О нем я уже писала раньше (см. по тэгу). Здесь лишь те работы, что я нашла в архиве на сайте "Сотби". Мне по-прежнему нравятся его портреты.Lord Kimberly Martin ColemanAndre Eglevsky +10tom whiskey (m. julien zaire) the three fates young love in the lap of his mother study for 'the resting acrobats' PERSÉE
URL записи А я, глядя на рисунки, вспомнила стихи другого поэта. Маленькая жизнь и большое море. Ты меня любишь, а я матрос. читать дальшеА в море буря, а в море тишь: надо плыть.
Маленькая жизнь и большое море. Тебе так страшно, ты очень меня любишь. Кабы ты бы любила большое море, ты сказала бы тоже: надо плыть.
Мне плыть на смерть, а тебе - на мою любовь. Маленькая жизнь и большое море - Понимаешь, милая, надо плыть.
Буря и тишь, причал и отчал, черная скала и морская пасть, кораблю не выплыть, а надо плыть.
А ты меня любишь и будешь ждать. А там придет другая любовь.
Флобер о произведении Ламартина "Грациелла": "И главное, давайте выясним, спит он с ней или не спит? Это же не живые люди, а манекены. Хороша любовная история, где главное окружено такой густой тайной, что не знаешь, что думать, - половые отношения систематически обходят молчанием, как и то, что люди пьют, едят, мочатся и т.д.! Этот предрассудок меня возмущает.читать дальше Удивительный парень! Живет рядом с женщиной, которая любит его и которую любит он, и ни разу ни единого желания! Ни одно нечистое облачко не омрачает это голубое озеро! О, лицемер! Рассказал бы лучше правду, как дело было, насколько бы получилось лучше! (...)Но нет, надо держаться условного, фальшивого. Надо, чтобы вас могли читать дамы. О, ложь, ложь! Как ты глупа! Из этой истории можно было бы сделать неплохую книгу, показав то, что, вероятно, произошло: молодому человеку в Неаполе среди прочих развлечений случилось переспать с дочкой рыбака, после чего он ее бросает, а она не умирает, но утешается, что более обычно и более горько". Из письма к Луизе Коле 24 апреля 1852 «О литературе, искусстве, писательском труде.Письма, статьи» – в 2-х томах М., 1984 т.1 стр175-176 В этом же письме Флобер ругает женщин "за потребность поэтизации": "Мужчина будет любить свою прачку, зная, что она глупа, и его наслаждение от этого не умалится. Но если женщина любит хама, то он непременно непризнанный гений, избранная душа и т.п.,читать дальше так что из-за этой своей природной склонности к косоглазию они не видят ни истинного, когда его встречают, ни прекрасного там, где оно есть. Этот недостаток (который с точки зрения любви как таковой есть преимущество) - причина разочарований, на которые они столь сетуют! Общая их болезнь - требовать от яблони апельсинов. Отдельные максимы: Они неискренни с самими собою; они не признаются себе в своих плотских чувствах; они принимают свой зад за сердце и думают, что луна создана для освещения их будуаров. Цинизм, эта ирония порока, у них отсутствует; а когда он у них есть, это аффектация." С первым отрывком (о "Грациелле") я согласна полностью, если не считать слов "более горько". Со вторым согласна с поправкой на то, что я сама женщина и не считаю, что все женщины именно такие. Но таких- со склонностью к идеализации - действительно больше, чем мужчин. Правда, и мужчины бывают всякие: главный герой пьесы Пристли “Опасный поворот” не уступает дамам в "потребности поэтизации". updНедавно были найдены неизвестные письма Флобера. "Британский литературовед Дэвид Уоллер обнаружил в одном из частных домов недалеко от Лондона переписку французского писателя Гюстава Флобера с английской аристократкой Гертрудой Теннант....Наследники Теннант сохранили ее корреспонденцию, но не предполагали, насколько она ценна, пока Дэвид Уоллер не обнаружил в их семейном архиве пакет, снабженный надписью "Письма известных людей. Не выбрасывать"....Эти документы вошли в книгу Уоллера The Magnificent Mrs Tennant ("Великолепная миссис Теннант"), опубликованную летом 2009 года, сообщает The Guardian. h.ua/story/215734/ www.guardian.co.uk/books/2009/jul/27/flaubert-a...
