3 часть
На палубе стояли барон и Крешо. Они протягивали друг другу руки, словно собирались рукопожатием скрепить какую-то сделку.
— Крешо!
Тим так громко и резко окликнул сына, что Крешо и барон опустили руки. Мальчик обернулся к отцу и прокричал: "Что?"
— Мы забыли купальные принадлежности!
— Я сбегаю!
Когда Крешо, взяв у отца ключи, убежал, рассказчик спросил Тима, не кажется ли ему, что барон опять хотел что-то купить — например, плач.
читать дальше — Может, да, а может и нет. Я не хочу этого знать. Завтра мы покинем Венецию, а сегодня я все время буду рядом с бароном. Он сам этого хочет.
За завтраком барон был очень любезен, рассказывал о том, куда они поплывут дальше (в конце прогулки Бой должен был вернуться в Венецию, оставив Тима и Крешо с бароном), а гости только кивали в знак согласия. Затем одно происшествие все же испортило барону настроение. Неизвестно, хотел ли барон продемонстрировать Талеру могущество денег или это вышло случайно, но он поощрительно сказал моряку, молодому белокурому и голубоглазому итальянцу (Бой задумался о его предках — лонгобардах или готах), что когда-нибудь и у того будет своя яхта. Итальянец простодушно ответил, что ему и его жене хватает и того, что у них есть. Им не нужно ничего такого, ради чего пришлось бы надрываться на работе.
"Но если у вас появятся дети?" — спросил барон, однако молодой человек ответил, что детей они с женой заведут, только если смогут себе это позволить, а вообще "в наше время это можно регулировать".
"Полное счастье, не так ли?" — пробормотал барон, не скрывая раздражения, и вскоре после этого ушел.
"Что это с ним?"— спросил Крешо, и Тим объяснил, что барон живет за счет все возрастающих людских желаний, и ненавидит тех, кто всем доволен, а потому избежал его власти.
Рассказчик позднее спросил Крешо, о чем тот утром говорил с бароном — они заключали пари? Крешо ответил, что не было никакого пари, он только обещал барону не рассказывать никому о встрече в поезде, во время которой тот обещал сделать его чемпионом мира по теннису.
— А ты хотел бы стать чемпионом мира по теннису?
— Нет. Сейчас я играю в теннис и мне нравится. Но если бы я стал профессионалом, вдруг бы мне разонравилось играть? Ведь тогда это уже не было бы игрой.
Пропускаю эпизоды, напрямую не связанные с попытками барона заключить сделку с Тимом или его сыном.
Тим рассказал очередную историю, барон промолчал, что было необычно, но во время еды, когда Тим похвалил спагетти с мидиями, барон сказал, что человека, который их приготовил, можно нанять в качестве повара в новый дом, который — как бы между прочим добавил барон — он хочет купить Тиму в Венеции.
— Зачем мне дом в Венеции?
"Мне пришла в голову мысль, господин Талер..."— начал барон и остановился. Казалось, он не знает, что сказать. Но это длилось лишь мгновение, барон быстро продолжил: "Мне пришла в голову мысль, господин Талер, что вы могли бы разыгрывать ваши маленькие пьесы в Венеции — в известном старом театре, который я вам подарю. У них там будет международная аудитория". А чтобы совсем успокоить Тима насчет его будущего барон добавил, что учредит фонд имени барона Лефуэта, который позволит Тиму до конца его дней... "Прославлять фирму барона Лефуэта, — закончил за него фразу Тим Талер. — Премного благодарен. Для меня это уж слишком ловкое предложение".
— Подумайте об этом, господин Талер. У вас достаточно времени.
— Да, и мне хочется, чтобы я и дальше сам распоряжался своим временем. Поэтому я еще раз отвечу "нет". Я сам хочу решать, когда, как и где показывать свои представления. Правильно, Крешо?
Крешо сказал, что и он хочет жить так же, а барон пробормотал что-то неразборчивое — то ли "цыган" (Zigeuner), то ли "бродяга" (Streuner). Видно было, что настроение у него опять ухудшилось.
Бой решил, что ему пора возвращаться в Венецию, тем более что подошел пароход. Он поблагодарил барона за день на его яхте, на которой они, "как птицы, два раза облетели Адриатическое море". Тим пошел провожать Боя. Они с сыном собирались остаться еще на некоторое время, как утром предложил барон. Крешо хотел еще объехать вокруг Венеции на яхте. На прощание он сказал Бою, что будет ждать выхода его новой книги.
