Когда я прочла, что кумиром Ронни Крэя (тут я о нем писала), был генерал Гордон (Гордон Хартумский), я подумала: "В таком случае ему должен был нравиться и Лоуренс. Неужели не нравился?" Стала смотреть первую серию "The Long Firm", а там у Гарри Старкса любимым фильмом оказался "Лоуренс Аравийский". Я стала читать про Ронни — так и есть: и он тоже любил и фильм, и самого Т.Э.Лоуренса. Его брат пишет: "Рон особенно любил "Лоуренса Аравийского" и все о Черчилле и Гордоне Хартумском" (1). А в других воспоминаниях говорится: «C тех пор, как он прочитал в Шептон-Маллете "Семь столпов мудрости", он был увлечен Лоуренсом Аравийским, и он также находил в себе много общего с Гордоном Хартумским. Когда я спросил, почему, он ответил: "Гордон был, как я, гомосексуалист, и он встретил свою смерть, как мужчина». (2). Мне, конечно, интереснее, что сказал бы он о ТЭЛ.
1) Ron particularly liked Lawrence of Arabia, and anything about Churchill and Gordon of Khartoum. He thought they were great, brave men. He also used to read about Nelson and Genghis Khan... (Born fighter by Reg Kray - 1990, 4)
2)Ever since reading Seven Pillars Of Wisdom in Shepton Mallet he was obsessed with Lawrence of Arabia, and he also identified strongly with Gordon of Khartoum. When I asked him why, he said: ‘Gordon was like me, ‘omosexual, and he met his death like a man. When it’s time for me to go, I hope I do the same.’ (отсюда)

@темы: кино, Лоуренс Аравийский

---

Персидская сказка

Сказка, которую рассказывает первый советник в повести "Мудрые советники" ("Девять встреч. Персидские анонимные повести", М., 1988) Я цитировала отрывки из нее у себя в дневнике, т.к. текста в сети не нашла. Благодаря  Алисия-Х теперь есть и полный текст

19.04.2011 в 16:59

Пишет  Алисия-Х:

Сказка о Сабире. Для Тесс
О шах, знай, что в багдадском краю жил купец по имени Талиб. А у него был сын, которого звали Сабир. И был он по своей красоте и изяществу чудом века. Дни и ночи проводил купеческий сын в удовольствиях и развлечениях со своими сверстниками и сотрапезниками. По прошествии некоторого времени его отец перенес свои пожитки из этой временной обители в мир вечности, оставив сыну в удел вселенную – край горестей. Однако Сабир ничуть не изменился и продолжал жить весело и беззаботно, посвящая время наслаждениям. Ведь недаром говорят:
Спеши, да будет жизнь твоя утех полна,
Ведь осень вмиг придет: так коротка весна!
Он считал, будто все ему нипочем. Уж сколько люди по дружбе ни удерживали его от такой бездумной жизни, он не внимал их советам.
Как-то в тех краях появился юный цыган, обольстительный, словно сама луна. Ему нравилось заманивать в свои сети жаждущих его общества. Многие ради него прожигали все свое состояние. Слухи о красавце-цыгане дошли и до Сабира. Он сговорился со своими приятелями относительно того, чтобы заполучить его в их компанию, не уступая другим. На том и порешили. И вот все они вместе пошли в дом к тому цыгану, вызвали его мать и предложили ей:
– Бери сколько хочешь золота, но отдай нам своего мальчишку. Мы сами станем за ним присматривать. Все будем служить ему.
Та старуха согласилась и отвела их к своему сыну. Вот тут-то они и убедились, что он в тысячу раз более пригож, чем передавала молва. Они отдали золото его матери, а самого цыгана увели с собой.
Какое-то время он жил вместе с этими людьми. Все они прямо-таки помешались от любви к нему. А купеческий сын Сабир обожал его настолько, что ничем другим и не занимался – все только забавлялся с ним любовными играми. И вот однажды вечером цыган и говорит:
– О друзья, все вы очень много говорите о привязанности ко мне, но я все-таки не знаю, насколько это правда и кто из вас более всех искренен в изъявлении любви ко мне. Мне хотелось бы избрать его любовь и отказаться от всех других.
– Чего ж ты от нас требуешь? — спросили они.
Он объяснил:
– За городом есть роща, а на краю ее – строение в виде купола, внутри его – семь сводов один под другим. Слышал я, будто никто без крайней нужды не осмеливается проникнуть туда. Если же у кого-либо возникает надобность побывать в том месте, то он берет с собой нескольких человек, и они отправляются, обязательно прихватив с собой зажженные факелы. Тот, кто любит меня, пусть нынче же ночью пойдет туда и, приготовив там халву, останется один до рассвета. С наступлением утра для меня будет очевидно, что он действительно меня любит, и я тоже стану его отличать более прежнего и даже готов навсегда остаться с ним.
Это условие всем показалось страшным, и от испуга они втянули головы в плечи. Но купеческий сын тут же поднялся с места и заявил, что он готов выполнить требование. Все стали его удерживать от такого безумного шага, но он не поддался на уговоры.
Цыган пожелал Сабиру доброго пути. И вот купеческий сын собрал все необходимое для приготовления халвы, снова заверил всех, что твердо решил выполнить поставленное условие, и в глухую, темную полночь вышел из дома. Выйдя за городские стены, оп прошел значительную часть пути и наконец вступил в рощу. Вдруг он заметил, что невесть откуда появилась собака и ухватила его за подол. Он понял, что это джинн. Сколько ни пытался он отогнать этого джинна, тот неотступно преследовал Сабира. Страх закрался к нему в сердце. Он было хотел уже возвратиться вспять, но подумал про себя: «Эх ты, слабый человек, если ты собираешься дать деру с полпути, так зачем же ты сюда шел? Завтра же все станут над тобой насмехаться, и подле тебя останутся лишь ничтожные да презренные людишки».
Он помянул имя великого господа, и та собака отбежала. Потом на дороге оказались какие-то люди ростом в пядь, а борода и усы – в две пяди. Они остановились перед ним, а потом принялись играть в чехарду, прыгали и пинали друг друга. Сабир миновал и это место. Вдруг выскочил кто-то черный как смоль. Купеческий сын пощечиной сбил его с ног, прокладывая себе путь вперед. Еще немного погодя со всех сторон его обступили какие-то странные существа вроде полусобак. Наконец на его пути оказалась река; перебравшись через нее, он наконец достиг дверей купола. Здесь он простоял около часа, не решаясь войти. С трудом решившись, открыл двери, вошел внутрь и направился вперед по дороге, открывшейся перед ним. Без приключений он добрался до седьмого свода. Зайдя туда, зажег светильник, поставил котел и занялся приготовлением халвы. Вскоре пришли те люди ростом в пядь, расселись вокруг и сказали:
– Приготовленную халву мы тебе ни за что не дадим унести отсюда. Можешь пока оставаться здесь и делать свое дело, но знай, что еще никому не удавалось избежать наших когтей. Тебя тоже ждет расправа, ибо мы не отступаемся от своих привычек.
Сабир продолжал заниматься халвой. Он оставался внутри седьмого купола до тех пор, пока не сварил халву, а потом выложил ее в миску, миску завернул в принесенную с собой тряпицу и привязал этот сверток к спине. Но когда он хотел подняться на ноги и идти, все те люди ростом в пядь погасили светильник и навалились скопом на него. Как ни бился он, пытаясь скинуть их с себя, по не мог вырваться и уже был близок к тому, чтобы и вовсе расстаться со своей телесной оболочкой. Но в этот момент ему удалось высвободить одну руку и протянуть ее в сторону, и вдруг какая-то вещь оказалась у него на ладони. Он сунул ее за пазуху, и в тот же миг ему стало заметно легче и затем удалось подняться. Теперь уже ничего ему не мешало, и он пошел домой по той же дороге, по которой и пришел в это место.
С наступлением утра в его доме собрались друзья. Они сидели и беседовали, ожидая его прихода. Когда Сабир вошел, все повскакали с мест, а цыган обнял купеческого сына и сказал:
– Ну вот, теперь я понял, что ты подлинно любишь меня всей душой.
Он усадил Сабира подле себя, миску с халвой поставил на середину, и все принялись лакомиться ею, нахваливая купеческого сына. А тот, насытившись, стал рассказывать о своих приключениях, совершенно забыв о той вещи, которую положил за пазуху. Наконец все разошлись по своим делам, а юноша лег спать. В полуденную пору он очнулся ото сна, встал, потянулся, стал поправлять платок, перепоясывающий талию, и вот тут-то у него из-за пазухи что-то выпало. Он подобрал эту вещь и принялся ее разглядывать. Оказалось, что это туфля, вышитая золотом и украшенная драгоценными камнями. Она была столь искусно сделана и так изящна, что и у самого замечательного мастера могла похитить сердце. Сабир очень удивлялся и поражался. Он стал про себя размышлять, что же ему делать с этой туфлей. «Если я отдам ее цы¬гану, – думал он, – то скорее всего он захочет, чтобы я нашел и другую туфлю и принес ее ему. А где же мне достать такую? Если же не отдавать ему, то как тогда поступить?»
И тогда Сабир решил обратиться к начальнику ночного дозора, который был его названым отцом. Он взял туфлю, отнес ее ему и говорит:
– Погляди, какая вещь попала ко мне. Посоветуй, что мне с ней делать.
Начальник ночного дозора предложил ему:
– Давай отнесем ее нашему шаху – защитнику веры. В его прекрасном дворце живет дочь. Он отдаст туфельку дочери, а тебя одарит золотом. Если захочет, то призовет лучших сапожников и закажет другую туфлю. И тебе будет хорошо, и мною будут довольны.
И вот они оба отправились во дворец падишаха, взяв с собой туфлю. Явившись на аудиенцию, начальник ночного дозора почтительно приветствовал шаха и показал ему туфлю. Шах был очень доволен, так как без памяти любил свою дочь и хотел сделать ей приятное. Он тут же понес ей подарок и отдал эту туфлю. Девушка обрадовалась, взяла туфельку в руки, а потом спросила:
– А где же другая? Принеси мне ее. Я надену и буду носить их.
– Хорошо, – ответил шах. Он взял туфлю, вернулся к себе, призвал искусных сапожников, показал им ее со словами:
– Быстренько изготовьте вторую такую туфельку. Я оплачу все расходы, сколько бы ни потребовалось денег на это.
Все пали ниц и вскричали:
– О шах, да будешь ты здравствовать вечно! Такая работа не под силу рукам человека. Люди не смогут сделать ничего подобного. Даже если ты бросишь клич по всей земле и созовешь мастеров со всей обитаемой четверти вселенной, ни один из самых знаменитых искусников сапожного дела не сможет даже представить, как взяться за исполнение твоего повеления. Будет лучше, если ты откажешься от своего намерения.
В крайнем недоумении шах снова пошел к своей дочери и сказал ей, что вторую туфельку сделать не удается. Девушка закручинилась и в слезах упрекала его:
– О отец, как неразумно ты поступил! Что за нелепость! Сначала надо было разузнать, можно ли изготовить вторую туфельку, а уж потом показывать ее мне. Если же нет такой возможности, то следовало сразу возвратить ее владельцу и не дразнить меня. Я так расстроена! С досады я заболела.
Она упала на подушки и заплакала навзрыд. Отец тоже приуныл. Не в силах видеть ее горе, он ушел из гарема, намереваясь каким-то образом выйти из неприятного положения. Он призвал купеческого сына и сказал ему:
– Никто не в состоянии осилить эту задачу и сшить вторую такую туфельку. Остается один выход: ступай туда, где нашел эту, и добудь то, что требуется. Давай договоримся так. Если ты достанешь вторую туфельку, то я отдам тебе в жены свою дочь, если же не выполнишь это задание, то велю тебя казнить. Отныне не будет тебе покоя, так как ты и меня, и мое дорогое дитя низринул в пучину скорби и печали.
На том они и порешили.
Юноша в слезах ушел от падишаха. Как ни размышлял он, но не мог сыскать никакого выхода. В конце концов он решил, когда наступит ночь, снова идти к куполу и там искать туфельку. Хорошо, если удастся достать ее, а если нет, то придется бежать, навсегда покинув родные края.
И вот настала ночь. Он собрался в дорогу. На сей раз никаких препятствий на его пути не встретилось. Оп вошел внутрь седьмого купола и встал на колонн, ища светильник, чтобы зажечь свет. Увидел его в стороне и зажег. Сам же уткнулся носом в землю и всю ночь до рассвета плакал и стенал о своей горькой доле. А поутру до его ушей донесся неведомый голос, который произнес:
– О юноша, ты поступил скверно и глупо. Никому нельзя было показывать туфельку. Этим ты и себя низверг в бездну невзгод, и мне причинил беспокойство. Я подарил тебе эту туфельку, чтобы ты знал о моем существовании, а не барахтался бы в сетях, раскинутых коварным цыганом. Этим я дал понять тебе, что он непостоянен, как река, каждый день и каждый час проводит с другим, хотя и знает о твоей привязанности, об испытанных тобою ради него тяготах и не должен был бы никого признавать, кроме тебя. Знай же, что на свете есть такие существа, одна туфля которых может повергнуть мир во прах разрушения, смятения и растерянности. Если хочешь найти пару к этой туфельке, то тебе следует предпринять многодневное и многотрудное путешествие. Я должен убедиться, что тебе можно доверять и на тебя можно положиться. Только в этом случае ты получишь вторую туфлю. Если же ты не решишься на это, то ничего не до¬бьешься: даром ничего не достается. Ты пока что человек несведущий и многого не можешь понять в этом мире. Берегись же нарушить условие. Храни верность данному слову.
Если ты хочешь узнать о владелице туфельки, то ступай прямо на восток и иди целый месяц. Наконец ты достигнешь горы. Взойди на нее и спустись по другую сторону. Здесь путь твой пересечет большая река. Переправившись через нее, ты окажешься на краю ущелья. Нужно углубиться в него и идти опять целый лень. Когда же покажется перед тобою таинственная дверь, смело войди в нее, и перед тобой откроются две дороги – одна идет направо, другая – налево. Ступай по второй. Потом путь снова разделится надвое, но ты ступай прямо, никуда не сворачивай и не озирайся по сторонам. Спустя немного ты подойдешь к двери, объятой пламенем. И тут же на краю дороги увидишь большой камень. Подними его и отбрось в сторону. Из-под камня хлынет вода и зальет огонь. А когда пойдешь в дверь и пройдешь немного, то увидишь перед другой дверью чернокожего с мечом в руках. Остерегайся проходить перед ним — он разрубит тебя пополам. Нужно поступить иначе. Оглянувшись, ты заметишь под стеной еще один камень, а отодвинув его, обнаружишь шарик. Стоит этот шарик бросить в воду, как грозный страж двери свалится с ног. Смело ступай дальше. Неподалеку покажется сад. Когда войдешь в садовую калитку, окажешься среди прекрасных плодовых деревьев. На вершине одного из них легко заметить гнездо, а в нем большую птицу. Здесь же к стволу дерева прикреплен лук со стрелой. Бери лук, натягивай тетиву и стреляй в птицу. Она улетит, а ты забирайся на дерево. На нем хватит места, чтобы устроиться человеку. Здесь ты проведешь время до заката. А когда наступит вечер, спускайся вниз, в сад. Идя по тропинке, ты сразу увидишь дворец с галереей. В этой галерее и найдешь ты владелицу туфельки.
Понапрасну никому не показывайся на глаза – это тебя может погубить. Напротив галереи цветет большой куст роз. Спрячься под этим кустом до поры до времени. Когда же наступит срок, к тебе подойдет служанка и скажет, чтобы ты следовал за ней, и ты иди туда, куда она тебя поведет. По дороге внимательно смотри на все диковинки, которые попадутся тебе на глаза, и как только увидишь туфельку, хватай ее.
На этом голос умолк. И сколько Сабир после того ни плакал, ни кричал, более ни слова не услышал. Делать нечего, он поднялся с места, вернулся домой, взял в дорогу еды и отправился в путь.
Все произошло точь-в-точь так, как и рассказывал таинственный голос. Сабир шел по той самой дороге, он перешел гору, перебрался через реку и вступил в ущелье. На следующий день после этого дорога привела его к двери, пылавшей огнем. Он поступил так, как его научил тот голос. За второй дверью он поверг наземь чернокожего стража и наконец добрался до калитки прекрасного сада. Здесь он взял лук, выстрелил в птицу, а сам забрался на верхушку дерева. Птица, поднявшись с гнезда, трижды облетела трон, на котором сидела царевна-пери. Она сразу поняла, что юный странник пришел в ее сад. Собрав вокруг себя служанок, она устроила для всех угощение. Они сидели подле галереи и вкушали напитки из чаши радости. Сама царевна-пери была одета в сверкающий наряд, переливавшийся драгоценными камнями. Но на душе ее было тревожно, так как она беспокоилась за судьбу пришедшего юноши.
И вот наступил вечер. Сабир вышел в сад и подошел к галерее. Видит, что пир в разгаре. Вокруг сидят писаные красавицы. Но ярче всех сияет красотой царевна-пери, сидящая на троне, поставленном перед галереей. Факел ее прелести затмевал сияние светильников. Под лучами ее красоты расцветали кусты роз, и каждый цветок был прекрасен.
Как живое вино, взор любимой манит и пьянит,
У красавиц других рядом с нею – безжизненный вид.
Как у резвой газели – глаза у любимой моей,
У других – как на мертвой картине в сравнении с ней.