Фотограф Milo. Метла и юноша с татуировками в виде птичек ласточек . Нашла на ipernity. +5Авторы неизвестны. Рестлинг. А эти фотографии я нашла без подписей и объяснений, но они мне понравились.
Вчера, увидев в списке "главных 60 романов"(The Times) роман Маркеса "Любовь во время холеры" , который в русском переводе стал "Любовью во время чумы", вспомнила, как давно в "Иностранной литературе" читала рассуждения переводчика о том, почему надо поменять холеру на чуму (сам перевод был издан, мне кажется, намного позже) и они меня и тогда ни капельки не убедили. читать дальшеЯ запомнила такой аргумент: холера по-русски звучит очень приземленно, а вот чума - возвышенно. Не согласна. Не такая уж большая разница. Только пушкинский "Пир во время чумы" влияет, конечно, на восприятие слова "чума". Но для меня и упоминания о холере из писем Пушкина выглядят не хуже. Еще аргумент: слово "холера" можно использовать как ругательство. А "чума", можно думать, нет? Словом, не вижу веских причин, которые оправдали бы перемену названия. И на английский, кстати, перевели как "Love in The Time of Cholera". А у нас фильм Ньюэлла по этой книге вызвал некоторую путаницу в умах зрителей. В рунете кто-то под отзывом о фильме попросту писал: "все-таки произведение Маркеса называется "Любовь во время чумы", кто-то рассуждал: "Все во мне протестует. Потому что во времена холеры никакой любви быть не может. Холера - заболевание, сопровождающееся неукротимым поносом, и любовь в ее времена гораздо хуже, чем во времена дизентерии, метеоризма и старческого маразма с недержанием всего. И лечится это непрерывным поглощением жидкости, так что вообще труба. Чума, конечно, тоже бывает некоторой помехой любви, но любовь в ее времена реальнее. ". А вот перевели бы название точно, все претензии можно было бы переадресовать Маркесу. Это ведь он предпочел название "болезни, которую переводчик предпочитает называть чумой, но которая по авторскому замыслу, да и по всем клиническим симптомам, так или иначе описанным в романе, все-таки является холерой ..."отсюда Хочу поделиться догадкой, возможно, неверной, о том, почему переводчики у нас так вольно обходились с авторскими реалиями. Почему и в переводе "Властелина колец" Муравьева-Кистяковского (который мне кажется талантливым, хотя и вольным), и в переводах "Гарри Поттера" (которые похвалить уже не могу) имена и названия были изменены, что создало опять-таки путаницу: в привычном переводе одно, в кинотеатре - другое. Или - в переводе и в кинотеатре одно и то же, а в Интернете другое. Когда я смотрела последний фильм по ГП, меня умилял один мальчик, рассказывающий другу о том, что будет дальше (по книге). Ну, истинный фанат - увлеченный, восторженный. Только после Интернета странным казалось, как фанат может называть Снейпа Снеггом. Извините, я ушла в сторону от темы. Так вот, мне кажется, такие переводческие вольности были естественны в Советском Союзе. Знаменитая книга выходила, если вообще выходила ("Властелина колец" издавать не спешили) , в одном переводе, который становился каноническим и в соответствии с которым можно было дублировать экранизацию. Различные версии не поощрялись. После вольного перевода сказки Баума, сделанного Волковым, сам "Волшебник из страны Оз" уже не переводился (я вовсе не ругаю книги Волкова, я говорю о другом). А Интернета, в котором многие читатели стали бы обсуждать книгу, ссылаясь на оригинал, еще не было.Большинству читателей и зрителей, не читающих в оригинале (да еще и достать книги в оригинале было куда сложнее), просто неоткуда было узнать, что в оригинале что-то не так: скажем, Багира - самец, у Мэри Поппинс есть молодой человек (художник, рисующий на асфальте) и т.п. Переводчики привыкли к такому положению дел и не ожидали, что когда-нибудь их варианты перевода столкнутся в сознании читателей с оригинальными.