Бой собирался сесть на поезд утром на следующий день, Тим сказал, что они с сыном уедут чуть позже — в полдень. Они шли молча, потом Тим спросил: "Ты заметил, что барон опять хочет удержать меня возле себя?"
Бой ответил: "Да. Причем с помощью старого трюка: не удалось согнуть — попробуй обнять*".
Он передал привет жене Тима и добавил: "Эти дни оказались интересными".
— Ты их опишешь?
Бой пожал плечами.
Пароход стал отчаливать, друзья попрощались, помахали друг другу руками, и Тим медленно пошел в сторону яхты.
Когда Бой вернулся в Венецию и пошел пешком в гостиницу, по дороге ему то и дело попадались разные люди — те, которые встречались ему и раньше, но на самом деле всегда оказывались бароном, принимавшим разные облики. Все они расхваливали жизнь на яхте, дразнили и искушали. Один из них спросил: "Разве плохо жить на яхте?" "От людей и от их проблем не скроешься даже на яхте"— ответил рассказчик.
Барон принял даже облик юного гондольера, окрикнувшего Боя: "Ну, как тебе жизнь моряка?" Тот ответил: "Не так заманчива, как мне раньше казалось, amico". Еще один человек задал вопрос уже возле самого отеля.
— Так вы предпочитаете эту мороку — писательство — свободной жизни в море?
— Я люблю писать. И я люблю море.
— И вы намереваетесь записать глупые истории господина Талера?
— Я еще не знаю, барон. Всего наилучшего.
Когда Бой вошел в свой номер, он распахнул дверь на балкон, но услышал внизу резкий голос: "Грандицци! Вы где?" и снова ее закрыл. Он ничего не пишет о том, как провел ночь — видимо, ему не снилось ничего тревожного.
Наутро он сел в поезд, идущий в Верону, сказав про себя: "Прощай, Венеция! Прощай, прекрасный, тесный, мертвый, древний мир, живущий все еще так весело!"
Бой сидел в вагоне поезда — быстрого, не очень шумного, с мягкими сидениями — и дремал. Вдруг он услышал легкий аромат гвоздики. Открыв глаза, он увидел человека, севшего напротив.
"Добрый день, — сказал Грандицци. — Надеюсь, хорошо спали?
— Добрый день, синьор Грандицци. Да, мне хорошо спалось. Вы тут, конечно же, чтобы опять сделать мне предложение. Маленькие истории Тима Талера..."
— Должны быть записаны как можно лучше.
— Записаны? Я думал, меня в пятый раз попросят их не записывать и в пятый раз предложат за это яхту и дом на море. Вы больше не работаете на барона?
— Я устал жить для этого господина.
— Но что с вами будет без этого господина?
— Не знаю. Мне хотелось бы заснуть и долго спать. Я устал от этих гонок без цели.
Его глаза закрылись, голова поникла на грудь. Сначала казалось, что Грандицци заснул, но когда он упал головой вперед, сердце Боя замерло на миг — он понял, что это не тот сон, от которого можно проснуться.
Рассказчик взял чемодан и перешел в другой вагон. На следующей станции он видел, как из его прежнего вагона вынесли носилки, покрытые белой простыней. Когда он вышел в Вероне, мимо него с группой туристов медленно прошел барон — в своем обычном костюме, но без солнцезащитных очков. Лицо у него было бледное, он поздоровался. Бой хотел ответить, но не смог и отвернулся.
Затем он постарался перестать думать о бароне и погрузился в мысли о своих Счастливых островах.
*Was man nicht ducken kann, muß man umarmen.
На палубе стояли барон и Крешо. Они протягивали друг другу руки, словно собирались рукопожатием скрепить какую-то сделку.
— Крешо!
Тим так громко и резко окликнул сына, что Крешо и барон опустили руки. Мальчик обернулся к отцу и прокричал: "Что?"
— Мы забыли купальные принадлежности!
— Я сбегаю!
Когда Крешо, взяв у отца ключи, убежал, рассказчик спросил Тима, не кажется ли ему, что барон опять хотел что-то купить — например, плач.
читать дальше — Может, да, а может и нет. Я не хочу этого знать. Завтра мы покинем Венецию, а сегодня я все время буду рядом с бароном. Он сам этого хочет.
