишет: "Я перерыл все свои бумаги и не могу найти номер Миддлтона. Где-то он у меня был. Возможно, в Лондоне с моими вещами. Мне очень жаль". После этого опять договаривается о встрече. К письму есть приписка: "Господи, жизнь — суета. Расскажу Вам все, когда мы встретимся". 24 июня Лоуренс пишет: "Какое облегчение, что Миддлтон вновь оживился. Я думал, он потонул в волне уныния, которое побеждает и лучших из нас после долгого отпуска. Воля заманчива".
8 февраля 1930 Лоуренс приглашает Форстера, как только потеплеет, в Плимут — обещает покатать его на скоростной моторной лодке. 17 февраля он уточняет: "Я напишу Миддлтону, а скоростная моторная лодка медленно продвигается к тому дню, когда ее спустят на воду: к середине марта она будет готова. Но я не хочу, чтобы Вы приезжали так рано. Холод ужасный".
Э.М.Форстер в США. 1947.
"Много людей, о замечательнейший П., хотели бы "полностью порвать со своим прошлым"... но прошлое это неоспоримые факты. Ты можешь (при помощи газовой печи) полностью порвать со своим будущим — но это и всё! А в Клаудс-хилле нет газовых печей, так что жду тебя этим летом... ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАЕЗЖАЙ В КЛАУДС-ХИЛЛ.
Жаль, что не были опубликованы письма Лоуренса и Форстера к Миддлтону и его ответы (мне интересно, писал ли Лоуренс и ему, как Палмеру, о том, какой Форстер замечательный человек). Впрочем, ведь не изданы и письма Форстера к Палмеру, и многие письма Лоуренса к Палмеру, и письма Палмера к обоим писателям, а ведь он значил для них гораздо больше, чем Миддлтон, который, кажется, ничем не выделялся среди других молодых солдат. Палмер, судя по тому, как писал о нем Лоуренс, был очень обаятелен, а его любовь к чтению делала его более интересным собеседником. Лоуренс оценил это с самого начала (Джон Брюс вспоминал о том, почему они с Лоуренсом, вступив в Танковый корпус, решили, что рядовые Артур Рассел и Эдвард "Пош" Палмер будут подходящей компанией для Лоуренса: "Рассел был славным парнем, крепким и сильным, и, судя по виду, мог постоять за себя в случае необходимости. По этой причине я его и выбрал. Лоуренс выбрал Палмера. Это был парень посубтильнее, без мускулов, казавшийся довольно начитанным"). Форстер, по словам Венди Моффат, в конце 20-х годов начал тяготиться тем, что не мог по-настоящему дружить с теми, с кем занимался сексом: не было общих интересов, не было даже тем для разговоров (интересно ему было лишь с полицейским Гарри Дейли, но тот не умел держать язык за зубами и хвастался всем подряд, что спит со знаменитым писателем, отчего Форстеру пришлось с ним расстаться).
Друзья теперь могут обсудить некоторые вопросы во время встреч, к тому же сохранилось мало писем Форстера за этот период, из-за этого непонятно, о каком дневнике писал Лоуренс Форстеру 24 июня 1929 года:
"Дорогой ЭМФ, Ваше письмо о том дневнике было написано 21. Дневник с ним не пришел и позднее не пришел — до сих пор. Зная, как медленно идет почта в Каттеуотер, я ждал до сегодняшнего полудня, чтобы быть уверенным. Я надеюсь, он не попал по другому адресу. Я очень надеюсь, что он не попал по другому адресу. Я чрезвычайно хочу его увидеть".