Notturno-Bologna - 1957. Это вариант картины, помещенной ниже - Night in Bologna (Night Scene) Детали Night in Bologna (Night Scene) - 1958 Кадмус о "Ночи в Болонье": "A lonely Italian enlisted man, free from night garrison duty but far from home, is spotlit electrically in the famous slim-pillared arcades of Bologna's covered streets. Evening is late; restaurant tables have long been cleared. The soldier stares hungrily at the tightly sheathed body of a satiny whore who is still hoping to glean whatever could be left her in the town's deserted center. But her particular target sits anxiously alone at a far table, his well-traveled suitcase his only companion. This sad tourist, in turn, longs only for the predatory male animal in sharp military jacket, trousers, and boots, whose gaze is riveted on the girl in gold" (Paul Cadmus, 1984, p. 85-88). В сущности, автор мог бы и не объяснять, что изображено на его картине: всё более чем понятно. Итальянский солдат жадно смотрит на привлекательную шлюху в атласном платье, которая надеется привлечь "грустного туриста", не сводящего глаз с "хищного самца" в военной форме. А мне вспомнилось, как Э.М.Форстер записал 29 января 1910 года, что его терзает видение военной формы, "глаз, таких равнодушных к моим, скрытого столба мужественности"(цитирую по изданию "A spiritual Bloomsbury: Hinduism and homosexuality in the lives and writings of Edward Carpenter, EM Forster and Christopher Isherwood by Antony Copley, р. 126). Странное видео с youtube: некто разглядывает эту картину. Но увидеть, как она смотрится на стене в музее, мне было приятно.
В книге "Газель с золотыми копытцами.Сказки Северной Африки" есть такая история, больше похожая на литературную сказку или готическую новеллу - "Маленькое белое облачко". Она мне так нравится, что я кратко ее перескажу, хотя книга где-то у родителей, а я, вспоминая, могу что-то перепутать: Негритенок по имени Хамис (Четверг) полировал медь во дворце. Во дворце стояли большие часы, такие древние, что никто не помнил, откуда они взялись. А принц, живший в том дворце, умирал от горя: пропала его невеста Джамила. Она гуляла в саду и вдруг исчезла непонятно куда. Однажды, когда Хамис работал, перед ним появилось белое облако и сказало: "Мальчик, иди со мной. Часы волшебные.Найди потайной механизм".читать дальше Хамис его нашел и открылся потайной ход. Лестница вела вниз. Облако велело спуститься по лестнице и найти золотой ключ. Мальчик пошел вниз по лестнице и нашел комнату, а в ней три шкатулки: железную, серебряную и золотую. В каждой лежал ключ. Вдруг явилось некое существо в красном. На лице его была красная маска с прорезями для глаз. Существо сказало, что она женщина, но изуродованная, поэтому маску не снимет. Потом она сказала: "Я невеста принца. Я гуляла в саду и увидела белое облако. Я стала с ним играть. Потом оно сказало: "Остановись. Но если хочешь стать моей женой - играй". Я думала, что облачко шутит, стала его ловить - и очутилась здесь. Я буду тут вечно, если никто меня не пожалеет и не заманит облако сюда". Негритенок отдал ключ женщине и стал кричать: "Облако, помоги! Меня избили джинны. Ключ у меня, но я не могу подняться." Когда облако вплыло в комнату, Хамис и женщина выскочили и захлопнули дверь. Джамила снова стала прежней, а принц, увидев ее, тут же выздоровел. Часы он потом велел убрать из зала. Мне очень нравится, что в этой сказке нет никаких объяснений в конце. Загадки остаются загадками.
Я тосковал по абсолютной власти женщин и животных, и больше всего жалел себя, когда видел солдата с девушкой, или человека, ласкающего собаку, потому что желал бы быть таким же поверхностным, таким же завершенным... Т.Э.Лоуренс"Семь столпов мудрости" Томас Купер Готч (набросок к картине "Суженый") Книгу Т.Э.Лоуренса "Чеканка", описывающую будни пилотов ВВС и попытки автора стать одним из них, Э.М.Форстер назвал не таким шедевром, как "Семь столпов мудрости", но более человечным произведением. Действительно, автор пытается понять и принять даже то, что ему кажется животной стороной человек, то, что он называл в "Столпах" "комическими репродуктивными процессами". В одном из эпизодов "Чеканки" он вполне сочувственно изображает парня, впервые узнавшего любовь женщины (и описавшего, чем оргазм, пережитый вместе с ней отличается от того, который он достигал раньше в одиночестве): читать дальше"Я заворочался в кровати, чтобы дать ему знать, что я его заметил: он подошел, пристроился у меня на одеяле и, наклонив лицо (незнакомый запах) ко мне, прошептал: «Не спишь, Росс?» Я шепотом ответил, как обычно, успокаивая его. Он заговорил о том, что в эту лунную, морозную ночь он будто пьяный, и ноги сами пускаются в пляс, как от джина.