За завтраком барон был очень любезен, рассказывал о том, куда они поплывут дальше (в конце прогулки Бой должен был вернуться в Венецию, оставив Тима и Крешо с бароном), а гости только кивали в знак согласия. Затем одно происшествие все же испортило барону настроение. Неизвестно, хотел ли барон продемонстрировать Талеру могущество денег или это вышло случайно, но он поощрительно сказал моряку, молодому белокурому и голубоглазому итальянцу (Бой задумался о его предках — лонгобардах или готах), что когда-нибудь и у того будет своя яхта. Итальянец простодушно ответил, что ему и его жене хватает и того, что у них есть. Им не нужно ничего такого, ради чего пришлось бы надрываться на работе.
"Но если у вас появятся дети?" — спросил барон, однако молодой человек ответил, что детей они с женой заведут, только если смогут себе это позволить, а вообще "в наше время это можно регулировать".
"Полное счастье, не так ли?" — пробормотал барон, не скрывая раздражения, и вскоре после этого ушел.
"Что это с ним?"— спросил Крешо, и Тим объяснил, что барон живет за счет все возрастающих людских желаний, и ненавидит тех, кто всем доволен, а потому избежал его власти.
Рассказчик позднее спросил Крешо, о чем тот утром говорил с бароном — они заключали пари? Крешо ответил, что не было никакого пари, он только обещал барону не рассказывать никому о встрече в поезде, во время которой тот обещал сделать его чемпионом мира по теннису.
— А ты хотел бы стать чемпионом мира по теннису?
— Нет. Сейчас я играю в теннис и мне нравится. Но если бы я стал профессионалом, вдруг бы мне разонравилось играть? Ведь тогда это уже не было бы игрой.
Пропускаю эпизоды, напрямую не связанные с попытками барона заключить сделку с Тимом или его сыном.
Тим рассказал очередную историю, барон промолчал, что было необычно, но во время еды, когда Тим похвалил спагетти с мидиями, барон сказал, что человека, который их приготовил, можно нанять в качестве повара в новый дом, который — как бы между прочим добавил барон — он хочет купить Тиму в Венеции.
— Зачем мне дом в Венеции?
"Мне пришла в голову мысль, господин Талер..."— начал барон и остановился. Казалось, он не знает, что сказать. Но это длилось лишь мгновение, барон быстро продолжил: "Мне пришла в голову мысль, господин Талер, что вы могли бы разыгрывать ваши маленькие пьесы в Венеции — в известном старом театре, который я вам подарю. У них там будет международная аудитория". А чтобы совсем успокоить Тима насчет его будущего барон добавил, что учредит фонд имени барона Лефуэта, который позволит Тиму до конца его дней... "Прославлять фирму барона Лефуэта, — закончил за него фразу Тим Талер. — Премного благодарен. Для меня это уж слишком ловкое предложение".
— Подумайте об этом, господин Талер. У вас достаточно времени.
— Да, и мне хочется, чтобы я и дальше сам распоряжался своим временем. Поэтому я еще раз отвечу "нет". Я сам хочу решать, когда, как и где показывать свои представления. Правильно, Крешо?
Крешо сказал, что и он хочет жить так же, а барон пробормотал что-то неразборчивое — то ли "цыган" (Zigeuner), то ли "бродяга" (Streuner). Видно было, что настроение у него опять ухудшилось.
Бой решил, что ему пора возвращаться в Венецию, тем более что подошел пароход. Он поблагодарил барона за день на его яхте, на которой они, "как птицы, два раза облетели Адриатическое море". Тим пошел провожать Боя. Они с сыном собирались остаться еще на некоторое время, как утром предложил барон. Крешо хотел еще объехать вокруг Венеции на яхте. На прощание он сказал Бою, что будет ждать выхода его новой книги.
Бой собирался сесть на поезд утром на следующий день, Тим сказал, что они с сыном уедут чуть позже — в полдень. Они шли молча, потом Тим спросил: "Ты заметил, что барон опять хочет удержать меня возле себя?"
Бой ответил: "Да. Причем с помощью старого трюка: не удалось согнуть — попробуй обнять*".
Он передал привет жене Тима и добавил: "Эти дни оказались интересными".
— Ты их опишешь?
Бой пожал плечами.
Пароход стал отчаливать, друзья попрощались, помахали друг другу руками, и Тим медленно пошел в сторону яхты.