А мне бы хотелось узнать, какой дневник так стремился получить Лоуренс и почему его так обеспокоила мысль, что тот мог попасть в чужие руки. У меня есть одно предположение (подчеркиваю, что это лишь предположение). В написанном полгода спустя письме от Форстера, которое помещено в сборнике вслед за этим письмом Лоуренса (похоже, часть переписки не сохранилась) не говорится о дневнике, но есть слова: "В последнее время я много думал о вас и о писательстве. Мне бы хотелось, чтобы вы занялись Роджером Кейсментом - просто личное пожелание". Известно, что Лоуренс с 1927 года хотел прочитать тайный дневник Роджера Кейсмента, в котором тот записывал подробности своих гомосексуальных связей (т.н. "Черные дневники"). Этот дневник был скрыт правительством от любопытных глаз после того, как его предъявили на суде против Кейсмента (чтобы уменьшить симпатии к нему как к борцу за свободу Ирландии), но известно, что существовало несколько копий дневника. Возможно, Форстер написал о такой копии, а Лоуренс решил, что она была послана по почте вместе с письмом или отдельно. Лоуренс мог ошибиться, у Форстера могло не быть копии дневника, но я также допускаю, что она у него была и он собирался передать ее при встрече.
Возможно, именно Форстер подсказал Лоуренсу мысль самому написать биографию Кейсмента. Лоуренс в 1927 году хотел, чтобы это сделал Бернард Шоу, и просил Шарлотту Шоу уговорить мужа. Шоу не согласился и сказал жене, что Лоуренс заблуждается, считая Кейсмента таким уж великим человеком — Шоу он не казался таким даже до того, как был скомпрометирован "Черными дневниками" (хотя они дружили и Шоу выступал в его защиту на суде).
Позднее Лоуренс уже хотел сам взяться за эту биографию. В 1934 он объяснял: "Я хотел бы написать о нем [Кейсменте] тонко - так, чтобы его враги думали, будто я с ними - до тех пор, пока они не закончат книгу и не оторвутся от нее, чтобы назвать его героем. В нем есть притягательность сломленного архангела. Но если премьер-министр не разрешит опубликовать материалы из дневника, никто не сможет написать о нем". Считается, что Лоуренс так и не увидел этого дневника, но я в этом не убеждена. Шоу и его жене он в любом случае не признался бы, что уже видел этот дневник, чтобы не обнаруживать лишний раз интерес к гомосексуальности. Кроме того, он пишет не о том, что биографию Кейсмента нельзя написать, не увидев дневник, а о том, что ее нельзя написать, "если премьер-министр не разрешит опубликовать материалы из дневника". Это очень разные вещи. Когда Олдингтон писал книгу о Лоуренсе, он читал "Чеканку" и даже письма Лоуренса к Шарлотте Шоу, но он не имел разрешения ссылаться на эти и некоторые другие материалы, отчего оказался в менее выигрышном положении, чем его противники.
Письмо Форстера, в котором он упоминает Кейсмента, кажется продолжением разговора между ним и Лоуренсом. Сразу вслед за упоминанием этого имени он пишет: "Также я думаю о моем замечании, которое вы как-то одобрили и оно стало вашим в моем сознании. Оно было насчет любви: что она переоценена и истрепана бесчисленными описаниями и что предпочтительные отношения между людьми - это смесь дружелюбия и похоти. Д + П = л, поделенная на неизвестную величину (F+L=l/x ) - вот что я хотел предложить вам вычислить, но, конечно, написал уравнение неправильно. Я думаю, любовь нелепо разрекламирована, но дело, возможно, опять-таки в моем возрасте. Так много нового должно быть сказано о человеческих взаимоотношениях теперь — когда озеро похоти было исследовано и оказалось маленьким и безвредным резервуаром" (16.12.1929).
В последней фразе речь, конечно, идет о психоанализе.
После двух писем, посвященных в основном писателю Мэннингу и его роману «Her Privates We» (я напишу об этом отдельно) Лоуренс в письме, написанном 13 мая 1930, договаривается с Форстером о встрече в Лондоне, в клубе "Юнион Джек", где он будет под фамилией Смит с 29 мая по 7 июня. Плимут в этом письме он называет паршивой дырой.
12 января 1931 года Лоуренс вместе с Форстером посетил концерт в Куинс-холле — Артур Шнабель исполнял произведения Баха, Моцарта и Шумана. 18 января Форстер написал Сассуну: "Т.Э. приезжал послушать Шнабеля в прошлый понедельник. Он был в хорошей форме и дружелюбен, но я порой задавал себе вопрос, что он затевает".