Вдруг он снова наклонился и произнес, очень мягко: «Ты знаешь, что со мной этой ночью было? Встретил я девушку... ну, девушка-то она была не девушка, и мы... в общем, все у нас сложилось. Помнишь, я у тебя доллар занял в понедельник? Ну, значит, он и пригодился. — Он всем своим весом бросился на узкую кровать, возбужденно шепча: — Знаешь ведь, как это - ручная стирка, и все такое? Ну, так это — небо и земля. Тряхануло меня, как все двести вольт. Я думал, мы взорвемся, как бедолага Моулди со своей машиной. Я всю дорогу сюда бегом бежал, ни разу не передохнул. А тут ведь все пять миль, так? Бриджи, обмотки — господи, как я бежал! Вот потрогай здесь и здесь, мокрый весь, как мышь. Все тряпье хоть выжимай. Не думаю, что смогу лечь этой ночью. А Таг где? Так, как в первый раз, никогда больше не будет: но, господи, как же это было здорово. Слушай, что мне делать-то? По-моему, надо это обмыть. Выпить есть?» Пол Кадмус.
Хотя на картине матросы, мне вспомнилась именно она. Правда, отношение Лоуренса к "таинству брака" не улучшилось: "Они щупают мои книги, а те, что на иностранных языках, рассматривают так, будто в них заключен какой-то шифр, способный их обогатить. На мой относительно просвещенный суд они несут мелкие вопросы по религии, естественной истории и науке. Я нахожу достойными жалости эти затруднения, вызванные недомыслием и необдуманностью: но так же часто они пугают меня гранитной уверенностью в истоках своих позиций. Идея (к примеру, о нормальности брака, предоставляющего человеку естественного, дешевого, надежного и согласного партнера по постели), если они воспитаны в ней, воцаряется уже к двадцати годам и становится неоспоримой, просто в силу привычки. Они предпочитают покорную веру активному сомнению". Все цитаты из переводов FleetinG_Отсюда В этом посте я соединила отрывки текста с изображениями, но это просто мои личные ассоциации.
August 3, 2009 The Times опубликовала список самых важных, с точки зрения редакции, книг, опубликованных с 1949 по 2009 год.www.lenta.ru/news/2009/08/04/sixty/ The best 60 books of the past 60 years читать дальше1949 "1984" Оруэлла Nineteen Eighty-Four - George Orwell
1950 "Лев, Колдунья и платяной шкаф" The Lion, the Witch and the Wardrobe C. S. Lewis
1951 "Над пропастью во ржи" The Catcher in the Rye J. D. Salinger Related Links
1952 "Перелетные свиньи"П.Г. Вудхауза Pigs Have Wings P. G. Wodehouse
1953 "Казино Рояль" Casino Royale Ian Fleming
1954 "Повелитель мух" Lord of the Flies William Golding
1955 "Лолита" Lolita Vladimir Nabokov
1956 "101 далматин" The Hundred and One Dalmatians Dodie Smith
1957 "Доктор Живаго" Doctor Zhivago Boris Pasternak
1958 "Наш человек в Гаване"Грэма Грина Our Man in Havana Graham Greene
1959 "Леопард"Джузеппе Томази ди Лампедузы The Leopard Giuseppe di Lampedusa
1960 "Убить пересмешника" To Kill a Mockingbird Harper Lee
1961 "Уловка 22" Catch 22 Joseph Heller
1962"Золотая тетрадь"Дорис Лессинг The Golden Notebook Doris Lessing
1963 "Под стеклянным колпаком"Сильвии Плат The Bell Jar Sylvia Plath
1964 "Похороны в Берлине"Ли Дейтон Funeral in Berlin Len Deighton
1965 "Дюна" Герберта Dune Frank Herbert
1966 "Широкое Саргассово море" Wide Sargasso Sea Jean Rhys
1967 "Под утро" Майкла Фрейна Towards the End of the Morning Michael Frayn
1968 "2001: Космическая одиссея" Артура Кларка 2001 Arthur C. Clarke
1969 "Женщина французского лейтенанта" The French Lieutenant’s Woman John Fowles
1970 "Бери как есть" Джоан Дидион Play it as it Lays Joan Didion
1971 "Американа"Дон Де Лилло Americana Don DeLillo
1972 «Обитатели холмов» Р.Адамса Watership Down Richard Adams
1973 "Автокатастрофа" Балларда Crash J. G. Ballard
1974 "Страх полета" Эрики Джонг Fear of Flying Erica Jong
1975 "Жребий" Стивена Кинга Salem’s Lot Stephen King
1976 "Даже Девушки-ковбои иногда грустят" Тома Роббинса Even Cowgirls get the Blues Tom Robbins
1977 "Помутнение"Дика A Scanner Darkly Philip K. Dick
1978 "Мир глазами Гарпа" The World According to Garp John Irving