Некоторое время Сабир стоял как вкопанный, но потом все-таки забрался под тот куст, о котором говорил неведомый голос. Оттуда он наблюдал до поры, пока беседа закончилась и все разошлись. У галереи теперь находились лишь царевна-пери и несколько ее служанок, которые знали о ее тоске, по до времени не заговаривали о присутствии Сабира. Царевна-пери оставила в саду сторожей, а сама удалилась в уединенные, убранные цветами покои. Она распорядилась привести туда и купеческого сына. Служанки сходили за ним, взяли юношу за руки и сообщили:
– Поднимайся и иди с нами. Сегодня тебе выпало счастье и радость. Наша царевна-пери Дильбар приглашает тебя разделить ее общество.
Сабир поднялся с места и пошел за служанками. Они явились во дворец, где обитала пери. Когда же Сабир приветствовал царевну, она с улыбкой спросила его лукаво:
– О Сабир, ведь здесь нет цыгана, а ты, как кажется, хотел бы присесть рядом?
– То был мой позор, – смутился Сабир. – Откуда же мне было знать о нашей грядущей встрече?
Как только я увидел твой прекрасный лик,
Так обо всем на свете позабыл я вмиг.

– Ну что же, присаживайся, – сказала царевна-пери, – ведь любовь прокладывает в каждом сердце множество дорог.
Они выпили несколько бокалов чистого вина, и головы у них закружились, и легкая дремота смежила веки. Очнувшись немного спустя, Сабир почтительно приветствовал пери Дильбар, усевшись там, где она ему указала, и в недрах его души стал разгораться огонь любви, подобно тому как в толще горы собранного хлопка разгорается пламя.
Любовь приходит вновь — и вновь сильнее муки,
И сердце кровь струит под бременем разлуки.

Снова пошел по кругу бокал вина. Певцы напевали чарующие мелодии, а Сабир любовался красотой и прелестью царевны-пери Дильбар. И она тоже из-под ресниц поглядывала на него.
Под занавес ресниц ее проник мой робкий взгляд.
Ведь люди за завесою о тайнах говорят.

Они провели вдвоем всю ночь до утра, а затем царевна-пери удалилась, а Сабир погрузился в сон. А на следующий вечер они опять встретились, и снова было угощение, а с ним и вино. То же повторилось и на третью ночь. Сабир дошел до крайней степени изнеможения.
– О отрада нетерпеливого сердца, – взмолился он, – до каких же пор ты будешь удерживать меня на расстоянии? У меня нет больше сил. Я сгораю от любви.
– Нынче вечером, – ответила царевна-пери, – я успокою сердце в твоей груди. Не хочу, чтобы из-за меня ты терзался и томился.
А когда наступил вечер, они по заведенному обычаю снова сели за ужин. И вот беседа иссякла. Царевна-пери удалилась и распорядилась о том, чтобы все посторонние ушли из помещения. А с Сабиром она оставила одну луноликую служанку, которая, едва они остались вдвоем, подошла к Сабиру, села поближе и говорит:
– О юноша, разве любит тебя наша царевна? Смотри, она ведь оставила меня с тобой, чтобы я угождала тебе. Знай, что я не доступна никому, кроме тебя. Много юношей-пери домогались моей любви, но безуспешно. Другое дело – ты. Если ты только пожелаешь, то я пойду навстречу твоим желаниям, иди же ко мне.
Сабир видит, что и в самом деле обстановка подходящая, так как в доме никого нет, да и внутренний голос подсказывает ему: «Не мешкай, утоли свое желание с этой красавицей».
Он уже хотел было заключить ее в объятия, но тут вдруг у него мелькнула другая мысль: «Постой-ка, а вдруг эту красотку оставили со мной, чтобы испытать меня? Лучше уж лишиться возможности созерцать ее прелести и обладать ею. Пусть царевна-пери убедиться в том, что я всю свою жизнь готов провести в тоске и печали только о ней одной».
И с этими мыслями в голове он обратился к пленительной служанке с такими словами:
– О бесстрашная чаровница, я очарован царевной-пери Дильбар. Как же в таком слу-чае я могу еще интересоваться и тобой? Поднимайся и ступай прочь, ибо нет мне покоя от моей любви к ней.
Когда ж из сердца моего исторгну эту боль?
В тоскливых мыслях о тебе мне мучиться доколь?
Я оросил письмо к тебе потоком жарких слез,
И ветер ввысь поднял его, поднял — и в степь унес.

И сколько та соблазнительница-служанка ни выказывала свою склонность Сабиру, успеха в этом она не добилась. Наконец она поднялась и пошла к царевне-пери, доложив ей обо всем:
– Этот глупый юноша жаждет твоей близости. Я ему не нужна. Сколько ни пыталась я склонить его в свою пользу, ничего не вышло. Ему представилась возможность соединиться с тобою, и он мечтает только о тебе, а меня избегает и сторонится.
Царевна-пери притворно выразила недовольство его несговорчивостью, но про себя решила, что такую преданную любовь следует поощрить.
И на следующий вечер снова было угощение. Сабир и Дильбар опять пили вино, наслаждаясь звуками арфы и флейты. В какой-то момент Дильбар обожгла Сабира взглядом, и он пылко воскликнул:
– О душа моя, о услада моего сердца, о свет моих очей! Уверяю тебя, что никогда в жизни не может случиться того, чтобы тот, чьи помыслы заняты тобой, хоть одним глазком взглянул на другую.
Влечешь меня к себе — и устоять нет силы.
Для сердца моего другие все не милы.
И постоянно жжет меня огонь разлуки,
Страдания мои страшнее смертной муки.

