17.03.2010 в 14:23

Пишет  sige_vic:

OK, it stretches! So what!
Вот это я понимаю - позитив :-) Реклама мужского белья 40-х годов. Тес, не пропусти, тебе понравится :-))
storyfan.livejournal.com/136306.html
Одно плохо - нельзя картинки в размере побольше открыть (

Я перенесла к себе четыре рекламных картинки.

@темы: история повседневности, иллюстрации

---

Дж.Р.Акерли в поисках Идеального Друга 2

«Я ничем не напоминал девушку — ни внешне, ни по характеру. Когда я подрос, ничто во мне не давало отцу заподозрить, какого сына он произвел на свет. Я не шепелявил, я мог совершать бросок сверху вниз с выносом руки, я мог свистеть. Правда, я не любил футбол и крикет, считал их опасными развлечениями, зато хорошо играл в хоккей... и метко стрелял...; на войне отрастил усы и стал курить трубку —словом, имел все внешние признаки настоящего мужчины.»

Хотя Акерли не был человеком, приятным во всех отношениях, но мне нравится о нем писать. Мало кто из его современников так откровенно рассказывал о своей личной жизни, особенно если она была настолько далека от той, которую общество считало нормальной. Мне и в Т.Э.Лоуренсе нравится прямота, с которой он касался сексуальности, но тот становился более уклончивым, витиеватым, начинал, по выражению Форстера, "распылять словесную пыль", когда дело касалось его собственного опыта. Впрочем, надо иметь в виду, что Акерли откровенно описал свой сексуальный опыт только в 60-е годы в автобиографии "Мой отец и я ", а издали эту книгу только в 1968-м.
В прошлый раз я упомянула о том, что в школе Акерли избегал сексуальных контактов, хотя чувственность его уже проснулась (он рано и часто начал заниматься мастурбацией). Как отмечает биограф, это было не потому, что не представлялась возможность. Акерли был очень красив, и многие пытались привлечь его внимание. Один рыжеволосый мальчик напугал его «почти до слез»: он прокрался ночью к его постели, лег рядом и шепотом уговаривал впустить его под одеяло или хотя бы высунуть руку. Акерли протянул руку и "почувствовал прикосновение его горячей плоти и запах его спермы на моих пальцах — скорее отталкивающий, чем возбуждающий"(1). Акерли пишет, что любил запах собственного тела и собственной спермы, но к чужим запахам испытывал отвращение. Биограф считает это проявлением и нарциссизма, и английской одержимости чистотой. На последнем году обучения Акерли влюбился в мальчика по кличке Снук (Snook): "Я не мог заставить себя прикоснуться к нему, и любовь так и осталась чистой и платонически идеальной" (2).
Перейти от этого к партнерскому сексу ему мешал не только страх перед чужими запахами (особенно запахом спермы). Возможно, сам этот страх был вторичен по отношению к другому, более глубокому: Акерли боялся, что прикосновение к чужому телу выдаст его тайну — говоря словами Пола А. Робинсона, «полную неспособность проявить сексуальную инициативу, т.е. сыграть традиционно мужскую роль».(2) Это никак не сочеталось в его сознании с идеалами мужественности, которым он хотел соответствовать. Возникшая "эротическая дилемма" — пассивность, с одной стороны, страх перед «женоподобием», с другой— парализовала его желание найти партнера.
Страх оказаться женственным был для него связан, во первых, с его красотой, которую он считал недостаточно мужественной, во-вторых, с его отношением к матери.
В школе его прозвали "Девчушка" (Girlie). "Я уже говорил, что был хорошеньким мальчиком (это могут подтвердить иллюстрации к моей книге), даже, боюсь, слишком хорошеньким: красота — не тот дар крестных фей, который чаще всего ведет к счастью"(3)/
Акерли уверяет (по словам Робинсона, слишком усердно), что, несмотря на прозвище, он "ни в малейшей степени не был женственным".
«Я ничем не напоминал девушку — ни внешне, ни по характеру. Когда я подрос, ничто во мне не давало отцу заподозрить, какого сына он произвел на свет. Я не шепелявил, я мог совершать бросок сверху вниз с выносом руки, я мог свистеть. Правда, я не любил футбол и крикет, считал их опасными развлечениями, зато хорошо играл в хоккей... и метко стрелял...; на войне отрастил усы и стал курить трубку — словом, имел все внешние признаки настоящего мужчины.»(4)
Но, тем не менее, в своих воспоминаниях он идентифицирует себя с матерью. Это выглядит парадоксально, так как пишет он о ней, как и о других женщинах, враждебно и пренебрежительно, часто называя ее chatterbox, т.е. «болтунья, пустомеля, балаболка». По его описанию, она была очаровательна, но пуста, безответственна, безвольна. В старости она страдала от неврозов и алкоголизма.
"Когда я, случается, думаю о ней, гляжу на ее фотографии, на это грустное лицо, с которым она всегда позировала, я приписываю себе ее душевный склад".(5)
Он пишет, что разделял многие ее идиосинкразии, например, беспокойство из-за свежести дыхания, а также, как и она, страдал от запоров. У Пола А. Робинсона на этом пункте мысли сворачивают в сторону психоанализа.
То, что Акерли осознавал свое сходство с матерью и видел в своем характере некоторые черты женственности, видимо, было одной из главных причин его неприязни к женщинам в целом.
1)Gay lives: homosexual autobiography from John Addington Symonds to Paul Monette by Paul A. Robinson, 1999Стр. 128.
2)Стр. 130.
3)Стр.129; к сожалению, видела лишь две фотографии молодого Акерли; они есть в предыдущих записях.
4)Стр. 129; Замечание о том, что Акерли хорошо играл в хоккей, напомнило мне то, что я писала о Сассуне, хорошо игравшем в гольф, и о других английских писателях, каждый из которых гордился своими успехами в каком-нибудь виде спорта. Э.М.Форстер ничего не умел, зато любил смотреть, как спортом занимаются другие. И только Т.Э.Лоуренс, даже по английским меркам большой оригинал, демонстративно презирал спорт, особенно все его командные виды: даже не шел смотреть на состязания, когда его приглашали — так что неудивительно, почему годы в школе он вспоминал как худшие в жизни (в те времена, как и сейчас, английские школьники не любили такого отношения к этой стороне школьной жизни, очень важной для них).
5)Стр. 130

@темы: джентльмены и простые парни, гомосексуальность, английская литература, public schools

---

Об именах из Библии

Отрывок из «Путешествия Хамфри Клинкера» Смоллета: «Случилось как-то, что мисс Табита назвала своего брата уменьшительным именем «Мэт».

— Разрешите спросить, сэр, — вмешался лейтенант, — ваше имя Матиас?