Последние слова можно понимать, конечно, по-разному, но мне кажется, что Форстер, по-прежнему влюбленный и разочарованный уклончивостью Лоуренса, имеет в виду то же, о чем говорит и Джон Брюс в воспоминаниях: "Лоуренс ничего не делал без цели, а использовать людей он умел в совершенстве, и я не стал исключением". Лоуренс был мил и дружелюбен, но особенно милым и дружелюбным он становился, когда ему что-то было нужно — например, чтобы Форстер занялся редакцией "Семи столпов мудрости", сравнил два варианта этой книги, написал отзыв на "Чеканку" и т.д. Не знаю, нужно ли что-то было Лоуренсу от Форстера в этот раз, но через несколько дней ему понадобилась рецензия на новую книгу Эде, которому Лоуренс написал 26 января: «Форстер хороший человек. Очень. И хороший критик».
Лоуренс уже задумывается о том, что через пять лет уйдет со службы, и собирается в ближайшее время сделать Клаудс-хилл удобным местом постоянного обитания — провести воду, установить ванну и книжные полки. О своих планах он сообщает Форстеру.
2 сентября 1931 года Форстер пишет Лоуренсу, что часто думает о нем, что новостей у него почти никаких нет, так как "год был переполнен счастьем" (в апреле 1930 у него начался роман с Бобом Бакингемом). В конце письма говорится: "Я думал, Ваше письмо содержит приглашение, но был слишком оптимистичен, ведь когда я разобрался, оказалось, что самый ранний срок 1935. Хотел бы я, чтобы Вы могли сделать мне одолжение, обустроив Клаудс-хилл чуть раньше".
28 декабря 1931 года Лоуренс пишет молодому писателю Хенли, что обсуждал его произведения с приезжавшим к нему Форстером, и они оба высоко их оценили. Он лестно отзывается о Форстере: "Очень остроумный, колкий, застенчивый, свободомыслящий человек. Он мне нравится". 24 января 1933 Лоуренс пишет Грейвзу: «Думаю, с тех пор, как умер Хогарт, для меня наибольшее значение имеют три человека: Фредерик Мэннинг, один армянин по фамилии Алтунян и Э.М.Форстер» (отсюда).
Уилсон пишет, что не сохранилось писем, которыми Форстер и Лоуренс обменялись в последующий период, но известно, что они были. 7 октября 1933 года Лоуренс пишет Форстеру, что у него есть хорошие новости о Поше, который наконец-то устроился на работу (в теплицу). "Я сейчас пишу заброшенному (но сельскохозяйственному) мышонку. Возможно, мышке-полевке". Неизвестно, что на это ответил Форстер.
26 ноября 1934 года Лоуренс сообщает, что в марте уходит со службы и будет жить в Клаудс-хилле на 25 шиллингов в неделю, не имея возможности ездить в Лондон и путешествовать. Слова Лоуренса "я всегда лелеял мысль иметь много денег, но так никогда и не понял вполне ясно способов для этого" Джереми Уилсон откомментировал так: "Это правда только если Лоуренс - тогда ему было лишь 46 - решил не браться ни за какую оплачиваемую работу. На самом деле он получил многочисленные предложения работы, которые отклонил. Если говорить о средствах на черный день, он владел множеством пользующихся спросом картин и книг".
Кстати, имущество, оставшееся после Лоуренса, было оценено в 7 441 фунт ст., что в 1935 было равно 30 тысячам долларов, а сейчас может быть примерно выражено в сумме от 476 тысяч до 5 миллионов 950 тысяч долларов (Measuring Worth).
В этом же письме Лоуренс описал Форстеру, как его посетил Стивен Теннант, "похожий на викторианскую леди": "Я боюсь, он во мне разочаровался. Он ожидал слишком многого. Провались моя репутация".