Смеясь, царевна-пери воскликнула:
– О Сабир, слыхала я, что подвыпивший человек недостоин доверия. Потому-то и поражена я твоими словами. Ведь стоит только такому человеку испытать удовольствие близости с одной красавицей, как он начинает мечтать о другой, не признавая дружеской привязанности к женщине. Но ведь один добропорядочный друг жизни лучше многих тысяч ветреников. Хороший человек лаской привлекает сердце, показывая свои прекрасные качества. Сладостными речами, неясными взглядами и своей покладистостью он украшает жизнь. Однако люди, как правило, всего этого не ценят. Ступай же отсюда. Ты ведь пришел ради туфли. Бери ее и уходи тем же путем, каким явился. Спеши туда, где тебя ждут уже давно. Получи дочь царя и женись на ней. А обо мне забудь, так как я в тебе не уверена.
Сабир стал и так и этак заклинать ее поверить ему, говоря о своей привязанности.
– В моем сердце нет места и мыслям о ком-нибудь, кроме тебя, – говорил он. – Пока я жив, я буду твоим верным рабом. Но в одном ты права: поручение исполнить нужно.
– Хорошо говоришь, все правильно, – кивнула царевна-пери. – Давай же, человек, заключим с тобою такое условие, и если ты его нарушишь, то я прикажу тебя разорвать в клочья.
Сабир согласился, и они обо всем договорились. Затем стали снова пить вино, и в голове у них зашумело. Служанки тем временем вышли, и подле них никого во дворце не осталось. Сабир видит, что они наедине, что красавица-пери сидит рядом. Он придвинулся к Дильбар и заключил ее в объятия.
– О юноша, чего же ты хочешь? – удивилась она.
– Хочу обладать тобою, – воскликнул он.
– Но ведь у тебя есть обязательство перед шахом. Его нельзя нарушать. Возьми мою туфлю, отнеси ее к шаху, женись на его дочери. Ты проведешь с нею всего несколько дней, а потом можешь возвращаться снова сюда, и вот тогда ты обнимешь меня.
Сколько ни ласкался он к пери, сколько ни уговаривал, она твердо стояла на своем и говорила, что сейчас никак нельзя ей с кем бы то ни было сблизиться. При этом она добавила:
– Ты ведь знаешь, что если захмелевшие влюбленные отдадутся друг другу, то и за десять дней не утолят своей страсти. Сейчас ты ступай к шаху. Я отправляю с тобой нескольких пери. Отдай ему мою туфлю, выполни поручение, а потом возвращайся. Если же падишах, как было между вами условлено, выдаст за тебя замуж свою дочь, то женись на ней, но ни в коем случае без моего согласия не допускай близости с нею, иначе тебе несдобровать, запомни это!
Сабиру пришлось принять ее решение. Он взял туфлю, засунул ее за пазуху и пустился в обратный путь в родные края. Едва он туда добрался, повсеместно распространился слух о его прибытии. Шах призвал его к себе, и Сабир передал ему туфлю. Шах обрадовался и поспешил с нею к дочери. Она тоже была счастлива и всячески благодарила отца. Он же предупредил девушку:
– Я обещал Сабиру, что отдам тебя за него замуж.
И он вернулся к Сабиру, заверяя его:
– О юноша, отныне ты будешь мне сыном, а в будущем падишахом этого царства. Ты выполнил условие, и я не отступлю от своих слов. Жалую тебе в жены свою дочь.
Он тут же созвал народ, привели царевну и объявили их мужем п женой. Дело было под вечер, и скоро спустилась на землю ночь. Молодых проводили в опочивальню. Сабир и царевна остались наедине. Он подошел поближе и отвел вуаль с ее лица. Увидев, гак она прекрасна, Сабир проникся нежностью к ней. Сердце его дрогнуло, и он не смог устоять против влечения к ной. Забыв о договоре, заключенном с царевной-пери Дильбар, он всю ночь предавался любви с царевной.
А служанки из царства пери были настороже. Они тут же известили свою госпожу о том, что Сабир поступил вопреки заключенному с нею условию, и в глубине души той несчастной, обманутой царевны-пери разгорелся огонь негодования. В ту пору она находилась среди людей. Все ей сразу опостылело, и она улетела в свой дворец, а слугам отдала приказ доставить Сабира следом за нею. И вот сильно напуганный Сабир явился к царевне-пери Дильбар.
– Вот теперь, человек, я вижу, какое ты ничтожество передо мною! – гневно вскричала она. – Коли захочу, то прикажу любому из этих пери растерзать тебя в клочья. Но я надеюсь, что ты поступил так по своему неведению. Предупреждаю тебя снова: в другой раз подобное тебе не пройдет. Не смей ничего делать без моего разрешения!
Сабир стал виниться перед нею и сумел вымолить ее прощение. В конце концов они условились, что без ее позволения он ничего не станет предпринимать.
После того происшествия прошло несколько дней, и однажды царевна-пери повела такой разговор:
– Издавна мои отец и мать докучают мне по твоему поводу: дескать, я вышла замуж за сына Адама и этим порвала узы, связывающие меня со всем нашим родом пери. Теперь они убедились, что все их уговоры бесполезны. Они зовут меня к себе, чтобы повидаться. Мне нужно слетать к ним, а потом я снова возвращусь к тебе.
– Тебе решать, как поступить,— произнес Сабир.
Она оставила его во дворце, а сама улетела к родителям.
Прошел день. Наступил следующий. Сабир сидел во дворце, когда в его покои вошла та самая служанка, которую Дильбар некогда посылала к нему для испытания его верности. Он ее узнал, одна только служанка заглянула в дверь. Поглядев на нее, Сабир почувствовал сердечный жар и, заключив ее в свои объятия, прикоснулся к ней рукою обладания, считая дозволенным утоление желания. Они предавались наслаждениям в течение двух-трех дней, но тут вернулась царевна-пери, и ей сразу же поспешили сообщить обо всем случившемся. Дильбар так разгневалась, что в течение целого месяца не позволяла Сабиру показываться ей на глаза. Ему пришлось туго. Он стал искать примирения и очень раскаивался, прося прощения. Некоторое время спустя они все-таки помирились и пришли к согласию снова.
После этих событий миновал год. Как-то Сабир попросил у Дильбар разрешения навестить родной город. Она не удерживала. И вот Сабир приехал в Багдад и прожил там некоторое время. Случилось так, что однажды во время пирушки тому самому цыгану взбрело на ум разузнать о том, что случилось с Сабиром. «Он ведь бахвалился, что любит меня, – размышлял цыган, – а сам женился на шахской дочери и совсем выбросил из головы саму мысль обо мне и все свои клятвы, данные мне, позабыл».
Когда цыган пришел к нему в дом, Сабир как раз находился в своей опочивальне. Только он взглянул на цыгана, как у него свело все внутренности и он забыл про все клятвы, данные царевне-пери. И хотя он клялся ей, что на сей раз не отступит от данного ей слова, все сказанное Дильбар тут же вылетело из памяти, и Сабир всю ночь до утра провел с цыганом. А пери-сторожа сообщили царевне, что Сабир – дитя человеческое – опять нарушил условие, с нею заключенное, и всю минувшую ночь развлекался с цыганом.
Терпение ее истощилось. В сопровождении нескольких пери Дильбар полетела в Багдад. Войдя в дверь его дома, она сразу же увидела, что Сабир сидит с цыганом. При виде ее он вскочил с места.
– Ах ты вероломный греховодник! – стала она его упрекать. – До каких же пор ты будешь унижать меня своим поведением и поступать вопреки данному тобою обету? Пусть же кара настигнет тебя!
Сабир стал корчиться и изворачиваться, умоляя простить его и на этот раз, но Дильбар приказала диву, чтобы он разорвал Сабира на две равные части.
И еще она наказала всем пери, чтобы никто из них не приближался к человеческому жилью.

@темы: восток, сказки

---

Окончание персидской сказки

Начало

Он стал про себя размышлять, что же ему делать с этой туфлей. "Если я отдам ее цыгану, — думал он, — то скорее всего он захочет, чтобы я нашел и другую туфлю и принес ее ему. А где же мне достать такую? Если же не отдавать ему, то как тогда поступить?

     Когда Сабир вошел в рощу, его стала преследовать собака, которую он принял за джинна. Затем он увидел маленьких людей "ростом в пядь, а борода и усы — в две пяди". Они прыгали перед ним и играли в чехарду. Затем "его обступили какие-то странные существа вроде полусобак". Но Сабир все-таки добрался до купола, поднялся на седьмой свод и там занялся приготовлением халвы. "Вскоре пришли те люди ростом в пядь, расселись вокруг и сказали:
     — Приготовленную халву мы тебе ни за что не дадим унести отсюда."
     Потом они добавили, что его ждет расправа. Однако Сабир продолжал заниматься своей халвой. Наконец он приготовил халву и хотел с ней уйти. Тут люди ростом в пядь погасили светильник и набросились на него. Он не мог вырваться и решил, что ему пришел конец. "Но в этот момент ему удалось высвободить одну руку и протянуть ее в сторону, и вдруг какая-то вещь оказалась у него на ладони." Он сунул ее за пазуху и почувствовал, что его уже никто не держит. Он вернулся домой.
     Когда Сабир утром пришел домой, там его ждали друзья. "Цыган его обнял и сказал:
      — Ну вот, теперь я понял, что ты подлинно любишь меня всей душой.
      Он усадил Сабира подле себя, миску с халвой поставил на середину", и все принялись ее есть и хвалить Сабира. Тот рассказывал о своих приключениях, а о вещи, которую сунул за пазуху, даже не вспомнил. Затем все разошлись, а Сабир заснул. Когда он в полдень проснулся и стал поправлять одежду, у него из-за пазухи что-то выпало. "Это была туфля, вышитая золотом и украшенная драгоценными камнями. Она была столь искусно сделана и так изящна, что и у самого замечательного мастера могла похитить сердце. Сабир очень удивлялся и поражался. Он стал про себя размышлять, что же ему делать с этой туфлей. "Если я отдам ее цыгану, — думал он, — то скорее всего он захочет, чтобы я нашел и другую туфлю и принес ее ему. А где же мне достать такую? Если же не отдавать ему, то как тогда поступить?"
     И тогда Сабир решил обратиться к начальнику дозора, который был его названным отцом." Начальник дозора посоветовал отнести туфельку шаху для его дочери, поскольку шах, "если захочет, то призовет лучших сапожников и закажет другую туфлю". Сабир отнес туфельку шаху, тот обрадовался, отдал ее дочери, а дочь, как и ожидали, попросила вторую. Но сапожники, только посмотрев на туфлю, пали ниц и стали уверять шаха, что они не могут создать ничего подобного, "такая работа не под силу рукам человека". Дочь падишаха, узнав об этом, стала плакать и упрекать отца за то, что тот не узнал первым делом, можно ли изготовить вторую туфельку — если нельзя, следовало сразу возвратить ее владельцу и не дразнить ее. С досады девушка заболела. Падишах велел Сабиру найти пару к туфельке: "Давай договоримся так. Если ты достанешь вторую туфельку, то я отдам тебе в жены свою дочь, если же не выполнишь это задание, то велю тебя казнить".
      Сабир в слезах ушел от падишаха. Он решил идти к куполу, поискать там, а если не найдет, бежать. Туфельки в куполе не нашлось, Сабир принялся плакать и так встретил рассвет. Тут он услышал неведомый голос:
      — О юноша, ты поступил скверно и глупо. Никому нельзя было показывать эту туфельку. Этим ты и себя низверг в бездну, и мне причинил беспокойство. Я подарил тебе эту туфельку, чтобы ты знал о моем существовании, а не барахтался бы в сетях, раскинутых коварным цыганом. Этим я дал понять тебе, что он непостоянен, как река, каждый день и каждый час проводит с другим, хотя и знает о твоей привязанности, об испытанных ради него тяготах и не должен был бы никого признавать, кроме тебя. Знай же, что на свете есть такие существа, одна туфля которых может повергнуть мир во прах разрушения, смятения и растерянности."
     Неведомый голос сказал, что поможет найти владелицу туфельки, подробно описал, куда надо идти и что делать (прямо-таки прохождение игры; только один пример: "увидишь перед одной дверью чернокожего с мечом... Оглянувшись, ты заметишь под стеной еще один камень, а отодвинув его, обнаружишь шарик. Стоит этот шарик бросить в воду, как грозный страж двери свалится с ног") и предостерег: "Берегись же нарушить условие. Храни верность данному слову".
     Сабир выполнил все, что ему было сказано, прошел весь путь и попал в сад к царевне-пери Дильбар, о которой сказочник говорит: "на душе у нее было тревожно, так как она беспокоилась за судьбу пришедшего юноши". Однако Сабир продолжал следовать указаниям таинственного голоса и все сделал правильно. Служанки пригласили его зайти в покои. Пери с улыбкой сказала:
     "— О Сабир, ведь здесь нет цыгана, а ты, как кажется, хотел бы присесть рядом?
     — То был мой позор,— смутился Сабир.— откуда же мне было знать о нашей грядущей встрече?"
     Сабир провел рядом с пери три дня, влюбился и стал умолять о близости. Царевна-пери пообещала ему, что "нынче вечером успокоит сердце в его груди" (звучит двусмысленно, но она не имела в виду ничего плохого). В тот же день Сабира стала обольщать служанка, которая хвасталась, что отвергла много юношей-пери, и уверяла, что царевна для того и прислала ее к Сабиру, чтобы она пошла навстречу его желаниям, так как сама царевна его не любит.
     Внутренний голос (так написано в сказке) стал подсказывать Сабиру: "Не мешкай, утоли свое желание с этой красавицей", но сам Сабир оказался умнее своего внутреннего голоса и заподозрил, что служанка-пери его испытывает по приказу царевны. Он ответил, что очарован Дильбар и не интересуется больше никем. Служанке не удалось его соблазнить, Дильбар обрадовалась и решила поощрить его преданность, но сперва еще раз испытать. Она сказала ему при встрече, что не доверяет людям, особенно любящим пить вино, "ведь стоит такому человеку испытать удовольствие близости с одной красавицей, как он начинает мечтать о другой, не признавая дружеской привязанности к женщине". В конце концов она сказала:
     "— Ты ведь пришел ради туфли. Бери ее и уходи... Получи дочь царя и женись на ней. А обо мне забудь, так как я в тебе не уверена."
     Сабир клялся ей в любви, обещал быть верным ее рабом, она смягчилась, но сказала: "Ты ведь знаешь, что если захмелевшие влюбленные отдадутся друг другу, то и за десять дней не утолят своей страсти". Поэтому она велела ему сперва покончить с делами и все-таки отнести туфельку падишаху, а если падишах выполнит обещание, то жениться на его дочери, провести с ней несколько дней, не вступая в близость, а потом вернуться к ней.
     Сабиру пришлось вернуться. Шах обрадовался и отдал за него дочь. Девушка была так хороша, что Сабир не устоял. Незримые служанки-пери, которых Дильбар послала вместе с ним (причем честно предупредила об этом) все видели и известили госпожу. "В ту пору она находилась среди людей. Все сразу ей опостылело и она улетела в свой дворец, а слугам отдала приказ доставить Сабира следом за нею." Дильбар кричала, что если он изменит ей еще раз, она прикажет слугам-пери разорвать его на клочки. Сабир каялся, умолял о прощении, и они наконец помирились. Дильбар стала его женой, а через несколько дней отправилась навестить родителей, которые сперва сердились на нее за то, что она стала женой смертного. На следующий же день после того, как она улетела, Сабир изменил ей с той самой служанкой, которая прежде испытывала его верность. Дильбар, естественно, обо всем доложили, она рассердилась и месяц не пускала Сабира к себе на глаза. Затем простила, и они счастливо прожили целый год.
     Сабиру захотелось навестить родной город. Дильбар ему позволила, и он отправился в Багдад. Сказочник ничего не говорит о том, как Сабир объяснил шаху свое исчезновение, но ясно, что Сабир не скрывался. Похоже, что шах просто решил молчать о случившемся: возможно, он или его дочь видели, что Сабира унесли пери.      "Случилось так, что однажды во время пирушки тому самому цыгану взбрело на ум разузнать о том, что случилось с Сабиром. "Он ведь бахвалился, что любит меня, — размышлял цыган, — а сам женился на шахской дочери и совсем выбросил из головы саму мысль обо мне и все клятвы, данные мне, позабыл".
     Когда цыган пришел к нему в дом, Сабир как раз находился в своей опочивальне. Только он взглянул на цыгана, как у него свело все внутренности и он забыл про все клятвы, данные царевне-пери. И хотя он клялся ей, что на сей раз не отступит от данного ей слова, все сказанное Дильбар тут же вылетело у него из памяти, и Сабир всю ночь до утра провел с цыганом. А пери-сторожа сообщили царевне, что Сабир — дитя человеческое — опять нарушил условие, с нею заключенное, и всю минувшую ночь развлекался с цыганом.
     Терпение ее истощилось. В сопровождении нескольких пери Дильбар прилетела в Багдада. Войдя в дверь его дома, она сразу же увидела, что Сабир сидит с цыганом. При виде ее он вскочил с места.
     — Ах ты вероломный греховодник! — стала она его упрекать. — До каких же пор ты будешь унижать меня своим поведением и поступать вопреки данному тобою обету? Пусть же кара настигнет тебя!
     Сабир стал корчиться и изворачиваться, умоляя простить его и на этот раз, но Дильбар приказала диву, чтобы он разорвал Сабира на две равные части."
("Девять встреч. Персидские анонимные повести", М., 1988)
upd Полный текст сказки у Алисия-Х