Да будет вам известно, что дядюшка имеет слабость стыдиться своего имени Мэтью как имени пуританского и этот вопрос столь не понравился ему, что он очень резко и с досадой ответил:

— Черт возьми, нет! Шотландец был обижен таким ответом и сказал в сердцах:

— Если бы я знал, что вы не желаете назвать свое имя, я бы и спрашивать вас не стал. Леди назвала вас Мэт, вот я и подумал, не зовут ли вас Матиас, а может быть, Мафусаил, или Метродор, или Метел, или Матурин, или Малтин, или Матамор, или…

— Нет, нет! — со смехом воскликнул дядюшка. — Вы не угадали, лейтенант. Зовут меня Мэтью Брамбл, с вашего позволения. По правде сказать, я питаю глупейшую неприязнь к имени Мэтью, потому что оно отзывается этими лицемерными ханжами, которые во времена Кромвеля давали всем своим детям имена из Библии.

— И в самом деле, очень глупо и даже грешно ненавидеть свое имя, потому что оно взято из Священного писания! — вмешалась мисс Табби. — Вам следовало бы знать, что вас назвали в честь вашего двоюродного деда Мэтью ап Мэдок ап Мередит, эсквайра, из Лланустина в Монтгомершире, судьи, джентльмена весьма почтенного и богатого, который с материнской стороны происходил по прямой линии от Ллевелина, принца Уэльского.

Этот анекдот из родословной произвел, казалось, впечатление на шотландца, который отвесил низкий поклон потомкам Ллевелина и сообщил, что и сам он имеет честь носить библейское имя. Когда тетушка выразила желание его узнать, он сказал, что зовут его лейтенант Обадия Лисмахаго, и, дабы помочь ей запомнить, подал клочок бумаги, на котором были написаны эти три слова, которые она повторила весьма выразительно, объявив, что это одно из самых благородных и благозвучных имен, когда-либо ею слышанных.

Лейтенант объяснил, что Обадия — имя адвентистское, так звали его прадеда, одного из первых ковенанторов...»

@темы: английская литература, имена

---

Дж.Р.Акерли в поисках Идеального Друга 1

Женоподобие в мужчинах вызывало у меня почти такое же отвращение, как и сами женщины (Effeminacy in men repelled me almost as much as women themselves did).(1)
Дж.Р.Акерли (о нем тут.)
В книге Пола А. Робинсона «Gay lives: homosexual autobiography from John Addington Symonds to Paul Monette» я нашла рассказ о Дж.Р. Акерли с точки зрения его сексуальности, которую подробно описывал сам Акерли.
Меня в его биографии больше всего интересует культ мужественности и увлеченность простыми парнями, по мнению Пола А. Робинсона, доведенная Акерли до крайности. Мое внимание привлекают и такие черты его личности и биографии, как, с одной стороны, нарциссизм, отвращение к чужому телу, страх физического контакта и многое другое, мешавшее ему заниматься сексом с партнером, — и, с другой стороны, склонность к беспорядочным связям (он признавался, что был близок с 200-300 мужчинами).
Противоречиво было и отношение Акерли к понятию гомосексуальности. Он сознавал, что принадлежит к особой категории мужчин, поскольку был полностью равнодушен к женщинам. С ранних лет он считал девушек "суетными, глупыми созданиями", чьи "гладкие, мягкие, округлые тела" не идут ни в какое сравнение с «мускулистой красотой мужчин»(2). Он также писал, ссылаясь на Древнюю Грецию, что "подлинная любовь, любовь равных, понимающих друг друга, была только между мужчинами". (2)
Но при этом ему не нравилось, когда его называли гомосексуалистом, потому что это объединяло его с другими — в числе которых были "всякие проститутки, женоподобные педики" (''prostitutes, pansies, pouffs and queans'') (3)
Акерли боготворил мужественность. Он чувствовал влечение только к подчеркнуто маскулинным парням. Он и сам хотел быть неоспоримо мужественным в глазах окружающих и в своих собственных. Он презирал гомосексуалистов, которые не отвечали его критериям мужественности — т. е. почти всех, кроме самого себя.
Если он и хотел быть похож на кого-то, так только на "нормальных", т.е. гетеросексуальных мужчин, но он чувствовал, что сам не принадлежит к их миру, и вынужден был держаться своего круга — круга гомосексуалистов из числа художественной интеллигенции, вроде Э.М. Форстера. Акерли, наверное, очень бы обиделся, узнав, что Вирджиния Вулф называет его, как и Форстера, bugger, а может, он и знал. В любом случае, он, думаю, не лучше отзывался о самой Вулф, но тоже не в глаза. Она была леди, он джентльмен. Она имела свое издательство — «Хогарт пресс», в котором издавала книги друзей. Он с 1928 года (в течение тридцати лет) работал на Би-би-си и приглашал туда и Вулф, и Форстера, и других друзей, а еще больше помогал друзьям, работая литературным редактором еженедельного журнала "Слушатель". (4)
Неудивительно, что об этом противоречивом человеке и пишут прямо противоположные вещи: одни утверждают, что «он был открытым геем в то время, когда это было редкостью» (поскольку он почти не скрывал своей личной жизни), другие называют его «типичным невидимым гомосексуалистом» (поскольку по его внешности и манерам никто из непосвященных не мог догадаться о его склонностях).
1.
В школе Акерли, как и Дж.А. Саймондс, избегал сексуальных контактов. «Моя сексуальная жизнь была крайне скучной. Если не читать нескольких неловких тайных прикосновений..., у меня не было ни с кем физического контакта, даже поцелуя. И девственником я оставался до Кембриджа».(5)
1.) Gay lives: homosexual autobiography from John Addington Symonds to Paul Monette by Paul A. Robinson, 1999, books.google.com/books?id=r601CYQUdLcC&hl=ru&so..., стр. 135
2)стр.134
3)стр.135
4)History Of Homosexuality In Europe, 1919-1939 by Florence Tamagne, 2004, стр.203
5)Gay lives: homosexual autobiography from John Addington Symonds to Paul Monette by Paul A. Robinson, 1999,стр. 128

@темы: джентльмены и простые парни, гомосексуальность, английская литература, Э.М.Форстер

---

The SONG is called "WAYS AND MEANS": but that's only what it's CALLED, you know!'

Во время поиска разных значений слов "бурлеск" и "травести" (как литературоведческих терминов) я случайно начала читать статью "Заглавие" в Литературной энциклопедии 1925 года: "ведущее книгу словосочетание, выдаваемое автором за главное книги. ... Заглавие всегда кратко, так как ограничено титульным листом: титульный лист дает как бы микро-книгу, текст — макро-книгу. Как завязь в процессе роста разворачивается постепенно множащимися и длиннящимися листами, так и заглавие постепенно, лист за листом, раскрывается в книгу: книга и есть развернутое до конца заглавие, заглавие же — стянутая до объема двух-трех слов книга."
Тут мне стало интересно, кто так пишет, совсем не похоже на авторов других статей в энциклопедии, посмотрела — оказалось, что С. Кржижановский. Я знала, что он среди авторов, но забыла. Стала искать статью в сети, нашла всю энциклопедию.