1979"Команда Смайли" Джона Ле Карре Smiley’s People John le Carré
1980 "Сила земли " Энтони Берджеса Earthly Powers Anthony Burgess
1981 «Ланарк: Жизнь в четырёх книгах» Аласдера Грея, Lanark Alasdair Gray
1982 "Дом духов" Исабель Альенде The House of the Spirits Isabel Allende
1983 "Водоземье"Грема Свифта Waterland Graham Swift
1984"Деньги"Мартина Эмиса Money Martin Amis
1985 "Любовь во время чумы" Love in The Time of Cholera Gabriel Garcia Marquez
1986 "Туристский сезон" Карла Хайасена Tourist Season Carl Hiaasen
1987 More Die of Heartbreak Saul Bellow
1988 Mother London Michael Moorcock
1989 Sexing the Cherry Jeannette Winterson
1990 Get Shorty Elmore Leonard
1991 The Famished Road Ben Okri
1992 The Secret History Donna Tartt
1993 Trainspotting Irvine Welsh
1994 How Late it Was, How Late James Kelman
1995 Northern Lights Philip Pullman
1996 Angela's Ashes Frank McCourt
1997 Harry Potter and the Philosopher’s Stone J. K. Rowling
Я решила поместить тут и этот список, хотя он еще более странный, чем другие. В комментариях на сайте газеты читатели уже много вопросов задали - и почему нет Фолкнера, и почему есть "Сумерки" и т.п. Я сперва решила написать все русские названия книг, но потом устала ( и список того не стоит, по-моему).
"Он уверял меня, что с детства у него были поэтические наклонности. - Понимаешь - я люблю все красивое! - Неужели? С чего же это ты так? - спросил я, улыбаясь. - Не знаю. У меня, вероятно, такая душа: тянуться ко всему красивому... ... Я спросил как можно более задушевно: - Ты любишь ручеек в лесу? Когда он журчит? Или овечку, пасущуюся на травке? Или розовое облачко высоко-высоко... Так, саженей в шестьдесят высоты? Глядя задумчивыми, широко раскрытыми глазами куда-то вдаль, он прошептал: - Люблю до боли в сердце. - Вот видишь, какой ты молодец". А Аверченко рассказ
"Часто смерть предлагает единственную возможность войти в контакт с возлюбленным и его сферой. Мистики Фарйд ад-Дин 'Аттар и 'Ираки передают историю о том, как некий человек мистически влюбляется в красивого сына тюркского эмира. Поскольку у него нет никакой надежды когда-либо достичь его близости, он скрывается на стрельбище мальчика, там, где стрела возлюбленного должна вонзиться в землю. Мальчик стреляет, и земля окрашивается алой кровью пораженного стрелой влюбленного. Молодой стрелок спешит к цели и видит, что он сделал. Он спрашивает умирающего: «Почему ты сделал это?» Тот отвечает: «Для того, чтобы ты говорил мне эти слова: "Почему ты сделал это?" Я любил тебя уже давно, но у меня не было доверенного, которому я мог бы доверить свою любовь, и вот я сделал стрелу моим любовным курьером. Если бы бог захотел и у меня была бы сотня жизней, я добавил бы их к твоей стреле!»." Из статьи Мистическая любовь в иранском суфизме (В. А. Дроздов)
"Персидские мистики зачастую не делали разграничения между божественной и человеческой любовью, т. е. влюбленный мог обращаться к земной красоте — объекту своей любви — как к богу. Поклонение же красивому земному существу было необходимым элементом божественной любви и вовсе не являлось богохульством.читать дальше Все это немаловажно, ибо такая экстатическая любовь гораздо сильнее воздействовала на мистиков, была гораздо более эмоциональной... В самой мистической любви можно выделить два направления; когда как объект выступает божество или же когда в сферу любовной мистики каким-нибудь способом вовлекается красивый человек...Подавление чувственности представляло наисерьезнейшую проблему для суфиев, склонных к рассмотрению бога в человеческой форме. Среди суфиев велись дискуссии о том, возможна ли связь высших форм любви с чувственностью. Одни придерживались мнения, что половой акт губит любовь, другие утверждали обратное. ...