@темы: восток, сказки

---

Персидская сказка

     У одного багдадского купца был сын Сабир. "И был он по своей красоте и изяществу чудом века. Дни и ночи проводил купеческий сын в удовольствиях и развлечениях со своими сверстниками и сотрапезниками." После смерти отца он продолжал жить так же.
     "Как-то в тех краях появился юный цыган, обольстительный, как сама луна. Ему нравилось заманивать в свои сети жаждущих его общества. Многие ради него прожигали все свое состояние. Слухи о красавце-цыгане дошли и до Сабира. Он сговорился со своими приятелями относительно того, чтобы заполучить его в их компанию, не уступая другим. На том и порешили. И вот все они вместе пошли в дом к тому цыгану, вызвали его мать и предложили ей:
     — Бери сколько хочешь золота, но отдай нам своего мальчишку. Мы сами станем за ним присматривать. Все будем служить ему.
     Та старуха согласилась и отвела их к своему сыну. Вот тут-то они и убедилась, что он в тысячу раз более пригож, чем передавала молва. Они отдали золото его матери, а самого цыгана увели с собой.
     Какое-то время он жил вместе с этими людьми. Все они прямо-таки помешались от любви к нему. А купеческий сын Сабир обожал его настолько, что ничем другим и не занимался — все только забавлялся с ним любовными играми. И вот однажды вечером цыган и говорит: О друзья, все вы очень много говорите о привязанности ко мне, но я все-таки не знаю, насколько это правда и кто из вас более искренен в изъявлении любви ко мне. Мне хотелось бы избрать его любовь и отказаться от всех других.
     — Чего же ты от нас требуешь? — спросили они.
     Он объяснил:
     — За городом есть роща, а на краю ее — строение в виде купола, внутри его — семь сводов один под другим. Слышал я, будто никто без крайней нужды не осмеливается проникнуть туда. ...Тот, кто любит меня, пусть нынче же ночью пойдет туда и, приготовив там халву, останется один до рассвета. С наступлением утра для меня будет очевидно, что он действительно любит меня, и я тоже стану его отличать более прежнего и даже готов навсегда остаться с ним."
     Все, кроме Сабира, испугались. "Цыган пожелал Сабиру доброго пути. И вот купеческий сын собрал все необходимое для приготовления халвы, снова заверил всех, что твердо решил выполнить поставленное условие, и в глухую, темную полночь вышел из дома.

Начало сказки, которую рассказывает первый советник в повести "Мудрые советники" ("Девять встреч. Персидские анонимные повести", М., 1988) Текста в сети, к сожалению, не нашла.

@темы: гомоэротизм, восток, сказки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Слушая разные исполнения «Bella ciao», нашла то, которое мне нравится больше всего. Тут и зрительный ряд очень хороший (вплоть до барельефа Джакомо Манцу в конце).

видео

@темы: музыка

---

Триефонт: ... я ровно ничего не слышал о Горгоне, кроме имени.
Критий: Она, друг мой, была смертной девой, прекрасной и пленительной. И только когда благородный юноша Персей, прославленный чародейством, заколдовав ее, коварно обезглавил, боги завладели ее головой для отвращения опасностей.
(Византийский сатирический диалог, Л.: Наука, 1986, стр.10)
В этой же книге мне показалось интересным такое рассуждение о цвете волос: "Волосы его не были черны и не очень светлы; смягчая резкость этих цветов, смешение их создавало какой-то удивительно приятный оттенок. Ведь черные волосы кажутся неприбранными и некрасивыми, белокурые же женственны и слишком нежны, а смешение того и другого цветов в мужественность облика вносит некоторую мягкость" (стр. 33-34).
Персонаж, попавший в подземное царство, видит там "человека, покрытого рубцами, с черномохнатым задом" (стр.74). К этому есть комментарий в конце книги: "Это считалось признаком мужественности и силы".

@темы: книги, мифы и легенды, красота

---

16.04.2011 в 00:00

Пишет  Nosema:

Для Тэс

шутка

У принца такие изящные ноги, что туфелька совершенно подходит ему. Он долго смотрит на свое отражение. Потом объясняет рыцарям, что именно они должны искать.
Он не жадный - за вторую туфельку девушке хорошо заплатят.

@темы: N

---

      Masudi рассказывала мне о сериале «The Long Firm» про английского гангстера-гея (его сыграл Марк Стронг). Действие происходит в 60-е. Я сериал не смотрела, на чем основан сценарий не знаю, но, когда писала про Майкла Ллуэлина Дэвиса, читала о политике Роберте Будби — и вот среди его знакомых мне попались братья Крэй, гангстеры-близнецы. Это очень известные английские преступники. На русском нашла о них такую заметку. Ронни Крэй был геем, с Будби его познакомил молодой любовник Будби — вор-домушник Лесли Холт.
     Я не люблю ни гангстеров, ни политиков, но о Будби мне хочется написать. Он учился в Итоне и в колледже Магдалины в Оксфорде, а у меня эти названия вызывают много приятных ассоциаций (скажем, вспоминаю, что Берти Вустер учился в Итоне, а Т.Э.Лоуренс носил в Кархемише «оксфордский блейзер с эмблемой колледжа Магдалины на кармане»). Кстати, мне очень нравится, что Дж.М.Барри в замечаниях к постановке пьесы в 1920 написал, что капитан Крюк учился в Итоне и в оксфордском колледже Магдалины (1) (не знаю, почему именно в этом колледже, ведь в нем не учился ни один из братьев Дэвис). В повести о Питере Пэне тоже несколько раз упоминается о том, что Крюк учился в закрытой школе, в которой угадывается Итон.
     У Барри, сына шотландского ткача, было сложное отношение к выпускникам частных школ. Он и гордился успехами братьев Дэвис в Итоне, и иронизировал над воспитанием, которое они там получали. В 1920, посмотрев на игру в теннис, он написал одному из друзей: «Казалось, ключевым словом в ней было "извините", а восхищенные отзывы об игре друг друга перелетали через сетку так же часто, как мяч. Думаю, это все часть того "чего-то", что можно получить только в частной школе и нигде больше. Чувствую, когда мой мальчик, воспитанный английской публичной школой, выстрелил в немца, он крикнул: "Извините". А когда попали в него самого, крикнул: "Хороший выстрел!"»(1) Тут он говорит о старшем из братьев Дэвис, Джордже, погибшем на Первой мировой войне. В этом письме Барри только мягко иронизирует над тем, как много значения придают пустым формальностям люди, чье воспитание считается в Англии самым лучшим.
      Я где-то писала, что не идеализирую выпускников частных школ, Оксфорда и Кембриджа, но мне интересно про них писать, даже если мне и не нравятся их поступки (впрочем, мне и про других англичан интересно писать, главное, чтобы они жили в первой половине 20 века). А Будби к тому же не был заурядным лицемером и подлецом. О нем пишут, как о верном друге и союзнике. (2) Пишут, что он был одним из самых популярных английских политиков и одним из самых любимых политических комментаторов на радио и телевидении. Он не боялся открыто выступать за декриминализацию мужской гомосексуальности. Правда, его самого мало кто подозревал тут в личной заинтересованности. Слухи о его тайной гомосексуальности ходили, но большинство его друзей в них не верило. Роберт Будби не только был два раза женат, но и имел множество любовниц, обычно замужних. Недоброжелатели обратили внимание на то, что он любил соблазнять чужих жен. Он долго состоял в скандальной связи с женой Гарольда Макмиллана, политика, одно время премьер-министра Англии. Считается, что младшую дочь эта дама родила от Будби, а не от мужа, и что у него было и трое других внебрачных детей, хотя не было детей в браке ни с первой, ни со второй женой. Впрочем, в первый раз он женился на кузине жены Макмиллана, чтобы, как писал он ей, быть к ней ближе, а потом сам назвал этот брак глупой ошибкой (они с женой расстались через несколько лет). А во второй раз он женился уже в 67 лет. Жена его была красивой итальянкой по имени Ванда, на 33 года моложе его. Высказывались предположения, что это была "лавандовая свадьба", но многие из тех, кто был лично знаком с Будби, считают, что брак был все-таки настоящим и счастливым.
     Однако до 25 лет Роберт Будби не был близок с женщинами. В Оксфорде он был известен многочисленными гомосексуальными приключениями и получил прозвище "Палладиум" в честь лондонского театра-варьете, в котором давали по два представления за ночь.(3) После окончания Оксфорда он стал заводить романы с женщинами и о его прежней репутации забыли, считая, видимо, что "гомосексуальная фаза" прошла. Я не знаю, вел ли он все время двойную жизнь или только к старости вернулся к прежним склонностям, известно лишь, что в 1963 году у него начался роман с молодым вором-домушником Лесли Холтом, которого он встретил в игорном доме. По одной версии именно Холт познакомил Будби с Ронни Крэем, одним из братьев Крэй, "королей преступного мира" Лондона 60-х (по другой - их познакомил лейборист Том Драйберг, друг и политический противник Будби).
     Ронни и Реджи Крэй были близнецами (Ронни родился через десять минут после Реджи). Он был доминирующим в этой паре близнецов, страдал паранойяльной шизофренией, в юности чуть не умер от травмы головы, которую ему нанес брат (они были боксерами-любителями). Оба брата были женаты, но в 60-е годы Ронни уже не скрывал своих гомосексуальных склонностей. Роберт Будби, как и Том Драйберг, был неравнодушен к грубоватым парням из Ист-Энда, с которыми их знакомил Крэй.
     О взаимоотношениях Крэя и Будби стало известно сотрудникам «Санди Экспресс», но газета поддерживала консерваторов и не стала касаться этой темы. Зато в лейбористском издании «Санди Миррор» в 1964 появилась статья, в которой говорилось, что Cкотланд-Ярд собирается расследовать "гомосексуальные отношения между известным пэром Англии и главарем гангстеров"(4). Имена не назывались, поэтому Будби, который находился в это время во Франции, сперва не понял, о ком пишут — о нем или о Драйберге. Он позвонил Драйбергу и спросил, кто этот "пэр-извращенец", о котором пишут в "Санди Миррор", а тот ответил: «Прости, Боб, но это ты».
     Главный редактор «Санди Миррор», Реджинальд Пейн, осмелился напасть на Будби, поскольку имелись фотографии, на которых Будби и Крэй дружески разговаривали, что, конечно, не могло служить доказательством гомосексуальной связи, но все же бросало тень на политического деятеля, водящего дружбу с бандитами. Как отмечают, главным в этой истории для газеты должно было стать то, что влиятельный политик оказывает покровительство гангстеру, но Пейн посчитал, что сексуальный скандал будет интереснее для публики. Совсем недавно, в 1963, в отставку ушел военный министр Джон Профьюмо, уличенный журналистами в связи с девушкой по вызову, у которой была также связь с советским шпионом (я поместила внизу фотографию, на которой героиня скандала, Кристин Килер, сидит между Ронни Крэем и Лесли Холтом).
     Правительство серьезно обеспокоилось. Заместитель генерального прокурора признал, что он не верит Будби, поскольку его показания Скотланд-Ярду противоречат объяснениям, данным им министру внутренних дел. Один правительственный чиновник писал в связи с этим делом, что, учитывая традиции британской прессы, можно быть уверенным, что существенная часть обвинений окажется правдой, и Роберт Будби станет героем скандала, который затмит дело Профьюмо (4). Будби написал в "Таймс", что собирается предъявить "Санди Миррор" иск о клевете, поскольку он не гомосексуалист, а с Крэем разговаривал один раз и по деловому вопросу. К этому времени владелец "Санди Миррор", Сесил Кинг, уже понимал, что, если разгорится скандал, замешан в нем окажется не только консерватор Будби, но и лейборист Драйберг. Кинг предпочел извиниться и заплатить Будби 40 тысяч фунтов компенсации. Пейн вскоре был уволен. Об этом инциденте долго потом упоминали как об "обвинении, в котором не было ни слова правды" (5). Пресса уже не осмеливалась задевать Будби. Даже арест братьев Крэй три года спустя не привел к разоблачению их покровителя.
     После смерти Будби в 1986 некоторые авторы стали писать, что в обвинении все же было достаточно много правды, но другие с ними спорили. По рассказу одного политика, королева-мать в 1991 году говорила, что "пресса все об этом (о похождениях Будби) знала", а о самом Будби отозвалась: "Он, конечно, был пройдоха, но не хам" (3). А в 2009 году стали известны письма Будби к Крэю, показавшие, что правы были те, кто считал, что компенсацию Будби получил незаслуженно (6). После этого был снят документальный фильм "Гангстер и пэр-извращенец", в котором рассказывались подробности давнего скандала. Однако у меня создалось впечатление, что и без этих писем и новых расследований многие, знавшие Будби, и не сомневались в том, как все было на самом деле.
     В номере журнала «Conservative History», вышедшем после показа сериала «The Long Firm» (2004), есть статья Рональда Портера "Ром, содомия и плеть"(цитата из шутки о "традициях флота Англии", которую приписывают Черчиллю) (7) с подзаголовком "Правда о моем герое — Роберте Будби". Автор возмущается тем, что в сериале, как он пишет, показана в искаженном виде история взаимоотношений Будби и Рональда Крэя. Будби там изображен полупьяным и старчески болтливым, а в действительности, пишет Рональд Портер, он был остроумным, проницательным, у него была прекрасная дикция. Я не видела сериала, но прочитала его описание (8): сериал не претендует на то, чтобы быть историей Рональда Крэя. Это экранизация романа, лишь отчасти основанного на реальных фактах. Гангстера в фильме зовут Гарри Старкс (и, как я поняла, у него нет брата-близнеца), у политика тоже вымышленное имя. Как жалуется Рональд Портер, жена политика в фильме не красивая, обаятельная итальянка, а некрасивая и неприятная пожилая англичанка. По-моему, это только доказывает, что в фильме хотели показать не столько Бутби (хотя фамилия похожа - Thursby), сколько собирательный образ лицемерного политика. Когда я начала читать эту статью, я ждала, что автор станет отрицать и бисексуальность Будби. Но он написал, что это не вызывает сомнений, и признал, что у Будби был роман с Лесли Холтом.