Заглавие поступает с словами книги, как книга с вещами и событиями, взятыми ею из пространства и времени: отбирает из многого, в котором главное и не главное даны вместе, лишь немногое, но необходимое. Таким образом, искусство озаглавливания имеет своим материалом текст, т.-е. оно является искусством, направленным на искусство

ЗАГЛАВИЕ — ведущее книгу словосочетание, выдаваемое автором за главное книги. Заглавием книга (или вообще замкнутое литературное произведение) представлена и показана читателю вмале. Заглавие всегда кратко, так как ограничено титульным листом: титульный лист дает как бы микро-книгу, текст — макро-книгу.

Как завязь в процессе роста, разворачивается постепенно множащимися и длиннящимися листами, так и заглавие постепенно, лист за листом, раскрывается в книгу: книга и есть развернутое до конца заглавие, заглавие же — стянутая до объема двух — трех слов книга. Астроном отыскивает нужную ему звезду при помощи так называемого «искателя» короткой, слабо увеличивающей трубки, вделанной поверх настоящей астрономической трубы: найдя звезду в поле «искателя» астроном переводит глаз к окулятору телескопа и видит то, что видел, но лишь в многократном увеличении. Заглавие зачастую и играет роль «книжного искателя»: при каталогизации, библиографических заметках, критических обзорах, даже в литературных беседах книга обыкновенно уже замещена своим заглавием (Г. Сенкевич определяет литерат. беседу как «обмен заглавиями»): лишь при совпадении заглавия с главным в книге, она, стесненная в нем, хотя бы смутно, но сохраняется.

Датчанин С. Киркегор озаглавливает свою книгу: „Aut — aut“ (Или — или). Англичанин Сам. Джонсон (XVIII в.) называет свой когда-то знаменитый памфлет на парламентарную Англию: „Magna Lilliputia“ Француз П. Абеляр (XII в.) именует свой первый опыт библейской критики: „Sic et Non“ («Да и нет»). Киркегора читают редко; Джонсона и того реже; Абеляра совсем не читают. Еще полустолетие, — и от них останутся лишь имена и заглавия: но мастерски сделанные ими заглавия сохраняют в себе суть книг. «Или — Или» включает в себя своеобразие мышления и северную суровость воли и стиля автора. „Magna Lilliputia“ четко выражает основной художественный прием контраста и тему сатиры Джонсона. В «Да и нет» кратко, но ясно выражена диалектика галльского ума, говорящая «нет» своему «да». Писатель, заменяя соотношение вещей и признаков в вещах соотношениями имен вещей, должен быть скуп на слова: лексикон ограничен, действительность же безгранична: пробуя покрыть книгой ту или иную часть действительности, приходится довольствоваться лишь главным: перо, включая его в слова, дальше, за главное, итти не должно.

Заглавие поступает с словами книги, как книга с вещами и событиями, взятыми ею из пространства и времени: отбирает из многого, в котором главное и не главное, сутевое и не сутевое даны вместе, лишь немногое, но необходимое. Таким образом, искусство озаглавливания имеет своим материалом текст, т.-е. оно является искусством, направленным на искусство, творческой переработкой продуктов творчества. Связывая это со сказанным выше, можно утверждать: или заглавие разбухает в книгу, или книга сворачивается в заглавие: записная книжка Боборыкина свидетельствует, что он, напр., шел первым путем. Флобер писал — от книги к заглавию. Искусство озаглавливания и сейчас еще в забросе. Каждый писатель имеет свою манеру озаглавливать: заглавия Жорж-Занд при перечне их дают длинный ряд мужских и женских имен (личный роман); Джек Лондон озаглавливает так: «Бог его отцов», «Сын волка», «Дочь снегов», «Сын солнца», «Дети тропиков» и т. д. Необходимость озаглавливания, обыкновенно, несут, как повинность. Гениальные заглавия, вроде — «Мертвые души» (Гоголь), «Ярмарка тщеславия» (Теккерей), «Школа злословия» (Шеридан), «Жизнь начинается завтра» (Верона) — редки. В историю мастеров озаглавливания пришлось бы включить много безвестных имен, выключив из нее много великих.

Взять ли из текста книги одно предложение — в нем всегда отыщется подлежащее и сказуемое, точное субъект (S) и предикат (Р) взять ли текст книги целиком, — он всегда разложим на подлежащее изложению (так называемая тема, предмет, проблема произведения) и на сказуемое книги (трактовка темы (разрешение проблемы, короче высказывание автора).

Таким образом, схема заглавия и логического суждения должны совпасть: S есть Р.

Пример: «Философия (S) как мышление о мире по принципу наименьшей мере сил» (Р). Книга Авенариуса, так названная, лишь простой коментарий к своему заглавию.
Или: «Жизнь есть сон» (La Vida es sueño. Кальдерон): заглавие не полно, — состоит из соединения понятий, в то время как книга на две трети из образов, требующих быть представленными на титул-блатте. При сложном составе книги, расслаивающейся на логику и эмоцию, понятие и образ, обычно происходит удвоение заглавий: „Theologia Naturalis sive Viola animae“ («Естественное богословие или Скрипка души», Роймунд Сабунский. Изд. XV в.) или «Наставление к пристойной жизни или Юности честное зерцало» (XIV в.). Иногда удвоенное заглавие с характерным «или» (sive, seu) свидетельствует не о расслоении темы или приема, а о расслоении читателя (на ученого и просто грамотного и т. д.), на которого рассчитана книга. Такие «двучитные» заглавия свидетельствуют о зарождении книжного рынка, когда не читатель ищет книгу, а книга начинает искать читателя, и переселяется с аналоя в витрину. Таковы заглавия религиозно-полемической, ищущей успеха и у ученых, и у неучей, южно-русской литературы XVII в.: «Фринос албо...» (следует русское объяснение термина), Λίθος сиречь камень веры...» и мн. др. Тот же прием част и теперь при озаглавливании детских книг. Расчет озаглавливателя: читают дети, но покупают им книгу взрослые. Средневековье, возрождение и начало нашего времени до усовершенствования книжного станка, выбрасывающего, например, в одной России к книжным витринам ежегодно 29.000 заглавий (статистика 1912 г.), являются длинной эпохой ветвящегося с многочисленными «или» заглавия, добросовестно пытающегося сконспектировать на заглавном листе весь текст. Ведущий книгу титульный лист, несмотря на большие форматы, отказывается уместить на себе заглавие: тогда оно мельчит свои шрифты и часто после двух-трех seu («или») буквы заглавия оказываются мельче букв текста (типографский парадокс). Но с удешевлением книги, с деформацией «книжного почитания» (т. е. чтения) в почитывание книги — искусство озаглавливания круто поворачивает от удвоенных членящихся заглавий в полузаглавия сегодняшнего литературного дня.
В XVII в. философы и исследователи озаглавливали так: „Aurora или Утренняя заря в восхождении», т.-е. Корень или Мать философии, астрологии и теологии на истинном основании или описание природы: как все было и как все стало вначале; как природа и стихии стали тварными, также об обоих качествах, злом и добром, откуда все имеет свое начало, и как пребывает и действует ныне, и как будет в конце сего времени; также о том, каковы царства бога и ада, и как люди в каждом из них действуют тварно: все на истинном основании и познании духа, в побуждении божьем, прилежно изложено Яковом Беме в лето Христово 1619 г. в городе Герлице, возраста же его на 37 году, во вторник, в Троицын день».