Когда Бой вернулся в Венецию и пошел пешком в гостиницу, по дороге ему то и дело попадались разные люди — те, которые встречались ему и раньше, но на самом деле всегда оказывались бароном, принимавшим разные облики. Все они расхваливали жизнь на яхте, дразнили и искушали. Один из них спросил: "Разве плохо жить на яхте?" "От людей и от их проблем не скроешься даже на яхте"— ответил рассказчик.
Барон принял даже облик юного гондольера, окрикнувшего Боя: "Ну, как тебе жизнь моряка?" Тот ответил: "Не так заманчива, как мне раньше казалось, amico". Еще один человек задал вопрос уже возле самого отеля.
— Так вы предпочитаете эту мороку — писательство — свободной жизни в море?
— Я люблю писать. И я люблю море.
— И вы намереваетесь записать глупые истории господина Талера?
— Я еще не знаю, барон. Всего наилучшего.
Когда Бой вошел в свой номер, он распахнул дверь на балкон, но услышал внизу резкий голос: "Грандицци! Вы где?" и снова ее закрыл. Он ничего не пишет о том, как провел ночь — видимо, ему не снилось ничего тревожного.
Наутро он сел в поезд, идущий в Верону, сказав про себя: "Прощай, Венеция! Прощай, прекрасный, тесный, мертвый, древний мир, живущий все еще так весело!"
Бой сидел в вагоне поезда — быстрого, не очень шумного, с мягкими сидениями — и дремал. Вдруг он услышал легкий аромат гвоздики. Открыв глаза, он увидел человека, севшего напротив.
"Добрый день, — сказал Грандицци. — Надеюсь, хорошо спали?
— Добрый день, синьор Грандицци. Да, мне хорошо спалось. Вы тут, конечно же, чтобы опять сделать мне предложение. Маленькие истории Тима Талера..."
— Должны быть записаны как можно лучше.
— Записаны? Я думал, меня в пятый раз попросят их не записывать и в пятый раз предложат за это яхту и дом на море. Вы больше не работаете на барона?
— Я устал жить для этого господина.
— Но что с вами будет без этого господина?
— Не знаю. Мне хотелось бы заснуть и долго спать. Я устал от этих гонок без цели.
Его глаза закрылись, голова поникла на грудь. Сначала казалось, что Грандицци заснул, но когда он упал головой вперед, сердце Боя замерло на миг — он понял, что это не тот сон, от которого можно проснуться.
Рассказчик взял чемодан и перешел в другой вагон. На следующей станции он видел, как из его прежнего вагона вынесли носилки, покрытые белой простыней. Когда он вышел в Вероне, мимо него с группой туристов медленно прошел барон — в своем обычном костюме, но без солнцезащитных очков. Лицо у него было бледное, он поздоровался. Бой хотел ответить, но не смог и отвернулся.
Затем он постарался перестать думать о бароне и погрузился в мысли о своих Счастливых островах.
*Was man nicht ducken kann, muß man umarmen.
@темы: книги, Джеймс Крюс
И всё-таки хотелось бы прочитать эту книгу полностью. Куда издатели смотрят? Правда, надо ещё и переводчика-не халтурщика. И хороший иллюстратор бы не помешал. Мечты, мечты...
и внезапно существует жена!
а вообще,наконец можно перевести дух и не думать,что барон заманил в свои сети кого-то из знакомых героев. ну,наверное.
Ирма Банева, Я не знаю, как все-таки сам автор считал, действительно ли Грандицци демон или все же человек (может, в "Проданном смехе" барон назвал его Бегемотом просто чтобы запутать Тима, который слышал, как Грандицци обратился к самому барону, — хотел показать, что это просто игра).
Конечно, было бы хорошо, если бы целиком перевели и издали.)))
РиКа Инверс вредная,ленивая и с тапками, и внезапно существует жена! Может, Крюс ее где-то описывал в другой книге, не знаю. Тут лишь упоминает несколько раз (Крешо о ней говорил).
РиКа Инверс вредная,ленивая и с тапками,
и внезапно существует жена!
А чего тут такоего внезапного? Если сын есть, то жена как бы подразумевается...
А про жену я упоминала в самом начале. В 1 части: «Тим женат, однако его жена в книге не появляется. Как выясняется дальше, она не поехала с мужем и сыном в Венецию, потому что не любит путешествовать (по словам сына, говорит, что больше интересного может увидеть из своего окна). Ее имени я в книге не нашла».
Может быть, тем более, что они существуют в человеческих телах, и, видимо, из-за этого испытывают многое из того, что испытывают люди (хотя и не все, иначе барон не покупал бы смех и плач).