1. The road to Armageddon: the martial spirit in English popular literature , 1870-1914 by Cecil D. EbyDuke University Press, 1987, p. 135
2."But the very qualities that unfitted Boothby as a politician— his too ready wit and quixotic loyalty— made him a wonderful friend. Not only women loved him, but men, both hetero and homosexual (though the author denies he was bisexual).(The economist, 320, 7718-7722, Economist Newspaper Ltd., 1991,р. 75)
3. en.wikipedia.org/wiki/Robert_Boothby
4.Family newspapers?: sex, private life, and the British popular press 1918-1978 by Adrian Bingham,Oxford University Press, 2009, pp.257-258
5.The peer in question was not mentioned by name in any of the newspaper accounts, but he was easily identifiable as Lord Boothby, who was at this time widely known for his appearances on radio and television. He was not a homosexual, and it is scarcely necessary to add that there was not a word of truth in the story (The other love: an historical and contemporary survey of homosexuality in Britain by Harford Montgomery Hyde, 1970, р. 258)
6. www.telegraph.co.uk/news/uknews/law-and-order/5...
7. www.conservativehistory.org.uk/graphics/issue4....
8.www.bbc.co.uk/drama/longfirm/
www.culturevulture.net/Movies/LongFirm.htm
Другие источники.
www.personenencyclopedie.info/B/Boor/boothbyrob...
Robert Boothby: a portrait of Churchill's ally by Robert Rhodes James - 1991
Comparative media law and ethics by Tim Crook, Taylor & Francis, 2010, р. 242

Фотографии (20)

Будби, Ронни Крейг, Лесли Холт.


Роберт Будби в 24 года.




Будби (в цилиндре, слева от Черчилля)


Братья Крэй в детстве.


Юные братья Крэй рядом со своей матерью.




Ронни (впереди) и Реджи. Фотография Дэвида Бейли. Апрель 1965.


Джуди Гарланд, Реджи, Ронни.


Реджи женится на Фрэнсис Ши. Фотография Дэвида Бейли. 1965.


Ронни, Фрэнсис, Реджи. Фотография Дэвида Бейли. 1965. Фрэнсис Крэй умерла через два года после свадьбы. Считается, что покончила с собой, но в 2002 году бывший сокамерник (и любовник) Реджи, Брэдли Аллардайс, рассказал, что, по словам Реджи, его жену убил Ронни, заставив ее выпить яд: "Это была одна из тех ночей, когда мы тушили свет, включали какую-нибудь хорошую музыку и иногда он делился воспоминаниями. ... Он положил голову мне на плечо и сказал, что Фрэнсис была убита Ронни. Тот признался Реджи в том, что сделал, через два дня". Брэдли еще рассказывал, что в первый раз он "не хотел вступать в сексуальные отношения", но Реджи его заставил, однако он и потом отказывался и всё было против его воли. Однако он же сказал, что "не стал бы изменять ни одного дня в наших отношениях с Реджи".Отсюда. Там же одна женщина, знавшая Реджи, утверждает, что он любил этого Брэдли Аллардайса.


Ронни Крэй. 1964


Реджи и Ронни.


Будби и Ронни Крэй. 1964.


Том Драйберг и Будби


Том Драйберг в молодости


Том Драйберг женится.


1964. Трое справа - Ронни Крэй, Кристин Килер и Лесли Холт.


Лесли Холт


Вторая жена Роберта Будби, Ванда.

@темы: кино, Питер Пэн, джентльмены и простые парни, гомосексуальность, история повседневности, Англия, public schools

---

Гай Давенпорт писал: «Как бы ни был жалок наш век, нам все же есть чем похвастать: семьдесят пять лет в нем прожил П. Г. Вудхаус, Менандр современности, и десять лет - О. Генри». (Отсюда.)

И цитата из Н. Трауберг: «Летом 1936 года - того года, когда умер Георг V, - в одной из привилегированных английских школ произошел странный случай. В комнату, где учили уроки высокородные мальчики, вбежал учитель словесности и сказал: "Умер Честертон. Теперь наш лучший писатель - Вудхауз".
... Литература в Англии, как всегда, была на очень высоком уровне. Но просвещенный Т. X. Уайт, автор хороших книг о литературе, сказал именно так, и его ученик, будущий сэр Иэн Монкриф, это запомнил» (из послесловия к роману «Билл Завоеватель»).

@темы: Вудхауз, Т.Х.Уайт, Честертон

---

Об этой истории я не буду подробно рассказывать (о ней можно прочитать в Википедии и на английском, и на русском(1)), коснусь только одной важной для меня детали, о которой мне раньше не было известно. Я знала, что один из братьев Дэвис (воспитанников Джеймса М. Барри), Майкл (1900-1921), утонул при невыясненных обстоятельствах вместе со своим другом Рупертом Бакстоном в пруду неподалеку от Оксфорда, где оба учились, причем о них говорили, что они были любовниками и совершили двойное самоубийство. Но мне казалось, что эта версия была выдвинута только одним человеком из знавших Майкла — Робертом Будби (2) (1900-1986), политиком, членом парламента от Консервативной партии, который был другом Майкла, когда они учились в Оксфорде (Будби был бисексуален: два раза женился, имел множество любовниц, но увлекался и мужчинами). Однако я прочитала в "Оксфордском справочнике по детской литературе", что и брат Майкла, Питер Ллуэлин Дэвис, подозревал, что Майкл и Руперт Бакстон совершили двойное самоубийство, "вызванное гомосексуальными отношениями"(3). Я заинтересовалась и нашла в другой книге упоминание о том, что и другой брат, Нико (самый младший из пяти) говорил, что в то время "Майкл проходил через что-то вроде гомосексуальной фазы" (4). Эти слова мне напомнили, что и Ивлин Во говорил о "гомосексуальной фазе", через которую, по его мнению, мальчики проходили до того, как вступали во взрослую жизнь.
     Такой взгляд был привычен для английских интеллектуалов 20-х годов. Флоранс Тамань писала в "Истории гомосексуальности" (цитирую свои старые записи): "После Первой мировой войны, по словам Ноэля Аннана, гомосексуальность в Оксфорде стала считаться нормальной. ... Хотя гомосексуальность по английским законам оставалась преступлением, она внезапно стала идеалом утонченных молодых людей. ... Грэм Грин, учившийся в дневной школе, поступив в Оксфорд, ... чувствовал себя немного чужим. Ивлин Во, вспоминал Грин, дразнил его, говоря, что он много потерял, не пройдя через гомосексуальную фазу жизни" (отсюда); «У большинства студентов Оксфорда и Кембриджа гомосексуальный период заканчивался вместе с окончанием университета, и от него оставался лишь тот "подростковый, проникнутый духом школьного товарищества, нежный, боязливый, сентиментальный, и, в конечном счете, гомосексуальный" менталитет, который Сирил Конолли считал присущим молодой английской элите того времени» (отсюда).
     Обратите внимание: о гомосексуальной фазе в связи с Майклом говорит не только Нико Ллуэлин Дэвис, но и Будби. Когда его спросили, был ли Майкл Ллуэлин Дэвис гомосексуален, Будби сказал, что это была "фаза... думаю, он должен был из нее выйти"(5). Это представление о "гомосексуальной фазе", через которую часто проходит (а по мнению некоторых, чуть ли не обязательно должен пройти) подросток мужского пола, очень характерно для людей того времени, но не всегда понятно нашим современникам. Характерно, что в статье в русской Википедии, являющейся переводом статьи из английской, этого замечания Будби просто нет (должно быть, посчитали несущественным)(5). Но и современные англичане (не историки) часто не очень хорошо себе представляют некоторые особенности противоречивого отношения к гомосексуальности в Англии первой половины 20 века. Причем в данном случае я имею в виду и тех, кто считает Майкла и Руперта любовниками, и тех, кто с этим спорит.
      Николас Маколи в статье об отношениях Майкла и Руперта (суть которой в том, что их смерть была случайна, а не являлась ни двойным самоубийством, ни убийством с последующим самоубийством) упоминает писателей, «безоговорочно заявляющих, что Майкл и Руперт были гомосексуалистами, и что они скрыли сексуальный характер своей дружбы, чтобы избежать общественного скандала»(6)(например, Барри Лоу в пьесе «Смерть Питера Пэна»). Эти авторы, кажется, уверены, что Майкл и Руперт непременно должны были утопиться, если были любовниками. Но мне кажется, в Оксфорде 1921 года любовь между мужчинами — еще не повод для самоубийства. Из четырех самых близких друзей Майкла Дэвиса, учившихся с ним еще в Итоне, ничего не могу сказать о двоих, Эдварде Марджорибэнксе и Аластере Грэме, "несчастном сыне Кеннета Грэма"(7) (Маколи), автора "Ветра в ивах", но двое были гомосексуальны — Роджер Сенхаус (8) и Роберт Будби (первый гетеросексуальный опыт у него был только в 25 лет). Маколи пишет, что неизвестно, были ли между Майклом и Рупертом сексуальные отношения, но он считает, что вряд ли, так как если бы они были, юношам пришлось бы вести двойную жизнь и обманывать родных и друзей, а это на них совсем не похоже. Я тоже не знаю, что там было, но такое рассуждение кажется мне неубедительным. Неужели все правдивые юноши и девушки, поддавшиеся страсти, тут же бежали к родителям с отчетом о происшедшем? Кроме того, мне кажется, Маколи сам вкладывает оружие в руки своих противников: в ответ на "они не могли обманывать и вести двойную жизнь" ему могут сказать: "Да, они не смогли, утопились". Кстати, Маколи выдвигает неизвестно на чем основанное предположение, что Барри описал Руперта в образе Ионафана в своей последней пьесе (о Сауле и Давиде).
      Мне кажется, сексуальные отношения между Майклом и Рупертом были возможны, но их могло и не быть, а вот романтическая дружба-влюбленность несомненно была. Не сохранилось писем, которые они писали друг другу, но Питер признался, что они были у него и он их сжег, потому что, как он выразился, они "выходили за рамки"(9) (это, как и слова Питера и Нико насчет самоубийства их брата, известно из книги Биркина "Дж.М.Барри и потерянные мальчишки" — сейчас, насколько мне известно, это самая авторитетная работа о братьях Дэвис, причем Биркин еще застал в живых и расспросил Нико).
      Я не знаю, что именно произошло на пруду. Мне кажется убедительной версия, что Майкл боялся плавать, но хотел научиться, начал тонуть и нечаянно утопил спасавшего его Руперта. Однако и Майкл, и Руперт были подвержены приступам депрессии, так что и правда могли задумать двойное самоубийство. Я даже допускаю, что и любовные отношения могли повлиять на их решение уйти из жизни (если они и правда пришли к такому решению), я лишь считаю, что писать об этом надо, учитывая особенности эпохи.
      Вся эта история кажется мне еще одним примером гомоэротической атмосферы, о которой пишет Флоранс Тамань. Ведь даже если этих двух юношей связывала только дружба, разве то, что братья одного из них в этом усомнились, ничего не говорит об Оксфорде 20-х годов (как и упоминание о "гомосексуальной фазе")?