Если в начале XVIII в. Дефо, описывая историю души, озаглавливает книгу приблизительно 50—60 словами, то сейчас Андрей Белый, делая то же, довольствуется одним знаком — «Я».

Такое сплющивание заглавия, доведенное до чрезмерности — явление вовсе не здоровое: книги, стеснившиеся в узком окне витрины, как бы плющат друг другу буквы, превращая заглавия в полузаглавия, дразнящие своей недосказанностью. Игра в таинственность и недоговоренность приводит умы к двум уродливым образованиям: а) беспредикатному и б) бессубъектному суждению, показанному с пестро окрашенной обложки. Чаще всего заглавие сегоднешнего дня боится предиката: названа тема, проблема, вопрос. Разрешение, ответ на обложке не намечены. Читатель покупает право на текст, надеясь там, внутри книги, найти сказуемое, ответ. Чаще всего он бывает обманут.
Литературная энциклопедия:Словарь литературных терминов: В 2-х т. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925.

@темы: ссылки, литература, слова

---

История отставки одного директора школы Харроу

Чарльз Джон Вогэн*, теолог и священник, автор многочисленных проповедей и статей, одно время был директором Харроу, но в 1859 году ушел в отставку. До 70-х годов 20 века писали, что он отказался от своего поста, а затем не захотел стать епископом Рочестерским, исключительно по скромности и отсутствию тщеславия. Но Филлис Гросскурт (у нас переводилась ее книга о Байроне), занимаясь биографией Дж.Э.Саймондса, обнаружила в его дневниках историю, проливающую свет на внезапную отставку доктора Вогэна и его последующую скромность.
Дж.Э.Саймондс (1840-1893) учился в Харроу, когда директором там был доктор Вогэн. Директор с самого начала казался мальчику немного лицемером, но обаятельным. О его внешности Саймондс в то время написал так: "Какой он смешной человечек! Чуть ниже меня ростом, но с такой большой головой и длинным носом..."

Тем не менее, директора уважали и мальчики, и преподаватели, и родители. Доктор Вогэн был, по всеобщим отзывам, очень хорошим директором и упрочил славу Харроу. Впрочем, по мнению Саймондса, в Харроу тогда было слишком много проповедей и церковных служб: директор старался насаждать религиозность и нравственность среди учащихся.
Но вряд ли он очень в этом преуспел. Саймондс cчитал нравы учеников Хэрроу жестокими и грубыми, в особенности его шокировал однополый секс, традиционный для английских частных школ. Саймондс влюблялся в других мальчиков, но платонически, и считал свои чувства никак не связанными с чувственностью.
В 1858 году друг Саймондса, Альфред Претор, признался, а точнее, похвастался, что у него любовная связь с директором школы.
Если вы решите проверить то, что я тут пишу, по англоязычной Википедии, то обнаружите, что и в статье про Вогэна, и в статье про Саймондса, сказано, будто признание Претора относится к 1851 году. Тогда обоим мальчикам было по 11 лет. В связи с чем хочу напомнить, что эти мальчики поступили в Харроу в 1854 году. И то, о чем я пишу, произошло в 1858 году, в последний год обучения, когда Претору было 18.
Саймондс сперва не поверил другу, но тот показал ему любовные письма директора. Как пишет Филлис Гросскурт, основываясь, надо полагать, на дневниках (я их не читала), Саймондс одновременно испытал и ужас от того, что в церкви принимал причастие из рук директора (мог ли грешник осуществлять таинство?); и недоумение — как мог директор проявить отсутствие вкуса, влюбившись в легкомысленного, хотя и красивого мальчишку; и возмущение от того, что такой беспутный человек возглавляет школу; и жалость при мысли о том, что такой выдающийся человек поддался пагубной страсти. Когда после этого Саймондсу пришлось присесть на софу в кабинете директора, он начал думать о том, что на этой софе разыгрывались любовные сцены, а прикосновение доктора Вогэна к его ноге вызвало у него дрожь, хотя раньше показалось бы совершенно невинным.
Саймондс в то время ощущал новые для себя чувства: его страстно влекло к одному мальчику-хористу, и это увлечение он уже никак не мог считать платоническим. Сперва его мучило отвращение к себе, но его он преодолел, прочитав диалоги Платона "Пир" и "Федр": он увидел красоту в том, что раньше казалось ему низменным и грязным. Но чем больше он идеализировал возвышенную мужскую любовь, тем отвратительнее ему казалась любовь низменная, какой он считал связь директора и Претора.
Доктор Вогэн убеждал учащихся после школы поступать в Кембридж, так как сам там учился. Саймондс решил назло ему поступить в Оксфорд.