При интерпретации персидской лирики, особенно той, которая в соответствии с анакреонтической традицией воспевает любовь к мальчикам, исследователями обсуждался вопрос, о какой любви — земной или небесной — идет речь в соответствующих стихотворениях. Эта альтернатива предполагает, что сферы земной и небесной любви всегда четко отделены друг от друга, так что можно вступить либо в одну сферу, либо в другую. Но связь между обоими видами в мистической любовной поэзии намного задушевнее, а их отношение друг к другу более разностороннее, чем это предполагает такая альтернатива . Вот как персидский поэт-суфий 'Ираки описывает объект свой любви — бога в образе христианского мальчика : Христианский мальчик—красивый, веселый, сладостный, В каждом завитке его локонов — сбившийся с пути мусульманин. Его красотой ошеломлен каждый ум, А его лаской и кокетством поражена каждая душа. Его сладкозвучными устами смущены тысячи сердец, А на его чарующих локонах повешена каждая душа. Его веселые прекрасные глаза преследуют любую веру, Кончики его локонов, как зуннар , — оковы для каждой веры. "... Быть убитым от руки возлюбленного — это в царстве любви есть титул славы. Часто смерть предлагает единственную возможность войти в контакт с возлюбленным и его сферой. Мистики Фарйд ад-Дин 'Аттар и 'Ираки передают историю о том, как некий человек мистически влюбляется в красивого сына тюркского эмира. Поскольку у него нет никакой надежды когда-либо достичь его близости, он скрывается на стрельбище мальчика, там, где стрела возлюбленного должна вонзиться в землю. Мальчик стреляет, и земля окрашивается алой кровью пораженного стрелой влюбленного. Молодой стрелок спешит к цели и видит, что он сделал. Он спрашивает умирающего: «Почему ты сделал это?» Тот отвечает: «Для того, чтобы ты говорил мне эти слова: "Почему ты сделал это?" Я любил тебя уже давно, но у меня не было доверенного, которому я мог бы доверить свою любовь, и вот я сделал стрелу моим любовным курьером. Если бы бог захотел и у меня была бы сотня жизней, я добавил бы их к твоей стреле!». Вся статья Мистическая любовь в иранском суфизме Востоковедение: Филологические исследования. Вып. 26: Сб. статей. -
СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005, с. 129-138.
Исламский мистицизм, или суфизм — религиозно-мистическое течение, зародившееся в VIII в. на территории нынешних Сирии, Палестины и Ирака и получившее широкое распространение среди народов Ближнего и Среднего Востока от Северо-Западной Африки до северных окраин Китая и Индонезии. Несмотря на неоднородность суфизма — единого суфизма никогда не было, — существуют общие положения и цели, характерные для всех суфийских течений. Целью приверженцев суфийского учения было посредством личного переживания непосредственное духовное общение — созерцание или соединение с божеством. С Х в. суфийские обители стали появляться на территории Ирана, Средней и Малой Азии. Центральной в суфизме стала тема любви к богу. Ни в Коране —священной книге мусульман, ни в сунне — зафиксированных преданиях о жизни и деятельности пророка Мухаммада, идея любви к богу не получила сколько-нибудь широкого развития. Доминирующим в мусульманском вероучении стал мотив смирения и покорности перед всемогущим Господом. И лишь в исламском мистицизме тема любви к богу обрела полное звучание.
Особенностью иранского суфизма вообще и любви в иранском суфизме в частности было «очеловечивание» божественного и привнесение в учение элементов реального земного бытия. Это выражалось и в восхвалении природы, и в гедонической теме, и в изображении человеческих чувств, человеческой красоты — все это при необходимости можно было 129
трактовать и мистически, но, постоянное обращение к человеческой красоте отделяло суфийскую персидскую литературу от арабской, делало ее более живой и понятной массам людей. Отличительной особенностью учения о любви в иранском суфизме было как раз то, что в качестве объекта мистической любви мог выступать физически красивый человек как посредник в любви мистика к богу. Этот посредник мог быть обезличен: юноша, девушка, виночерпий, святой, шейх — либо выступать как конкретное историческое лицо, герой ближне- и средневосточной литературной традиции.