Цитаты по-английски, источники и примечания

1) en.wikipedia.org/wiki/Michael_Llewelyn_Davies
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D1%8D%D0%B2%D0%B8%...
2) Boothby — согласно "Словарю английских фамилий" (М.,1986), Будби/ топон. Boothby (Линкольншир).
3) The Oxford companion to children's literature by Humphrey Carpenter, Mari Prichard, Oxford University Press, 1984, р. 48 («but Peter Llewelyn Davies suspected that it might have been a suicide pact prompted by a homosexual relationship»)
4) The road to Armageddon: the martial spirit in English popular literature , 1870-1914 by Cecil D. EbyDuke University Press, 1987 ,p. 146
books.google.com/books?id=Vxwl2V9U5VwC&hl=ru&so...
5) В англоязычной Википедии: «When asked if Davies was homosexual, Boothby – who was reported by newspapers to have had homosexual relationships as an adult[5] – replied that it was 'a phase... I think he might have come out of it.'[2] Boothby also said, "I don't think Michael had any girlfriends, but our friendship wasn't homosexual)». В русскоязычной: «...его спросили, был ли Майкл Дэвис гомосексуалистом. Буфби, кого пресса тоже подозревала в гомосексуализме, уклончиво ответил, что хотя у Майкла не было девушек, но его дружбу с ним он не назвал бы гомосексуальной».
6) Статью можно найти на сайте, посвященном Барри и семье Дэвис (в разделе "Майкл"). www.jmbarrie.co.uk/
7) Это не тот Аластер Грэм, у которого в Оксфорде был роман с Ивлином Во. Несчастным Аластера, сына Кеннета Грэма, Маколи назвал потому, что этот болезненный юноша, родившийся слепым на один глаз, в 1920 в Оксфорде покончил с собой, бросившись под поезд.
8) Роджер Сенхаус, в дальнейшем переводчик романов Колетт и издатель, был любовником Литтона Стрэчи. neverpedia.com/pan/Roger_Senhouse
9) An English gentleman by Sky Gilbert - 2004, р. 34 («The person who owned these letters, and confessed to destroying them, was Michael's older brother, Peter Llewelyn Davies. According to Birkin, Peter said that he burned them because they were "too much"») Cлова "too much" переводят как "слишком", "чересчур", а на Мультитране я нашла объяснение "настолько отлично от привычных интеллектуальных, психологических или духовных суждений, ни с чем не сравнимо, что вызывает страх". Я хотела перевести "too much" в этом предложении как "за гранью", но передумала.

Фотографии (4)

Леди Оттолин Моррел, Ральф Партридж (муж Доры Каррингтон, влюбленной в Литтона Стрэчи, а также любовник Литтона Стрэчи) и Майкл Ллуэлин Дэвис. 1920.


Майкл Ллуэлин Дэвис и Литтон Стрэчи.


Литтон Стрэчи и Роджер Сенхаус

Руперт Бакстон

@темы: Питер Пэн, гомосексуальность, Англия, Ивлин Во

---

В комментариях к недавней записи зашел разговор о взаимоотношениях Тома Рипли и Питера Смит-Кингли в "Талантливом мистере Рипли". Может быть, кому-нибудь будет интересно.
tes3m.diary.ru/p151821704.htm#528634025

@темы: кино, гомоэротизм

---

Эти фотографии объединяет то, что мне часто хотелось смотреть на них в последнее время (14).

Эмили Несбит (1884 – 1967), американская хористка и натурщица, сначала известная только своей красотой, но затем ставшая предметом внимания журналистов из-за того, что из-за нее произошло убийство: ее бывший муж застрелил ее любовника. Мне просто понравилась ее внешность.

Эмили Несбит


Автопортрет. 1930. Сесил Битон.


Сесил Битон и обнаженная модель. 1949. Ирвинг Пен.


Джон Гилгуд и Питер Лорре на съемках "Секретного агента" А.Хичкока. Это один из моих любимых фильмов, а Гилгуд на этой фотографии очень напоминает мне Шерлока Холмса. Жаль, что он никогда не играл эту роль в кино. Остался только радиоспектакль (Мориарти там играл Орсон Уэллс).
Рисунок, в комментариях к которому я прочла об этом радиоспектакле.



Пикассо.
Об этой фотографии, там где я ее нашла, было написано, что она не очень приличная, так как штаны Пикассо не скрывают его принадлежности к мужскому полу.


Висконти в 14 лет (1920)


Висконти и Тенесси Уильямс в 1949.


Гертруда Лоуренс и Ноэль Коуард в спектакле по пьесе Коуарда "Частные жизни" (О том, как этот спектакль посетил Т.Э.Лоуренс).


Шон Коннери и Ноэль Коуард


Уильям Берроуз. Эта и последующие фотографии были сделаны А.Гинзбергом (отсюда, отсюда и отсюда).


Берроуз и Керуак.


Берроуз и Керуак (Гинзберг: «Билл и Джек с марокканским кинжалом и дубинкой сошлись в смертельной схватке на диване»). 1953.


Нил Кэссиди и Натали Джексон, "его любовь того года", как пишет Гинзберг. 1955.

@темы: кино, фотографии, Шерлок Холмс, английская литература, Теннесси Уильямс, американская литература

---

Пишет  Tamillla:

Лоуренс и арабская луна
для tes3m

фрагменты можно увидеть

в дневнике автора рисунка или в сообществе.
"Сборный пункт в моей памяти залит лунным светом; ведь лунные лучи врываются в стеклянную коробку нашего барака ночь за ночью, через какой-нибудь из четырех рядов окон, и завладевают его пространством. Это чудесно — выйти прямо из духоты, где полно людей, в прохладную, открытую тишину: особенно в облачные ночи, когда луна, стоящая очень высоко, сияет через створку, задрапированная облаками, сужая луч света лишь до той части земли, где нахожусь я, будто в комнате.

Как бы я ни устал после работы, я не могу проспать всю ночь... Поэтому призывный свет луны легко выманивает меня наружу, поближе к ней".
......
"Даже ради меня, главного из ее поклонников, луна больше не показывается". («Чеканка» в переводе FleetinG_)

@темы: Лоуренс Аравийский, восток, иллюстрации, художники

---

Ассоциации, предложенные  wandarer (это последние).
Я уже один раз о них писала, но пост пропал, а после такого мне всегда сложно начать писать заново.
1. маленький принц Не знаю, почему, но я никогда по-настоящему не любила эту сказку, хотя не могу сказать о ней ничего плохого.
2. дьявол кроется в деталях Мне привычнее другой вариант этого выражения: бог — в мелочах. В прошлый раз я много об этом написала, а сейчас поэтому не пишется (причем знаю, что когда уже будет ненужно, снова захочется написать о мелочах в искусстве, вот что обидно). Напишу о том, как я недавно особенно сильно почувствовала, как много значат детали. У Андерсена есть сказка по мотивам старинной истории о короле, которого могла исцелить от болезни только рубашка счастливого человека. Король в конце концов нашел счастливого человека, но это был бедный пастух, не имевший рубашки. Андерсен рассказывает о принце и принцессе, которые во время медового месяца захотели оставаться такими же счастливыми всю жизнь. Мудрец посоветовал им надеть нательные сорочки счастливой супружеской пары. Такая после долгих поисков отыскалась, но, как и в первоисточнике, это были такие бедняки, что нательных сорочек у них не оказалось. Мне бы эта история в изложении Андерсена показалась неинтересной — я бы даже не поняла, зачем он ее пересказал — если бы не одна деталь в конце. Мудрец спросил принца и принцессу, что они поняли во время поисков сорочек. Принц ответил: "Понял, что счастье встречается редко". Принцесса: "Поняла, что счастья нужно одно — просто быть счастливым". Из-за этой мелочи я даже запомнила сказку как историю о пессимизме и оптимизме и удивилась, перечитав и обнаружив, что это не так.
3. встреча востока и запада* Наверное, к моему дневнику это может иметь отношение потому, что мне интересен и Запад и Восток (и даже тэг такой есть), чаще всего я пишу о восточных сказках, а о чем-то, что можно назвать встречей Востока и Запада я, кажется, обычно писала в одном случае: когда речь шла о европейских мужчинах, чаще всего англичанах, искавших на Востоке воплощение своих гомоэротических фантазий (ТЭЛ, сэр Ричард Бертон, Уилфред Тесиджер и т.д)
5. неприятие унификации Это очень лестная ассоциация. И мне действительно нравится разнообразие мира вокруг.
6. писатели-биографисты Я не люблю исторические романы (за исключением тех случаев, когда произведение так хорошо написано, что перешагивает за границы жанра) и беллетризованные биографии, а биографии предпочитаю такие, где много цитат из источников, а если автор делает какие-то предположения, то он это оговаривает, а не пытается выдать свои домыслы за факты. Конечно, в любом случае автор биографии, отбирая те свидетельства, которые он считает существенными, привносит в книгу свой личный взгляд ни героя биографии, как же без этого, но добросовестный биограф не будет замалчивать неприятные ему факты на том основании, что они якобы несущественные (мне кажется, если какие-то слова или поступки человека, о котором мы пишем, нам неприятны, это уже само по себе указывает на то, что их нельзя просто обойти молчанием).
7. своеобразие и проблемы эпохи в этикете Помню, я очень удивилась, прочитав о постановке "Много шуму из ничего" в антураже, кажется, 30-х годов 19 века. Я никак не смогла совместить представление об этой чопорной эпохе с вольными шутками Беатриче и других персонажей.
     *Вспомнилось, как сам Киплинг жаловался, что в «Балладе о Востоке и Западе» он "постарался показать обстоятельства, при которых эти стороны света перестают существовать", а читатели обратили внимание только на 'and never the twain shall meet': "прошло сорок лет, и в течение доброй их половины блестящие и возвышенные умы всех стран писали мне в связи с каждой новой благоглупостью в Индии, Египте или на Цейлоне, что Восток и Запад встретились", а "письма их приходилось вскрывать и просматривать". (Редьярд Киплинг. Немного о себе. М., 2003, с.122)
     В прошлый раз (тут) я убедилась, что мне нелегко писать о любви, т.к. часто возникает ощущение, что я запуталась и сама себе противоречу. Словно бы в утешение мне попался на глаза пример того, как один из моих любимых писателей однажды тоже запутался, рассуждая на эту тему. В одном интервью Трумен Капоте сказал, что любил только два раза в жизни. Дальше он объяснил, почему, по его мнению, секс и дружба несовместимы, а затем журналист его спросил, думает ли он, что у него было больше сексуальных отношений, чем любовных.
     Капоте: Нет, у меня было больше любовных отношений, чем сексуальных.
     Журналист: Но ведь любовные отношения у вас были всего два раза.
     Капоте: Да. Нет, стойте... (Смех, аплодисменты.) Неплохо, неплохо.
Дальше он сказал, что впервые в жизни пойдет к психоаналитику, а потом попросит того позвонить журналисту и все объяснить. (Truman Capote: conversations, Univ. Press of Mississippi, 1987, 177)