В 1935 против романа Хенли "Мальчик" было выдвинуто обвинение в непристойности. "В 1935 году Лоуренс написал одному из издателей: "Если вы сможете выяснить, кто в бюро был инициатором этого преследования, и пришлете мне его имя и адрес, я постараюсь заказать ему из Парижа по почте основательный запас действительно непристойной литературы - нечто такое, что покажет ему разницу между порнографией и произведениями искусства". ... Другому издателю он писал о Форстере: "Он один из немногих авторов, которые могут осмелиться на попытку помочь. Большинство из них боится самого слова "содомия". Хотелось бы знать, почему?"... Джеймс Армстронг отмечает в книге “Публикация, судебное преследование и переиздание "Мальчика" Джеймса Хенли”, что Форстер, возможно, с готовностью вступился за роман именно из-за сцены гомосексуального изнасилования, поскольку сам хотел, но не мог писать открыто о гомосексуальности." (отсюда) Думаю, это объясняет мотивы не только Форстера, но и Лоуренса. Их еще больше сблизило то, что они оба пытались помочь Хенли и издателям его романа.
4 мая 1935 года Форстер написал: "Дорогой ТЭ, когда для Вас будет можно позволить мне провести несколько дней в Клаудс-хилле? Устраивает ли Вас около 20 мая?"
7 мая Лоуренс ответил: "Ваше прибытие будет отмечено белым камнем в новой стене*. ... Великолепно. В Клаудс-хилле сейчас два обитателя: Пэт Ноулс и я. Он живет в западном конце, я в восточном. Мы питаемся у него и очень просто. Мы постараемся устроить Вас, если не комфортабельно, то по крайней мере терпимо, на несколько дней. Замечательно."
Другому своему другу, летчику Данну, Лоуренс написал, что пригласит его в гости потом, поскольку не может принять сразу двоих, а к нему приедет "дорогой и восхитительный" Форстер. Кроме того, Лоуренс украсил спальню — установил в ней бортовой иллюминатор (с помощью гостившего у него Джока Чамберса и Пэта Ноулса).
8 мая к нему заехал неоднократно упоминавшийся раньше Бэнбери. 10 мая пришло письмо от Поша Палмера, в котором тот жаловался на жизнь и писал, что хочет полностью порвать со своим прошлым. Лоуренс ответил:
"Много людей, о замечательнейший П., хотели бы "полностью порвать со своим прошлым"... но прошлое — неоспоримый факт. Ты можешь (при помощи газовой печи) полностью порвать со своим будущим — но это и всё!
А в Клаудс-хилле нет газовых печей, так что жду тебя этим летом, как только все растения будут политы. Пэт Ноулс и я теперь тут единственные обитатели, два смешных маленьких существа, каждый живет на своей стороне дороги, но мы часто встречаемся и дружим. В течение десяти дней мы ожидаем Э.М.Ф[орстера], он приедет ненадолго. Это место, опасаюсь, не очень комфортабельно, ... так что он не решится остаться надолго. ...Ты будешь изумительно желанным гостем, когда бы ни пожелал приехать. Ты будешь истерзан, тебя будет тревожить совесть, если тебе не удастся приехать пораньше. У нас был и есть концерт Бетховена для скрипки с оркестром, это - "cамое то"... Но ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАЕЗЖАЙ В КЛАУДС-ХИЛЛ.
Ставлю на конверте "S", чтобы показать, как серьезно я рассчитываю на то, что ты посетишь Клаудс-хилл этим летом. Бери с собой худшую одежду и немного, я такой же неряха, как всегда".
Через три дня (13 мая) произошла авария, от последствий которой Лоуренс скончался 19 мая, не приходя в сознание. Форстер, который до этого давно уже испытывал к Лоуренсу сложные чувства — смесь желания, обиды, восхищения и недоверия — был так потрясен, что не смог присутствовать на похоронах (это осталось неизвестно автору его последней биографии, Венди Моффат, преспокойно описывающей, как он там якобы стоял "рядом с рыдающим Уинстоном Черчиллем").
Не знаю, встречался ли еще Форстер с Палмером и Миддлтоном, но позднее он написал, что продолжает видеться с некоторыми солдатами, с которыми познакомился в Клаудс-хилле. Палмер не покончил с собой, как опасался Лоуренс, а дожил до 1983 года.