Персидские мистики зачастую не делали разграничения между божественной и человеческой любовью, т. е. влюбленный мог обращаться к земной красоте — объекту своей любви — как к богу. Поклонение же красивому земному существу было необходимым элементом божественной любви и вовсе не являлось богохульством. Все это немаловажно, ибо такая экстатическая любовь гораздо сильнее воздействовала на мистиков, была гораздо более эмоциональной, и поэтому практика созерцания человеческой красоты широко распространилась в Х11-Х1У вв. в Иране и Малой Азии.
Как отмечал немецкий востоковед X. Риттер, мистическая любовь отличается от мирской тем, что в ней в сферу любовной жизни вовлекается трансцендентный, абсолютный объект. Благодаря этому ценность любви повышается настолько, что отныне для нее требуется главенство, более того, абсолютное господство над всеми другими душевными порывами. Действует такая сильная интенсификация, дифференциация и утончение эротической жизни души, что любовь превращается в истинное искусство души, виртуозы которого умеют почерпнуть и выразить все возможности душевного переживания и душевного эротического поведения. Если такая религиозно возвышенная и углубленная любовь теперь вновь будет обращена на человека, то возникнет сложная структура мистической любви и красивого человека; мистическая любовь нашла свое самое совершенное художественное выражение в персидской мистицизированной любовной поэзии. В самой мистической любви можно выделить два направления; когда как объект выступает божество или же когда в сферу любовной мистики каким-нибудь способом вовлекается красивый человек. Типичными представителями первого направления можно назвать женщину-мистика из Басры Раби'у ал-'Адавийу (ум. 185/801), арабского мистика ал-Халладжа (казнен в 309/922), суфия и богослова Мухаммада ал-Газаали (450-505/1059-1111) и, пожалуй, 'Омара ибн ал-Фарида (ум. в 632/1234-1235 г.) — знаменитого арабского мистического поэта. Двумя наиболее известными представителями второго типа являются известные персидские суфийские поэты Джалал ад-Дйн Румй (604-672/1207-1273) и Фахр ад-Дин 'Ираки (610-688/1213-1289) 1. 130
По мнению X. Риттера, форма проявления, действие и функция любовного чувства дают мистической любви возможность приобретать различный вид, в том числе: 1) любовь к красивому, юному человеку, все равно — другого или своего же пола, как душевное подавляющее, ограничивающее, мучительное и одновременно приносящее счастье свободное чувство, которое оценивается и которым наслаждаются ради него самого или которое переносится как душевная судьба; 2) «поклоняющаяся» любовь к красивому человеку как проявлению абсолютной красоты бога; 3) чистая мистическая любовь к уже не чувственно проявляющемуся объекту, божеству.
У мистиков любовь первого типа претерпевает своеобразное углубление и глубокое прочувствованно, а ее высочайшей ступенью оказывается мистическое растворение в партнере. Этой любви подчинена поэзия высокого стиля, к которой, в частности, принадлежат поэмы персидского поэта-суфия Фарид ад-Дина 'Аттара (ум. в 617/1220 или 632/1234 г.). Любовь второго типа, видящая в красивом человеке отражение абсолютной красоты бога, так близка к теории Платона, которую он развивал в диалогах «Пир» и «Федр», что трудно отказаться от мысли об исторической связи, хотя ее едва ли можно обнаружить. Когда прекращается любовная связь с каким-либо явлением чувственного мира, возникает чисто мистическая любовь. Ее объектом является ипостатическая абсолютная красота, причем эту красоту можно понимать уже не как нечто только формальное, но одновременно как нечто этическое. В исламском теизме в этом случае таким объектом является бог. Любовные песни, которые поет эта мистика, часто описывают свой объект так, как будто они говорят о некоем красивом юноше, и к ним можно отнести некоторые мнимые изречения пророка Мухаммада, описывающие образ бога, который он увидел в ночь небесного путешествия в виде красивого юноши 2.