Дж.Э. Саймондс в Оксфорде
В Оксфорде он продолжал думать о докторе Вогэне и однажды рассказал о нем преподавателю латыни, к которому почувствовал доверие. Тот посоветовал ему написать обо всем отцу. Саймондс так и сделал. Когда его отец прочитал письмо Претора, он тут же написал Вогэну и потребовал, чтобы тот ушел с должности директора, иначе будет публично разоблачен. Тот приехал, увидел письмо Претора и понял, что у него нет выхода. Правда, его жена (он был женат уже около девяти лет на дочери епископа Норвичского) на коленях просила доктора Саймондса позволить ее мужу остаться директором. Она призналась, что давно знает о его склонностях, и клялась, что они не мешают ему справляться с его обязанностями. Доктору Саймондсу было ее жаль, но он остался непреклонен.
Когда Претор узнал о том, что случилось, он рассказал о поступке Саймондса двум их общим друзьям (тоже знавшим об отношениях между Претором и директором), и все трое навсегда порвали с Саймондсом.
Вогэн объявил о том, что устал и слагает с себя обязанности директора. Коллеги и ученики, судя по воспоминаниям, расставались с ним неохотно, с большим уважением и любовью. Причины отставки тогда были известны немногим (Вогэн посвятил в свои дела только брата своей жены и еще одного друга по фамилии Пирсон), сплетничать о них в свете начали чуть позже. Через четыре года после отставки, Вогэн, бывший тогда викарием в Донкастере, согласился стать епископом Рочестерским. Доктор Саймондс вновь пригрозил ему разоблачением, и тот взял свое согласие назад. Сплетникам это показалось подозрительным. Пирсон после смерти Вогэна рассказывал Саймондсу, что к нему в то время явился епископ Сэмюэл Уилберфорс и потребовал рассказать все, что ему известно о Вогэне. Пирсон отказался, хотя епископ заявил, что в этом случае станет его врагом. На следующий день епископ явился вновь и триумфально заявил, что и сам теперь все знает. Оказалось, что накануне он пошел в гости, и ему всю историю пересказала леди, сидевшая с ним рядом за обеденным столом.
Но широкой публике, как я уже писала, эта история оставалась неизвестной еще более ста лет. Доктор Вогэн перед смертью уничтожил все свои бумаги и запретил кому бы то ни было писать его биографию.
Но он не мог запретить писать чужие биографии.
В статье в Википедии, кстати, удивляются тому, что потомки так долго ничего не знали. А я удивляюсь, что вообще узнали (да и не узнали бы, если бы и Саймондс уничтожил свои дневники и письма), ведь викторианцы (как, впрочем, и их потомки) очень не любили публично позорить тех, кого сами же и вознесли на пьедестал.
* Charles John Vaughan (August 16, 1816 – October 15, 1897). В "Словаре английских фамилий" (М., 1986) Vaughan - Вон. Но я решила писать «Вогэн», как у Игоря Кона.
The Revisers of the New Testament 1881
Источники
1.John Addington Symonds: a biography by Phyllis Grosskurth, 1975, стр.22-40
books.google.com/books?id=AgM4GwEXVGEC&hl=ru&so...
2.A history of Harrow School, 1324-1991 by Christopher Tyerman, 2000, стр. 245-284 books.google.com/books?id=Jwa8ILtT3X8C&dq=John+...
3.John_Addington_Symonds

@темы: викторианцы, гомосексуальность, история повседневности, public schools

---

В одной памирской сказке мне понравился такой эпизод: героиня в поисках огня (она не уследила за огнем в своем очаге и тот потух) пришла к дому, в котором обитал Барзанги (великан-людоед). Увидев его, женщина хотела убежать, но Барзанги сказал:
— Заходи, я сестра твоей матери.
В комментариях это никак не объясняется, но я предполагаю, что «я сестра твоей матери» тут ритуальная формула, выражающая обещание не причинять вреда.
Огонь героиня получила, но за него пришлось расплачиваться. Когда муж и его названные братья ушли на охоту, к ней явился Барзанги, "верхом на козле, ...в поясе иголки, на голове блюдо, хлеб за пазухой". Героиня открыла дверь. "Барзанги поставил блюдо, положил на него хлеб, воткнул в хлеб иголки и велел:
— Топчи!
Девушка стала топтать хлеб, много крови на него попало. Барзанги съел хлеб с кровью и ушел восвояси."
На следующий день посещение повторилось. Муж заметил, что жена хромает, сперва попробовал оставить с ней одного из братьев, чтобы тот проследил, что происходит. Когда раздался стук в дверь, героиня сказала: "Прячься, а то он нас обоих съест". Парень послушался и так хорошо спрятался, что ничего не увидел. Герой тогда решил сам остаться дома. Барзанги вошел, ни капли не удивился и велел герою:
— Приготовь мне кальян!
Тот приготовил ему кальян, а когда Барзанги затянулся, ударил его кинжалом.
На этом сказка не заканчивается: рассказчик вовремя вспоминает, что у Барзанги было семь голов. Герой убивает пять, "одна голова убежала, одна под камни упала. ... Та голова, которая убежала, собрала войско и наутро пришла сражаться". В конце концов герой побеждает и эту голову, и ту, что под камни упала ( вернее, сбежала в подземную страну, вход в которую находился под камнями).
"Сказки народов Памира"М. 1976, стр. 157-158

@темы: сказки

---

На днях мне попалась в сети фотография. 1939 год. Париж. На вокзале прощается пара: мужчина мобилизован в солдаты.

А потом я увидела у  Masudi: «Группа "Встреча" на одной из лондонских станций.» Тоже понравилось, хотя фотография все-таки нравится больше.

@темы: фотографии

---

Еще немного о Дж.Р.Акерли (1896 - 1967)

Несколько месяцев назад я читала любопытную книгу «Between the acts: lives of homosexual men, 1885-1967» Kevin Porter, Jeffrey Weeks, 1991. Издание состоит из записанных исследователями (в 1978-1979) воспоминаний пожилых англичан, которые вели жизнь practising homosexuals в Англии в период между введением поправки Лабушера и отменой уголовного преследования за гомосексуальные действия (1885-1967). Мне вспомнилась история одного государственного служащего. Он рассказывает, как в 30-е годы был знаком с Э.М.Форстером и приходил к нему, как он пишет, послушать музыку, и у него в гостях сталкивался несколько раз с Акерли (я о нем писала тут и тут, называя Экерли, поскольку думала, что так правильнее, с чем теперь уже не согласна). И Акерли был в те годы так красив, что повествователь очень хотел привлечь к себе его внимание, даже пытался, но, увы, безуспешно (Акерли искал Идеального друга среди красивых молодых матросов, солдат и других парней из низших слоев общества).
Я это вспомнила, прочитав недавно, что Ишервуд назвал Акерли "одним из самых красивых мужчин своего поколения" (цитирую по «Gay lives: homosexual autobiography from John Addington Symonds to Paul Monette» Paul A. Robinson, 1999, стр 116). К сожалению, в сети очень мало его портретов. Я нашла фотографию — юный Акерли на Первой мировой.

А вот тут он в 1939.

По этим фотографиям я бы не догадалась, что он считался настолько красивым. В его внешности есть что-то хищное, и это мне не нравится. Однако надо учитывать, что он был высок и хорошо сложен, и вообще внешностью и манерами полностью соответствовал представлениям о "настоящем мужчине" (и "настоящем джентльмене"). Надо думать, его друг Э.М.Форстер очень выгодно оттенял его привлекательность своей заурядной наружностью. Кстати, вспомнилось, как молодой Акерли обманул отца: поехал куда-то с очередным любовником, матросом, а отцу сказал, что едет к Форстеру.

@темы: джентльмены и простые парни, Э.М.Форстер

---

Т.Э. Лоуренс и кошка.