@темы: Киплинг, любовь, английская литература, литература и жизнь, Капоте, Z, сказки

---

Увидела, что есть постер с одним фрагментом "Снятия с креста" Содомы (Джованни Антонио Бацци).
Раньше я не видела таких картин, из которых мне хотелось бы повесить на стену именно фрагмент. Меня даже удивляло, что у Достоевского висела репродукция центральной части "Сикстинской мадонны" (без святых). Но этот постер мне понравился.

+ Автопортрет

А вот автопортрет художника (с фрески«Чудо с решетом»)

Вазари писал, что художник «…держал у себя дома всякого рода диковинных зверей: барсуков, белок, обезьян, мартышек, карликовых осликов, лошадей, берберийских призовых рысаков, маленьких лошадок с острова Эльба, соек, карликовых кур, индийских черепах и других подобного же рода животных… Кроме этих всех зверюг был у него ворон, которого он научил говорить, и который часто передразнивал голос Джованни Антонио… Равным образом и все остальные животные были ручными настолько, что постоянно ходили за ним по дому, разыгрывая самые странные игры и издавая самые дикие звуки, какие только бывают на свете…». (Цитату из Вазари взяла тут)

Когда я училась в школе, мне нравилась самая известная его картина — Святой Себастьян

@темы: художники

---

Отрывок из интервью Теннесси Уильямса журналу "Плейбой" (1973).  klavir перевела, я отредактировала.
В сборнике "Желание и чернокожий массажист" (М. 1993) есть перевод этого интервью, но в сокращенном виде, и как раз довольно много отсутствует из той части, которую мы помещаем тут.
В этом отрывке речь идет главным образом о сексе, хотя больше всего мне там понравились слова: «Секс это настолько неотъемлемая часть моей работы, что я должен о нем говорить, но секс не средоточие моей жизни. Любовь— очень важная вещь, если сможешь ее заполучить, но моя работа — это всё».

@темы: Теннесси Уильямс

---

Отрывок из интервью Теннесси Уильямса журналу "Плейбой" (1973)

 klavir перевела, я отредактировала. К сожалению, текст интервью в оригинале у нас не весь (отсутствуют некоторые страницы), поэтому часть интервью, в которой Уильямс рассказывает о своем сексуальном опыте, не имеет ни начала, ни конца (хотя отсутствует не так уж много).

            "Плейбой": В последние два года Уильямс рьяно взялся за работу, стремясь отныне добиться, как он говорит, не успеха, а хотя бы достаточно одобрительного приема. Освободившись от докторов, юристов и агентов-управляющих, он прямо-таки взорвался новыми идеями, новыми пьесами, стихами и рассказами… Чтобы исследовать измученный внутренний мир этого застенчивого, испытывающего страх человека, который, несмотря на возвращение к творчеству, считает, что не оправдал надежды как художник, "Плейбой" отправил внештатного корреспондента Ч. Роберта Дженнингса взять интервью у него в Нью-Йорке и в Новом Орлеане - в двух городах из тех трех, которые Уильямс избрал своим домом (третий - Ки-Уэст).
      Дженнингс рассказывает: "Именно Теннесси Уильямсу я обязан моей первой и самой продолжительной любовью — к театру. То, что я испытывал в юности, достигло пика, когда я посмотрел «Трамвай» - пять раз – на Бродвее, и приковало к театру на всю жизнь. Все же должен признаться, что мое благоговение перед этим драматургом пошло на убыль из-за пропитанных ядом видений и неестественности его творчества последнего десятилетия. Это удивительным образом спасло меня, когда я поехал на эту встречу: я обнаружил, что человек и созданный о нем миф действительно очень отличаются. Я пришел к заключению, что он не «довольно недалекий человек» с ненадолго вспыхнувшим талантом, как говорил мне о нем Трумен Капоте, и даже не человек, помешавшийся на известности, каким он, казалось, недавно стал. Он — очень замкнутый и сложный человек, держащий под контролем если не свое личное, то свое поэтическое безумие. В одно и то же время он был погруженным в себя, ранимым, гуманным, ожесточенным, подозрительным и злопамятным; таким же коварным, выносливым и не подверженным старению, как крокодил. На первый взгляд он был так своенравен, что это сбивало с толку, он позировал, лукавил, проявляя те недостойные человека черты, какие бывают у звезды, добившийся успеха своими силами, если она терпит неудачу во время нелегкой попытки вернуть себе прежнее положение — у хромого феникса, неуверенно возрождающегося из горького пепла. Видя все в мрачном свете своей паранойи, он держит в мыслях старинные поводы для недовольства, как иная жена, надолго затаившая обиду. Но я понял, что Уильямс придерживается предостережения Андре Жида: «Не спешите меня понять».


...
           Уильямс: Ну, вы же знаете шизофреников, я не двойственная натура в полном смысле слова, но я могу понять и нежность женщины, и похоть и либидо мужчины, что, к сожалению, редко сочетается в женщинах. Поэтому я ищу андрогинов, таким образом я могу получить и то, и другое. Я не смог бы изнасиловать Бланш, как Стенли. Я никогда никого не насиловал. Меня насиловали, да, один чертов мексиканец, я орал как резаный и не мог сидеть неделю. Однажды красивый служитель на пляже, очень сильный, приплыл на плоту и изнасиловал меня в своей пляжной кабине. У меня была очень привлекательная задница и все всегда хотели меня трахнуть именно так, но я не могу это вынести. Я для этого не подхожу, у меня нет анального эротизма.
      "Плейбой": Что вы имеете в виду, когда говорите, что ищете андрогинов?
      Уильямс: Я имею в виду, что меня привлекают андрогинные мужчины, как Гарбо. Ха! После пары стаканчиков я уже не вижу разницы между полами. Я нахожу, что женщины гораздо интереснее, чем мужчины, но я теперь боюсь пытаться трахать женщин. Женщины вызывают у меня сексуальное возбуждение, но с ними я не могу довести дело до конца. Под законченным актом я не имею ввиду оральный секс. Мне и теперь, как тогда, когда я был еще мальчиком, хотелось бы трогать женскую задницу, обнимать женщину, и целовать ее, и входить в нее.
      "Плейбой": Почему же вы боитесь все это осуществить?
      Уильямс: Потому что женщины не так подходят для того, чтобы дать сексуальное удовлетворение, как андрогинные мужчины. С мальчиком, который в душе андрогин, как поэт, все становится более одухотворенным. Мне это нужно. И еще другое: я всегда хотел, чтобы мой член входил в тело партнера. Я агрессивен, я хочу проникать и я думаю, что это должно быть взаимно. Это чудесно, когда и они это делают, и ты это делаешь — посмотрим правде в глаза.
      "Плейбой": Но разве тут нет некоторого противоречия?
      Уильямс: Я противоречив, детка.
      "Плейбой": Мы хотим сказать, что женщины безусловно могут отвечать взаимностью, как и мужчины, в такой же степени быть одухотворенными, а со стороны физиологии тут есть явное преимущество.
      Уильямс: К сожалению, сразу оба пола не для меня. До 28 лет мне нравились девушки, но затем я влюбился в мужчину и понял, что для меня как для писателя это лучше, потому что означает свободу. Если бы я был обременен женой и семьей, которых надо содержать – а к этому времени у меня было бы уже несколько жен – это была бы катастрофа. О, в этом смысле я очень счастлив: в моей жизни были женщины, поэтому я могу писать об обоих полах одинаково хорошо. Я глубоко их любил, но в сексуальном смысле я стесняюсь женщин. В сексуальном смысле я стесняюсь мужчин. Я очень морален. Думаю, вполне вероятно, что я вернусь к женщине в конце концов. Женщины всегда были глубочайшим источником моих эмоций; тот, кто читал написанное мною, знает это. Но у меня никогда не было чувства сексуальной безопасности ни с кем, кроме моего долговременного секретаря Фрэнка Мерло, который служил мне так, как мне нужно. Он и любил, и ненавидел меня за это. Я всегда боялся импотенции, даже когда был молодым, а Фрэнк и Бетт вылечили меня от этого.
      "Плейбой": Бетт?
      Уильямс: Бетт была единственной женщиной, с которой у меня были полноценные сексуальные отношения. Мы вместе учились в университете штата Айова. Это продолжалось три с половиной месяца — а потом я обнаружил, что андрогинные мальчики могут дать мне больше. И как художнику мне было лучше с мальчиком, поскольку я не мог позволить себе девушку. Но, в сущности, какая к черту разница, с кем вы ложитесь в постель, пока есть любовь. Я не могу достигнуть эрекции без любви. Секс это настолько неотъемлемая часть моей работы, что я должен о нем говорить, но секс не средоточие моей жизни. Любовь— очень важная вещь, если сможешь ее заполучить, но моя работа — это всё.
      "Плейбой": Были ли у вас еще какие-нибудь сексуальные контакты с женщинами?
      Уильямс: Да. Среди женщин я очень любил одну — это была девочка из Сент-Луиса по имени Хейзел. Но она была фригидной. Она заставляла меня считать до десяти, прежде чем позволяла себя поцеловать. Нам обоим было одиннадцать, когда мы встретились, и у нас была любовь, пока она не пошла в колледж. Она сказала: «Том, мы слишком молоды, чтобы думать о таких вещах». Но я постоянно думал о сексе. Собственно, спонтанная эякуляция первый раз у меня была, когда я обнял Хейзел в лодке в Сент-Луисе. Она была в платье без рукавов, я обнял ее, сжал ее обнаженные плечи, а на мне были белые фланелевые брюки — я кончил и мы не смогли пойти на танцы. Она ничего не сказала об этом. Она была такой прелестной девочкой, но я не мог быть ей так близок, как ей было нужно. Я могу быть сволочью. У меня был кое-кто еще, и я ее потерял. Я понимал ее – понимал ее фригидность, понимал, в чем она нуждалась – но я не мог снова впустить ее в мою жизнь. Мы с Хейзел подсели на таблетки и алкоголь. Она вышла замуж за другого, но покончила с собой, когда была еще молода.
      "Плейбой": Когда у вас был первый гомосексуальный опыт?
      Уильямс: В колледже я сильно влюбился в своего соседа по комнате, по прозвищу "Зеленоглазый", но никто из нас не знал, что с этим делать. Если бы он пришел ко мне в постель, я бы спросил: «Чего ты хочешь?» Я был такой пуританин, что не позволил бы ему меня поцеловать. Но он мог просто дотронуться до моей руки, и я кончал. Ничего запланированного, просто спонтанный оргазм. Единственный секс, который мы испытали, был с ужасными старыми шлюхами, влагалища которых были похожи на больные орхидеи. Но мой первый настоящий контакт был в Новом Орлеане в канун Нового года во время второй мировой войны. Очень красивый десантник поднялся на мою веранду, ограждённую решёткой, и сказал: «Спустись ко мне», я спустился, а он сказал: «Хочешь позагорать под ультрафиолетовой лампой?». Я ответил: "Конечно!" и пошел под нее, а он стал меня трахать. Это был мой каминг-аут, и я получил от него удовольствие.
      "Плейбой": Именно так вы потеряли девственность? Или это у вас и правда произошло с Бетт?
      Уильямс: Мы с Бетт и правда это сделали. Я был ближе к 30, чем к 20-ти – поразительно, как много мне было лет. Я был не очень мужественным, просто я ужасно много думал о сексе, детка, и был ужасно закомплексованным. Как я сказал, у меня были оргазмы и до этого, но без проникновения в тело партнера. И я начал мастурбировать только за год до того, как потерял девственность. Я не знал, что это такое. Ну, я слышал об этом, но не додумался сам этим заняться.
      "Плейбой": Был ли в вашей жизни момент, когда вы решили предпочесть один пол другому?
      Уильямс: Нет, нет. Я редко думал об этом в таких терминах и до сих пор не думаю. Я либо влюблен, либо нет. Да, конечно, у меня были случайные приключения. Но, как я сказал, не думаю, что может быть настоящее сексуальное удовлетворение без любви, даже с партнером на одну ночь.
      "Плейбой": Вы считаете себя склонным к случайным связям?
      Уильямс: Вовсе нет. Как раз сейчас я чувствую, что пытаюсь быть способным работать, а у меня нет энергии одновременно и для работы, и для секса. Я вижу, вы не верите этому заявлению. Хорошо, многие проводят со мной ночи, потому что мне нравится, чтобы ночью кто-нибудь был рядом; люди в Hotel Elysee в Нью Йорке думают, что я ужасен. Но я схожу с ума ночью, я не могу быть один, потому что боюсь смерти в одиночестве. Но обычно они там просто присутствуют при ритуале приема снотворного. Каждый вечер я принимаю горячую ванну, и мне делают массаж, если поблизости есть кто-то, кто умеет его делать.
      "Плейбой": Так все же, вы долго можете жить и работать без секса?
Дальше отсутствует страница в тексте, а в книге "Желание и чернокожий массажист" (М. 1993), где был напечатан перевод отрывков из этого интервью, хотя и отсутствует многое из того, что мы поместили в этой записи, зато как раз есть ответ Уильямса на вопрос, приведенный выше (процитирую начало): «Уильямс: Без секса я жить не хочу. Мне нужно, чтобы меня ощущали, трогали, обнимали. Мне нужен человеческий контакт. Контакт сексуальный.»