*Тут имеется в виду викторианский обычай — его любил, например, Льюис Кэрролл — отмечать приезд дорогого гостя белым камнем при укладке стены.
Другие примечания и ссылки на источники скоро добавлю.
Часть 3
Письмо Т.Э.Лоуренса к Э. "Пошу" Палмеру, написанное 10 мая 1935 г. (отсюда).
@темы: джентльмены и простые парни, гомосексуальность, Лоуренс Аравийский, Э.М.Форстер
-
-
23.08.2011 в 10:45все так запутанно )
-
-
23.08.2011 в 12:26-
-
23.08.2011 в 13:47Friday_on_my_mind Чтобы решить дорого это или недорого, надо сравнивать с другими ценами на недвижимость в то время.
Если говорить о самой сумме, я пересчитала вот тут , сколько это примерно будет в наше время, потом перевела в доллары. Выходит от 39,256 (используя дефлятор ВВП) до 300 тысяч долларов (доля ВНП).
-
-
23.08.2011 в 14:01потихоньку добиваю форстера, очень странниые ыпечатления получаются )
-
-
23.08.2011 в 14:22-
-
23.08.2011 в 14:40Friday_on_my_mind тогда, конечно, всё было иначе Ну да, купить дом тогда и сейчас... Но страшно дорого вряд ли могло быть, учитывая отсутствие удобств и то, что Лоуренс ещё вкладывал средства в ремонт Да и купил у родственника, только "с левой стороны", у того самого главы рода отца, Фрэмптона, которого Брюс считал тем R, который платит ему за то, что он наказывает Лоуренса. Лоуренс искусно переплел ложь с правдой в этой истории, ведь Брюс мог пытаться проверить, есть ли у Л. такой родственник. А некоторые детали Брюс не мог проверить и тут Лоуренс придумывал, что хотел — скажем, Лоуренс говорил, что отец ничего им не оставил, всё наследство пошло этому главе рода, но по бумагам видно, что отец все оставил матери Лоуренса. Только Брюс-то бумаг увидеть не мог, а то, что он видел (глава рода имеется, домик стоит на его землях и т.п.) поддерживало легенду.
Домик этот, Клаудс-хилл, построен был для лесника или дровосека.
-
-
23.08.2011 в 14:43он постоянно их противопоставляет - англичан и индусов, и мне кажется, что он людей описывает немного презрительно )
-
-
23.08.2011 в 17:04-
-
24.08.2011 в 01:31Лоуренс искусно переплел ложь с правдой в этой истории Да уж, запутанное дело, как говорил Уотсон! Только, мне не кажется, что Брюс стремился что-то проверить...Верил, наверно, и всё )
-
-
24.08.2011 в 01:49мне не кажется, что Брюс стремился что-то проверить.Но Лоуренс не мог не учитывать такой вариант, что Брюс будет проверять.
-
-
24.08.2011 в 11:34-
-
24.08.2011 в 11:48-
-
24.08.2011 в 17:35Friday_on_my_mind Мы подробностей этой истории не знаем. С Форстером разговаривала жена его любовника. Мы не знаем, что по этому поводу говорил и делал ее муж.
-
-
24.08.2011 в 17:39-
-
24.08.2011 в 17:54-
-
24.08.2011 в 22:00-
-
24.08.2011 в 23:32-
-
24.08.2011 в 23:35-
-
24.08.2011 в 23:49-
-
24.08.2011 в 23:51-
-
25.08.2011 в 00:50-
-
25.08.2011 в 11:58-
-
26.08.2011 в 01:26-
-
26.08.2011 в 01:55-
-
26.08.2011 в 02:40-
-
26.08.2011 в 02:44-
-
26.08.2011 в 03:07-
-
28.08.2011 в 23:34какой нечитаемый почерк ))
-
-
28.08.2011 в 23:38-
-
28.08.2011 в 23:39О, это вполне читаемый. Я видела гораздо, гораздо менее читаемые.