22 февраля 1926 года Т.Э.Лоуренс описал в письме к Шарлотте Шоу, как познакомился в кафе с черной кошечкой. Тогда он служил в ВВС, в лагере Крэнвелл. Утром в воскресенье он сидел в бараке и слушал пластинки. Другие обитатели барака играли в карты, и «ни они не мешали Бетховену, ни Бетховен им не мешал». Днем он на своем мотоцикле поехал в Ноттингем, там вошел в кафе "Лайонс" и заказал чай.
«Остальные посетители были забавны. Думаю, они прибыли не с моей планеты. Нашлась одна-единственная дружелюбная особа — черная кошка, которая села возле меня и крайне настойчиво намекала на угощение. Я купил эклер и разломил его вдоль на две половинки — вроде маленьких каноэ. Кошка набросилась на них и слизала весь крем своим шершавым язычком. Когда осталась только коричневая оболочка, кошка села на задние лапки и стала бережно облизываться. Человек напротив — с виду еврей-торговец — тоже измазал щеку кремом и изо всех сил пытался его слизнуть. Но язык у него был слишком короткий. Не на самом деле слишком короткий, а только для этого. Кошка была просто великолепна, а люди грубы, крикливы и вульгарны: они делали то же самое, что кошка, но шумно и неуклюже.»
(Перевод мой.)
T. E. Lawrence Letters Volume I: T. E. Lawrence, Correspondence with Bernard and Charlotte Shaw, 1922-1926 2000, стр.166-167

@темы: Лоуренс Аравийский

---

Разговор Гете и Эккермана об англичанах.

12 марта 1828 г. Сначала речь зашла о шотландских горцах.
«— Я видел их в Брюсселе за год до битвы при Ватерлоо, — отвечал я. — Статные красавцы как на подбор. Все силачи, здоровые, ловкие, словно только что сотворенные господом богом. Они так высоко несли головы, так легко шагали своими мускулистыми голыми ногами, что казалось — знать не знают о первородном грехе и о пороках своих предков.

— В чем тут причина, сказать трудно, — заметил Гете, — то ли это происхождение, то ли почва, то ли свободный строй и здоровое воспитание — но англичане и вообще-то много очков дают вперед другим нациям. У нас в Веймаре мы редко видим англичан, и, наверно, не самых избранных, но какие же это дельные, красивые люди. Приезжают совсем юнцы, лет эдак по семнадцати, и все равно в немецкой глуши чувствуют себя свободно и непринужденно. Вернее, их манеры и поведенье в обществе исполнены такого достоинства и простоты, словно они везде господа и весь мир принадлежит им. Потому-то они так нравятся нашим женщинам и так много уже разбили здесь юных сердец. ... Это опасные молодые люди, но как раз то, что они опасны, и следует считать их добродетелью.

— Я бы, например, не стал утверждать, — вставил я, — что наши веймарские англичане умнее, находчивее, образованнее и по своим душевным качествам лучше других людей.

— Не в этом дело, дорогой мой, — возразил мне Гете, — дело также не в происхождении и не в богатстве, а лишь в том, что у них хватает смелости быть такими, какими их создала природа. Они не исковерканы, не покалечены, чужды изломанности и половинчатости,— словом, дурные или хорошие, но они всегда полноценные люди. Есть среди них и полноценные дураки, спорить не буду, но ведь это тоже что-то значит и кое-что весит на весах природы.»

Эккерман. Разговоры с Гете

@темы: Гете, Англия

---

The Blackmailers

Нашла пьесу "Шантажисты", написанную 1894 году Джоном Греем (1866 – 1934), поэтом, которого считают прототипом уайльдовского Дориана Грея, и его другом (и спутником жизни) Рафаловичем (1864 – 1934), своеобразным теоретиком гомосексуальности.* Текст открылся не весь. Сборник называется «Lovesick: modernist plays of same-sex love, 1894-1925». Туда включены пьесы еще пяти авторов, в том числе Михаила Кузмина и Клауса Манна. "Шантажисты", строго говоря, не совсем a play of same-sex love: хотя гомоэротический элемент там есть, но он того сорта, который одни видят, другие нет.
Главный герой, тридцатилетний светский негодяй по имени Клод Прайс, шантажирует замужнюю леди, бывшую когда-то его любовницей, а его молодой друг и ученик, Хайасинт (Гиацинт) Хэлфорд Дангар (Клод зовет его Хэл), практикуется в вымогательстве на товарищах по колледжу. Юноша разоблачен, на семейном совете его решают отправить в Новую Зеландию, но Клод приглашает его ехать с собой в Париж. Такой финал удивил критиков: им справедливо показалось, что формула "порок наказан" к нему не подходит.
В предисловии к этой пьесе составитель сборника пишет странные вещи: якобы некоторые ее мотивы напоминают ему сюжет "Идеального мужа", где "леди Чилтерн пытается защитить своего сына от влияния опасного лорда Горинга, который оказывается его отцом". Кажется, тут "Идеальный муж" был перепутан с "Женщиной, не стоящей внимания".
* Рафалович с Джоном Греем приняли католицизм, Джон Грей затем стал священником. Они прожили вместе до смерти, и считалось, что их отношения невинны. Это соответствовало теориям Рафаловича, проповедовавшего отказ от физической близости (исключительно для гомосексуалистов) — это мне очень напоминает взгляды Клайва в романе Форстера "Морис". Думала написать больше, но ни Джон Грей, ни Рафалович мне не нравятся. Впрочем, о Грее, возможно, еще напишу.

Джон Грей
www.brookspeters.com/wp-content/uploads/2008/06...

Статьи о Джоне Грее и Рафаловиче (на английском)

strangeflowers.wordpress.com/2009/11/17/the-rea...
idletigers.wordpress.com/2009/06/22/john-grays-...
www.guardian.co.uk/stage/2008/aug/30/matthewbou...
docs.google.com/viewer?a=v&q=cache:70dnr-se3V4J...
en.wikipedia.org/wiki/John_Gray_%28poet%29

@темы: викторианцы, гомосексуальность, пьесы

---

Анекдот о Вольтере и любознательном англичанине

Сэр Ричард Бертон в 1885 году в заключении к своему переводу "Тысячи и одной ночи" рассказывает анекдот об одном англичанине, который признался Вольтеру, что из любопытства принял участие в акте содомии, причем испытанное ему не понравилось. Вольтер ответил, что такое стремление к знаниям достойно философа.Через несколько дней к нему опять явился этот англичанин и рассказал, что решился на повторный эксперимент. Вольтер ответил: "Один раз — философ, два раза — содомит".
Из моего поста в сообществе.