Бывает и наоборот. Люди, которые сами делают себя демонами, если не чем похуже, - это такая затасканная тема в мировой литературе... Помнишь, у Гауфа, "Холодное сердце"? Да и Гофман... Любят немцы эту самую демонологию.
«Тим женат, однако его жена в книге не появляется. Как выясняется дальше, она не поехала с мужем и сыном в Венецию, потому что не любит путешествовать (по словам сына, говорит, что больше интересного может увидеть из своего окна). Ее имени я в книге не нашла».
Да нет, я-то это помню. Только слова сына смутили - это наводит на какие-то мрачные мысли. Может, у неё с головой не всё в порядке? Аутизм или что-то вроде? Если бы не эти слова, можно было бы просто предположить, что она не любит море или плохо переносит перемену климата. (как я))))
tes3m, да,я забыла про эту цитату.
всегда полная семья?
Стереотип же. Ладно хоть мать не умерла, как у самого Тима.
Гофман мне не менее часто вспоминался, чем Томас Манн. И не только, конечно, из-за того, что тоже описывал Италию в некотоых произведениях.
Только слова сына смутили - это наводит на какие-то мрачные мысли. Может, у неё с головой не всё в порядке? Аутизм или что-то вроде? Если бы не эти слова, можно было бы просто предположить, что она не любит море или плохо переносит перемену климата. Нет, это же она мальчику сказала. А на самом деле, может, и правда плохо переносит перемену климата. А слова о виде из окна похожи на шутку, но в то же время связаны с мыслью о том, что радоваться жизни можно не только в Венеции (Крешо и о своем партнере по теннису Гвидо рассказывает, что тот тоже довольствуется малым).
РиКа Инверс вредная,ленивая и с тапками, Все запомнить невозможно.
Новому поколению демоноборцев повезло больше. )))
Ирма Банева, и контракт с бароном миновал; хорошо учиться на чужих ошибках.
А слова о виде из окна похожи на шутку, но в то же время связаны с мыслью о том, что радоваться жизни можно не только в Венеции (Крешо и о своем партнере по теннису Гвидо рассказывает, что тот тоже довольствуется малым).
Хорошо, когда есть способность радоваться жизни. (:
РиКа Инверс вредная,ленивая и с тапками,
и контракт с бароном миновал; хорошо учиться на чужих ошибках.
Ну да, хотя каждое поколение ухитряется находить свои грабли для ходьбы по ним.
Я вот на что обратила внимание: читать дальше
Хотя мне при чтении перевода на Слэшфикшен показалось, что речь идет скорее о сопереживании ("умение быть растроганным"), ведь по сюжету, слезы (плач) он уже приобретал в свое время у Неле. В тексте повторяется именно слово "плач" (Weinen). А "умение быть растроганным" — это уже то, как Тим и Бой понимают, в чем суть умения плакать для барона.
А в чем разница между сделкой с Неле и неосуществившейся сделкой с Крешо (разница есть — в тексте прямо сказано об этом) я не поняла, т.к. книгу о Неле не читала.(
у меня стойкое впечатление, что Тим и барон давно перестали быть врагами (хотя и остались идейными противниками). Барон с интересом слушает истории Тима - потому что пытается понять людей с их чувствами, которые ему отчаянно хочется иметь (сцена у церкви, где он чуть в обморок не упал от невозможности растрогаться). Тим с удовольствием с ним беседует - потому что сочувствует бывшему врагу. Да, и мне тоже кажется, что продолжает сочувствовать, как в конце "Проданного смеха"(когда, как вы помните, он даже благодарил барона за те знания и умения, которые он получил, общаясь с ним)
(Потом допишу, это еще не все, что хотела написать.)
Ох, как же я рада, что Вы меня поняли!
Я ведь перевод со Слэшфикшен читала два года назад - очень жалела, что нет концовки. Меня ведь та сцена у церкви прямо зацепила, я вообще книгу прочла на одном дыхании (хотя многие считают ее неудачной). За барона очень переживала, не скрываю. Хорошо, что все так разрешилось.
По поводу Грандицци - я не считаю барона виновным в его смерти, ведь Грандицци, как я поняла, расторг свою с ним сделку по собственному желанию. Похоже, он стал слугой барона в обмен на вечную молодость - и умер просто оттого, что вечная молодость его покинула (скорее всего, по календарному сроку его жизнь уже давно должна была завершиться). Хотя Грандицци мне было жалко.