На английском

Playboy Interview: Tennessee Williams
C. Robert Jennings/1973
From Playboy, April 1973.69-84. ©1973 by Playboy. Reprinted by special permission of Playboy Magazine, Inc.

In the past two years, Williams has returned to work with a vengeance—no longer seeking success, he says, only a respectable kind of acceptance. Unburdening himself of doctors, lawyers and managing agents, he has fairly exploded with new ideas, new plays, poetry and short stories. ... To explore the tortured inner landscape of this shy, scared man who, despite his resurgence, still considers himself a failed artist. Playboy sent freelancer C. Robert Jennings to interview him in New York and New Orleans, two of Williams' three adopted homes. (The third is Key West)

Jennings reports: "Tennessee Williams was directly responsible for my first and lastingest love: the theater. What passed for my adolescence was just peaking when I saw Streetcar—five times—on Broadway and became riveted to the theater for life. Yet I confess that my awe of the playwright had been diminished by his toxic visions and affectations of the past decade. This, curiously, served me well when I went into this assignment: 1 found the man and the whomped-up myth to be very different, indeed. I came to see that this was not, as Truman Capote had told me, a 'rather dumb man' with a once-flaming talent nor even the publicity nut that recently he seemed to have become, but a highly private and complex human being with his poetic if not his personal madness under control. He was at once introverted, thin-skinned, humanistic, obdurate, suspicious and vindictive; as cunning, tough, and ageless as a crocodile. At first blush, he was disconcertingly crotchety, self-dramatizing, arch, with some of the subhuman idiosyncrasies of the self-made star manqué on the hard comeback trail, a lame phoenix rising unsteadily from bitter ash. In the grimmer reaches of his paranoia, he harbors ancient grievances, like a long-wounded wife. But I came to know that Williams holds with Gide's warning: 'Do not understand me too quickly.'
...

Williams: ...If you understand schizophrenics, I'm not really a dual creature; but I can understand the tenderness of women and the lust and libido of the male, which are, unfortunately, too seldom combined in women. That's why I seek out the androgynous, so I can get both. I couldn't have raped Blanche, as Stanley did. I've never raped anybody in my life. I've been raped, yes, by a goddamn Mexican, and I screamed like a banshee and couldn't sit for a week. And once a handsome beachboy, very powerful, swam up on a raft, and he raped me in his beach shack. I had a very attractive ass and people kept wanting to fuck me that way, but I can't stand it I'm not built for it and I have no anal eroticism.

Playboy: What do you mean by seeking out the androgynous?


Williams: I mean I'm only attracted to androgynous males, like Garbo. Ha! After a few drinks, I can't distinguish between the two. I find women much more interesting than men, but I'm afraid to try to fuck women now. I find sexual excitement in women, but I can't complete the act with them. By completing the act I don't mean oral copulation. I'm just as anxious to feel a woman's ass and embrace and kiss her and enter her as I am a boy.

Playboy: Why are you afraid to go through with it?

Williams: Because women aren't as likely as the androgynous male to give you sexual reassurance. With a boy who has the androgynous quality in spirit, like a poet, the thing is more spiritual. I need that. And the other, too; 1 always want my member to enter the body of the sexual partner. I'm an aggressive person, I want to give, and I think it should be reciprocal. It's wonderful when they do and you do—let's face it.


Playboy: But isn't that somewhat contradictory?
Williams: I am contradictory, baby.
Playboy: What we mean is that women can certainly reciprocate as well as men, be equally spiritual, and there is the obvious physiological advantage.

Williams: Unfortunately, I cannot combine the two. Until I was 28,1 was attracted to girls, but after that I fell in love with a man and felt it was better for me as a writer, for it meant freedom. If I were saddled with a wife and family to support—and I'd have had several wives by this time—it'd be disastrous. Oh, I'm very lucky that I've had women in my life, as I can write about both sexes equally well. I've loved them very deeply, but I'm shy of women sexually. I'm shy of men sexually. I'm very moral. I think it's most likely I'll go back to a woman in the end. Women have always been my deepest emotional root; anyone who's read my writings knows that. But I've never had any feeling of sexual security—except with my longtime secretary Frank Merlo, who served me as I had to be served. He both loved and hated me for it. I've always been terrified of impotence, even when I was very young, and Frank and Bette cured me of it.

Playboy: Bette?

Williams: Bette was the only woman with whom I ever had a fully realized sexual affair. We were at the University of Iowa together. It lasted three and a half months—and then I found that androgynous boys could give me more. And as an artist, I was better off with a boy because I couldn't afford a girl. But at bottom, it doesn't make a goddamn bit of difference who you go to bed with, as long as there's love. I can't get it up without love. Sex is so much an integral part of my work that I must talk about it—but sex isn't the center of my life. Love is a great deal if you can get it, but my work is everything.


Playboy: Did you ever have any kind of sexual contact with another woman?


Williams: Yes. My great female love was a girl named Hazel from St. Louis. But she was frigid. She'd make me count to ten before she'd let me kiss her, we were both 11 when we met and we were sweethearts until she was in college. She said, "Tom, we're much too young to think about these things." But I constantly thought about sex. In fact, the first time I had a spontaneous ejaculation was when I put my arm around Hazel on a river boat in St. Louis. She had on a sleeveless dress and I put my arm about her and stroked her bare shoulder and I had on white-flannel pants and I came, and we couldn't go on dancing. She didn't say anything about it. She was such a dear girl, but I couldn't be as close to her as she needed me to be. I can be a bitch. I was busy with someone else, and so I failed her. I was wise to her—her frigidity, her need—but I couldn't admit her to my life again. Hazel and I both went on pills and liquor. She married another man but killed herself when she was still very young.


Playboy: When was your first homosexual encounter?


Williams: In college I was deeply in love with my roommate, "Green Eyes," but neither of us knew what to do about it. If he came to my bed, I'd say. "What do you want?" I was so puritanical I wouldn't permit him to kiss me. But he could just touch my arm and I'd come. Nothing planned, just spontaneous orgasms. The only sex we were exposed to was with dreadful old whores with cunts like diseased orchids. But my first real encounter was in New Orleans at a New Year's Eve party during World War Two. A very handsome paratrooper climbed up to my grilled veranda and said, "Come down to my place," and I did, and he said, "Would you like a sunlamp treatment?" and I said, "Fine," and I got under one and he proceeded to do me. That was my coming out and I enjoyed it.


Playboy: Is that how you lost your virginity—or did you really make it with Bette?


Williams: Oh, Bette and I really did it. I was in my late 20s—a shockingly advanced age. I wasn't very virile, I was just terribly oversexed, baby, and terribly repressed. As I said, I had had orgasms before, but not through penetration of another person's body. And I never masturbated until one year before I lost my virginity. I didn't know what such a thing was. Well, I'd heard of it, but it never occurred to me to practice it.

Playboy: Was there a moment in your life when you decided to commit yourself to one sex or the other?


Williams: No, no. I never thought much in those terms, and I still don't. I'm either in love or not in love. Oh, I've had casual adventures, yes. But, as I said, I don't think there can be truly satisfactory sex without love, even if it's only a one-night stand.

Playboy: Do you consider yourself promiscuous?

Williams: Decidedly not. I feel right now I'm trying to meet my work, and I don't have energy for both work and sex at the moment. I see you don't believe that statement. Well, I have many people spending the night with me, because 1 like a companion at night; the people at the Hotel Elysee in New York think I'm terrible. But I go mad at night I can't be alone, because I have this fear of dying alone. But they're usually there just for the ceremony of the dropping of the sleeping pill. Every night I take a hot bath and I have a massage if there's someone around who's any good at it.

@темы: Теннесси Уильямс, американская литература

---

Мне всегда нравилась сказка Андерсена "Новое платье короля" (даже не представляю, замысел какой сказки у меня мог бы вызвать большее сочувствие), но иллюстрации к ней не нравились никакие, пока недавно не увидела те, что сделала Анджела Барретт, перенеся действие сказки в 1913 год, в конец Belle Epoque. Мне это кажется более оправданным, чем "Красавица и чудовище" в антураже 1860-х (хотя те ее иллюстрации мне тоже нравятся). Там выбор эпохи, по словам художницы, был продиктован особенностями моды 1860-х, "периода наибольшего различия между женским и мужским силуэтом — мужчины были высокими и стройными, в то время как женские юбки были шире, чем когда-либо"*, а 1913, даже если тоже был выбран художницей просто из-за особенностей нарядов, идеально подходит для той истории о лицемерии и снобизме, которую рассказал Андерсен. Вот рисунки других художников, на которых изображены люди 17 или 18 века (я таких, кажется, больше всего видела), у меня ассоциируются больше с той испанской сказкой, которая легла в ее основу (там новый наряд короля, по словам портных, не могли видеть только те, кого мать родила не от своего мужа).

(отсюда)

3+6

Заодно решила показать три обложки, нарисованные Барретт.



"Красавица и чудовище".


Сборник рассказов о привидениях под редакцией Сьюзен Хилл. Тоже книга для детей.


"Через садовую калитку" Сьюзен Хилл.

И две иллюстрации (просто потому, что очень нравятся) из "The Hidden House" (не читала книгу, не знаю, можно ли перевести название как"Тайный дом" или из контекста следует что-то другое) Мартина Уодделла.



*www.guardian.co.uk/books/2006/sep/09/featuresre...

@темы: иллюстрации, сказки

---

      Вспомнила, что когда-то видела в статьях Романа Якобсона один эвфемизм (как мне помнилось, популярный среди военных в 19 веке), обозначающий половой акт. Самого слова я не помнила, Гугл поэтому мне не помог. Наконец нашла в конце сборника "Работы по поэтике" (М., 1987), в статье "О художественном реализме": «Назвать акт своим именем — это звучит забористо, но, если в данной среде крепкое словечко не в диковинку, троп, эвфемизм действует сильней, убедительней. Таково русское гусарское "утилизировать"». Оказалось, кстати, что я, пытаясь вспомнить его, вспоминала его синонимы.
      (После этой статьи шли уже только комментарии и приложение: ранние статьи Якобсона, среди которых была одна, напечатанная в 1921 в Москве — о дадаизме. В подстрочном примечании автор пишет о Берлине, где возникло это художественное течение: "Чтобы чуточку охарактеризовать эту обстановку, так далекую от нынешней России, отмечу несколько черт. В повоенном Берлине излюбленные места для веселого и уютного времяпрепровождения — клубы и кафе гомосексуалистов".)

@темы: язык