@темы: гомосексуальность, Cэр Ричард Бертон

---

Cэр Ричард Бертон (о нем у меня было тут ) в 1885 году в заключении к своему переводу "Тысячи и одной ночи" так пишет о распространенности педерастии* в Европе того времени (доказывая, что это вовсе не редкое явление, а привычное и широко известное, — такое известное, что арабские сказки, где оно упоминается, вполне можно переводить полностью): «Похоже, в наших современных столицах — Лондоне, Париже и Берлине, к примеру, — периодически вспыхивают эпидемии этого порока. Долгие годы Англия отправляла своих педерастов в Италию, особенно в Неаполь, где родилось выражение "Il vizio Inglese" ("английский порок")».
Дальше Бертон пишет, что Берлин ничем не лучше, несмотря на все свое «фарисейство, ханжество и шовинизм в религии, обычаях и морали», а затем переходит к Парижу, в котором, например, возле одного из театров парни, стоя у ограды соседнего парка, привлекали клиентов (зрителей, выходящих из театра), делая вид, что мочатся, что позволяло им, не боясь полиции, обнажать на улице обычно скрытые части тела.
Тут же Бертон рассказывает и анекдот об англичанине, который признался Вольтеру, что из любопытства принял участие в акте содомии, причем испытанное ему не понравилось. Вольтер ответил, что такое стремление к знаниям достойно философа.Через несколько дней к нему опять явился этот англичанин и рассказал, что решился на повторный эксперимент. Вольтер ответил: "Один раз — философ, два раза — содомит".**
*Хотя в последнее время я встречала утверждения, что это слово надо понимать исключительно как «любовь к мальчикам» (а не вообще мужской гомосексуализм), но Бертон использует это слово именно в значении "мужской гомосексуализм", и я буду так же переводить— это значение есть и в русском языке.
** Я уже читала этот анекдот в другом изложении и позволила себе, пересказывая Бертона, добавить фразу «Вольтер ответил, что такое стремление к знаниям достойно философа», которой у него нет (хотя я ее помню из другого источника). Зато заключительная фраза есть и у него: «Once a philosopher: twice a sodomite!»
Текст Бертона я нашла в антологии We are everywhere: a historical sourcebook in gay and lesbian politics by Mark Blasius, Shane Phelan, 1997, стр.84-90 (то, что я пересказала, находится на странице 90).books.google.com/books?id=rDG3xdtDutkC&hl=ru&so...

@темы: Cэр Ричард Бертон

---

О третьем годе
Мучилась я, Зиночка, головой.
Прямо скажу, что была я вроде
Порченой какой.

Голова болеть начинает—
Сейчас мне лед, порошки,
А я смеюсь, дрожу — поджидаю,
Прилетят ли мои огоньки.

День ли, ночь ли — вдруг зажигается
Вокруг звезда за звездой.
В хороводы, в узоры сплетаются,
Жужжат, звенят, как пчелиный рой.

Церковь над ними потом воссияет
Неведомые хоры поют —
Не то меня хоронят, не то венчают
Не то живую на небо несут.

И так я эту головную боль любила.
Срывала лед, бросала порошки,
Но матушка-сиделка усердно лечила —
Так и пропали мои огоньки.

Варвара Малахиева-Мирович (1869-1954)

@темы: стихи

---

Письмо Бернарда Шоу о гомосексуальности.

15 апреля 1932 года
Дорогая Нэнси, я порой чувствую беспокойство, когда думаю о нашем друге (1), угодившем в неприятности как раз перед тем, как мы поехали в Россию. Хотелось бы знать, смотрел ли он когда-нибудь на свой случай с научной и объективной точки зрения. Человек может сильно страдать и рискует утратить чувство самоуважения, если примет за ужасное преступление состояние, за которое он отвечает не больше, чем за дальтонизм. И его родственники могут так же мучительно страдать из-за той же ошибки.
За последние пятьдесят лет в Германии и, в меньшей степени, в Великобритании вышло много серьезных исследований по этому вопросу. Было вполне убедительно доказано, что это любопытное изменение направленности влечения — явление нормальное и естественное, настолько не имеющее отношения к ущербности личности, что оно было свойственно некоторым величайшим людям (например, Микеланджело), так что некоторые интеллектуалы, одновременно и умные, и недалекие, даже приняли его за признак духовного превосходства, хотя на самом деле они просто совершенно нормальны.
Когда я был молодым и невежественным, я испытывал перед этим обычный бездумный страх. Хотя я не признавал сомнений и умолчаний, когда дело касалось женщин, сексуальные отношения любого рода между представителями моего собственного пола казались мне отвратительными и недопустимыми. Более того, я не думал о таких вещах и не хотел о них слышать. И вот наконец я был вынужден задуматься об этом предмете, завязав близкую дружбу с одной супружеской парой. Эти люди в свою очередь были близкими друзьями Эдварда Карпентера(2). С ним меня свели наши общие социалистические убеждения.
Когда я читал книгу Карпентера «Навстречу демократии» (которая почти превращается в великую поэму в духе Уолта Уитмена), я понял, что в ней нет ничего о женщинах, что весь карпентеровский идеал благородного товарищества — однополый.
Теперь о моих друзьях, о той супружеской чете: мужчина был нормальным, а жена, хорошая, искренняя, чистая, нежно привязанная к нам — ко всем троим — не позволяла мужу осуществить его супружеские права и всегда страстно и сентиментально увлекалась женщинами. Этих женщин она принимала за преследуемых ангелов, хотя я угадывал в них лживых мошенниц. Наконец она измучилась и почти дошла до нервного срыва, сама не понимая, что с ней. Я посоветовал ей найти работу на фабрике, так как фабричные работницы не могут себе позволить нервничать и не имеют на это времени. К моему удивлению и тревоге, она поймала меня на слове и именно так и поступила. Результаты были превосходные, хотя вскоре ее — она ведь была леди — перевели на место, где надо было руководить и требовалась грамотность.
Но еще она нашла спасение в том, что узнала, что с ней на самом деле происходит. Полагаю, именно Карпентер ее просветил; как бы там ни было, однажды она с большим воодушевлением сказала мне, что узнала о существовании урнингов (3), что она сама одна из них и что она очень этим гордится и теперь понимает все то, что раньше ее озадачивало и тревожило. И затем она ушла с фабрики и cублимировала свои желания, увлекаясь тем, от чего не было вреда — музыкой, поэзией, платонической любовью к Карпентеру и ко мне, а также ко всем приятным людям, с которыми она соприкасалась.
Все это помогло мне взглянуть на вопрос серьезно и человечно. Было очевидно, что Карпентер не сделался хуже от своей особенности, которую осознавал и научно, и поэтически. Было столь же очевидно, что эта леди, когда он ей все объяснил, сразу же перестала чувствовать себя несчастной и близкой к безумию, вздохнула свободно и посмотрела на себя по-новому — с уважением и интересом. Им обоим совершенно не угрожала опасность впасть в разврат, что бывает с людьми и такого типа, и обычного.
Карпентер умер, но не умолк, что ты и сама видишь по статье и каталогу, вложенным в письмо. Ты не думаешь, что он мог бы как-то помочь нашему другу? Какую бы поддержку ни оказывала мать, человеку практически невозможно обсуждать свою сексуальную жизнь с родителями, как и им невозможно обсуждать с ним свою. Попытка может изрядно потрепать нервы обеим сторонам. Хотя свободное и здоровое обсуждение тут нужно в первую очередь. Когда та женщина, с которой я дружил (она уже умерла), во всем разобралась, она сразу же стала охотно, увлеченно и радостно говорить со мной об урнингах и о самой себе — с объективностью, не знающей стеснения. А то, что ты мне рассказываешь о нашем друге, наводит меня на подозрения, что он еще от этого далек и все еще борется с вредной и мучительной скрытностью и стыдом. Во всяком случае, рискну послать тебе это письмо и оставляю дальнейшее на твое усмотрение; миссис Эдди(4), бог с ней, в этом случае не поможет, а Библия — со своим вздором про Лотову жену — безусловно вредна.
(...)
(1) Так Шоу называет сына леди Астор, арестованного за гомосексуальные действия. tes3m.diary.ru/p96779237.htm
(2) Карпентер — поэт и мыслитель. en.wikipedia.org/wiki/Edward_Carpenter
(3) Урнинг (urning) — термин, введенный в 1864 году Ульрихсом (wiki), для обозначения тех, кого позднее стали называть гомосексуалистами.
(4) Мэри Бэйкер- Эдди — основательница секты «Христианская наука». Леди Астор была последовательницей миссис Эдди.
Bernard Shaw and Nancy Astor by Bernard Shaw, Nancy Witcher Langhorne Astor (Viscountess), commented by J. P. Wearing, 2005, стр.46-47 books.google.com/books?id=mPeG7M5EV7YC&hl=ru&so...
http://static.diary.ru/userdir/6/6/0/8/660853/52390769.jpg