Иначе непонятно, зачем барон, вместо того, чтобы просто появиться в вагоне Крешо, появляется еще и в вагоне Боя (которого барон знает — он его встречал, ему уже делались предложения не писать о Тиме), привлекает его внимание.
Мне при чтении показалось, что внимание Боя он привлек с той же целью, что и дальше по сюжету - заставить его не издавать истории Тима Талера. А появился сразу перед Боем и перед Крешо, потому что они ехали в соседних вагонах - это же удобно
Но что хочет привязать к себе Тима - с этим согласна. Хотя не уверена, что для него это важнее, чем сделка с Крешо - скорее, и то и другое важно в одинаковой степени (ИМХО). Но это значит, что ему важно общество Тима. Отчасти - из-за рассказов о людях, которых самому ему трудно понять. Отчасти потому, что Тим - единственный человек, при общении с которым он может не скрывать своей истинной сущности, а значит - вести себя более искренне, чем с другими людьми. Раньше в его жизни такой возможности не было.
Отчасти потому, что Тим - единственный человек, при общении с которым он может не скрывать своей истинной сущности, а значит - вести себя более искренне, чем с другими людьми. Раньше в его жизни такой возможности не было. Да, Тим так и говорит, что барон истосковался по голой правде, устал всегда притворяться.)
Тим говорил, что все они встретились в Венеции не случайно, "случай не уживается рядом с бароном"
ИМХО, это все же преувеличение. Если бы барон мог всегда устраивать все так, как нужно ему - его не смогли бы победить в первой книге. Есть, конечно, поговорка, что "случайности не случайны", и к сказкам она применима тем более - но мне кажется, что к барону и прочим демонам она относится в той же степени, что и к обычным людям - не менее, но и не более.
Тим так и говорит, что барон истосковался по голой правде, устал всегда притворяться.)
А представляете, если к этому еще прилагается неспособность смеяться и плакать (никакой возможности эмоциональной разрядки). Тут, пожалуй, в самом деле обозлишься на весь мир и начнешь строить капитализм)
неспособность смеяться и плакать (никакой возможности эмоциональной разрядки). Да, и Тим это хорошо понимает.))
Что касается прощания Тима с бароном в "Проданном смехе", мне не нравится, как это изобразила Ника Гольц (при всем моем восхищении этой художницей): у нее вышло только торжество Тима и пропало его сочувствие барону. Тим у нее явно смеется над бароном, а в оригинале барон оперся на его руку, Тим хотел вернуть его в больницу, а засмеялся не над бароном, а от переполнявшей его радости и ощущения полноты жизни (с возвращенным смехом).
Что касается прощания Тима с бароном в "Проданном смехе", мне не нравится, как это изобразила Ника Гольц (при всем моем восхищении этой художницей): у нее вышло только торжество Тима и пропало его сочувствие барону.
Согласна. Кстати, опять же мое ИМХО, у иллюстраций Ники Гольц к "Тиму Талеру" есть еще один недостаток: одни герои нарисованы белым, другие - черным. Создается ощущение четкого разделения на черное и белое. Насколько я знаю, в советское время эту книгу так и трактовали. А многие трактуют до сих пор, иногда даже с религиозных позиций (барон - черт, поэтому по определению плохой). Надо сказать, что эти трактовки во многом и меня ввели в заблуждение читать дальше
«- Вы, кажется, все на свете употребляете с полезной целью, барон.
- С двумя исключениями, господин Талер! Мой интерес к картинам не имеет
никакой полезной цели, так же как и мой интерес к рели... Нет, перебил он
сам себя, - мой интерес к религии тоже имеет свою полезную цель.»
И зачем автор бы тогда наделил барона любовью к изобразительному искусству?
Вот на это я тоже обращала внимание. Всегда было интересно, что же именно привлекало его в живописи?
P.S.Я Вам еще не надоела?
По-моему, эта черта (как и некоторые другие — например, то, как возрастает его уважение (и, по-моему, привязанность) к Тиму) показывает, что автор хотел создать вовсе не однозначно отрицательный образ, а тем более не образ, лишенный всего человеческого.
P.S. Нет, эта тема мне интересна.)))
Нет, эта тема мне интересна.)))
Тогда не сочтите за попытку рекламитьчитать дальше
Всё-таки знаменательно, рядом с Тимом практически нет никого из тех, кто его "спасал".