@темы: история, гомосексуальность, английская литература, Англия

---

Specific Colors

В статье ( ссылку на нее помещала  Долли Обломская) «про символику розового цвета в нашей культуре и современный рынок, ориентированный на девочек», меня больше всего заинтересовало, что до второй Мировой войны в Англии розовый считался цветом, больше подходящим для мальчиков, а голубой — для девочек, а потом все изменилось. Кстати, речь идет о младенцах (если говорить о мальчиках постарше, то розовый цвет в их одежде использовался мало, а вот в матроски как раз в то время их очень любили наряжать).

Берта Моризо
Мне стало интересно, когда вообще стали связывать розовый и голубой с тем или иным полом. В Википедии сказано, что в 20-е годы 20 века (ссылаются на Gender identity disorder and psychosexual problems in children and adolescents by Kenneth J. Zucker,Susan J. Bradley), но также дают ссылки на статьи, в которых написано (как и в статье, с которой я начала этот пост), что в начале 20 века розовый рекомендовался для новорожденных мальчиков, голубой — для девочек. Правда, я нигде не нашла указаний на то, что такие рекомендации давались где-нибудь в печати до 1918 года. Но, думается, подобные представления возникли еще в начале 20-го века или в конце 19-го (раз дамский журнал в 1918 считает их традиционными). В статье What’s Wrong With Cinderella?(The New York Times Magazine, 24 December 2006) Peggy Orenstein пишет, что это цветовое деление было введено в детских в начале 20 века, но уже в 30-е годы значения цветов изменились на противоположные (то есть традиция «розовый для мальчиков, голубой для девочек», согласно этому мнению, прожила всего 30 лет — а ведь у нас в стране уже успели появиться фантастические теории, основанные на этой "давней традиции" (см. пост у Эрл Грея).
На сайте Historical Boy`s Clothing в разделе Color and Gender тоже высказывается мнение, что тенденция связывать один из этих цветов с девочками, другой — с мальчиками, сложилась в начале 20 века, а до этого «младенцев рассматривали просто как младенцев, почти не подчеркивая разницу между девочками и мальчиками».
Что же касается детей постарше, то и тут не было подобного деления.
Я хочу показать изображения детей, сделанные лишь одним художником, сэром Томасом Лоуренсом (поскольку его работы попадаются мне постоянно, когда я ищу что-нибудь о его однофамильце). Картины относятся к началу 19 века или к концу 18-го. Мальчики, изображенные на них, очень часто носят красные (но не розовые) и синие костюмы, а девочки — белые платья с голубыми, розовыми и красными лентами, а также розовые и голубые платья. Словом, мальчики обычно носили более темную одежду, девочки— более светлую, что было отражением взрослой моды .

+18

Portrait of the Children of John Angerstein

The Children of John Angerstein

Portrait of the Fluyder Children

Mrs. Henry Baring and her Children

Mrs Maguire And Her Son


Portrait Of Mrs Annesley

Master Lambton

Lady Templeton And Her Son

The Masters Patterson
The Calmady Children

Поцелуй




Miss Murray

Miss Peel

Pinkie (Sarah Barrett Moulton)


The Cavendish Children

Автопортрет.
Не могу удержаться, добавлю еще две картины художника той же эпохи, Генри Реборна.


The Allen Brothers

Children of Mr and the Hon. Mrs Paterson of Castle Huntly

@темы: оттенки цвета, история повседневности

---

P J Crook (1945 -)

The Hot Shot

The Bird Garden

+14

Я заинтересовалась этой художницей, увидев эту картину на обложке книги Masculinities by R.W. Connell:



Subway


The Storyteller


Tryst


Croquet


La Prunelle de mes Yeux


Cinema

The Outsider


Tic Tac


Piano Bar


Sidewalkers

The Trickster and the Evangelist, 1992

Grandstand 2006
www.bridgemaninteriors.com/index.cfm?event=cata...
www.briansinfield.com/artists.php?a=7
Сайт
краткая биография
Автопортрет 1990

@темы: художники

---

1.  Милая Офа поместила ссылку — тут много фотографий Мэрилин Монро, читающей и разглядывающей книги и журналы.
1. Увидев одну из этих фотографий, я вспомнила еще двух человек, пожелавших остаться в памяти потомков с "Улиссом" в руках (разумеется, и другие должны быть, но я не искала).

Читающие "Улисса"

Т.Э.Лоуренс (Индия, 1927)


Джаред Френч (портрет работы Пола Кадмуса, 1931)


Мэрилин Монро (1954)

@темы: ТЭЛ, кино, фотографии, книги, поток сознания

---

28.02.2010 в 17:12

Пишет  Эрл Грей:

Нашел интересный сайт Measuring Worth — там можно рассчитать, сколько стоили те или иные деньги по сравнению с современными. Для Великобритании и Америки. Правда, на английском.
www.measuringworth.com/ukcompare/

2. Babe Mause показала мне галерею паспортных (для выезда за границу, разумеется) фотографий писателей и других выдающихся людей первой половины 20 века (я не все посмотрела, но, кажется, тут только американцы). Качество плохое, но все равно интересно.Торнтон Уайлдер
updwww.nationalarchives.gov.uk/currency/default0.a... -- Find out how much yesterday's (1270-1970) money is worth today.

@темы: история, ссылки