Подавление чувственности представляло наисерьезнейшую проблему для суфиев, склонных к рассмотрению бога в человеческой форме. Среди суфиев велись дискуссии о том, возможна ли связь высших форм любви с чувственностью. Одни придерживались мнения, что половой акт губит любовь, другие утверждали обратное. Обычно высокие формы любви в высказываниях мистиков оказываются свободными от чувственности или отрицают 131
чувственность и борются с ней. Искренним влюбленным считается тот, чья любовь не определена чувственными желаниями. По мнению X. Риттера, любовь к видимому человеку для мистиков всегда параллельна любви к невидимому или появляющемуся, только в -сердце — к богу, самому высокому и, по их мнению, единственно достойному объекту любви. Правила любви во многом одинаковы, идет ли речь о человеческом или божественном объекте любви. Это постоянный параллелизм вызывает в земной любви абсолютное, всестороннее поглощение ее объекта всеми чувствами и душой или эфиризацию любовного аффекта и возвышение его над всем анимистическим 3.
При интерпретации персидской лирики, особенно той, которая в соответствии с анакреонтической традицией воспевает любовь к мальчикам, исследователями обсуждался вопрос, о какой любви — земной или небесной — идет речь в соответствующих стихотворениях. Эта альтернатива предполагает, что сферы земной и небесной любви всегда четко отделены друг от друга, так что можно вступить либо в одну сферу, либо в другую. Но связь между обоими видами в мистической любовной поэзии намного задушевнее, а их отношение друг к другу более разностороннее, чем это предполагает такая альтернатива 4. Вот как персидский поэт-суфий 'Ираки описывает объект свой любви — бога в образе христианского мальчика 5:
Христианский мальчик—красивый, веселый, сладостный, В каждом завитке его локонов — сбившийся с пути мусульманин. Его красотой ошеломлен каждый ум, А его лаской и кокетством поражена каждая душа. Его сладкозвучными устами смущены тысячи сердец, А на его чарующих локонах повешена каждая душа. Его веселые прекрасные глаза преследуют любую веру, Кончики его локонов, как зуннар 6, — оковы для каждой веры.
Как пояснял X. Риттер 7, кажущееся колебание между небесной и земной любовью и кажущаяся двойственность посвященной этому любовной лирики объясняется тем, что исламский мистик воспринимал человеческую красоту иначе, чем человек другого душевного склада, а именно не как индивидуальное свойство того или иного человека, который становится благодаря ему объектом чисто человеческой страсти, а скорее как сверхиндивидуальную, идеальную реальность в духе Платона. При таком восприятии индивидуальные черты возлюбленного отступают на задний план как несущественные, его красота становится отражением той идеальной, подлинной, абсолютной красоты, 132
которая возвышается над призрачными миром внешних чувств. Она — платоническая, поскольку родственна с припоминанием «подлинной красоты», о которой говорится во второй речи Сократа в «Федре» при виде прекрасного юноши: «Вот к чему пришло все наше рассуждение о четвертом виде неистовства: когда кто-нибудь смотрит на здешнюю красоту, припоминая при этом красоту истинную, он окрыляется, а окрылившись, стремится взлететь; но, еще не набрав, сил, он наподобие птенца глядит вверх, пренебрегая тем, что внизу, ——это и есть причина его неистового состояния. Из всех видов исступленности эта — наилучшая, уже по самому своему происхождению, как для обладающего ею, так и для того, кто ее с ним разделяет. Причастный к такому неистовству любитель прекрасного называется влюбленным («Федр» 249dе). И дальше: «Только одной красоте выпало на долю быть наиболее зримой и привлекательной. Человек, отвергающий посвящение в таинства или испорченный, не слишком сильно стремится отсюда, туда, к красоте самой по себе: он видит здесь то, что носит одинаковое с нею название, так что при взгляде на это он не испытывает благоговения, но, преданный наслаждению, пытается, как четвероногое животное, покрыть и оплодотворить; он не боится наглого обращения и не стыдится гнаться за противоестественным наслаждением» («Федр» 250е).
Быть убитым от руки возлюбленного — это в царстве любви есть титул славы. Часто смерть предлагает единственную возможность войти в контакт с возлюбленным и его сферой. Мистики Фарйд ад-Дин 'Аттар и 'Ираки передают историю о том, как некий человек мистически влюбляется в красивого сына тюркского эмира. Поскольку у него нет никакой надежды когда-либо достичь его близости, он скрывается на стрельбище мальчика, там, где стрела возлюбленного должна вонзиться в землю. Мальчик стреляет, и земля окрашивается алой кровью пораженного стрелой влюбленного. Молодой стрелок спешит к цели и видит, что он сделал. Он спрашивает умирающего: «Почему ты сделал это?» Тот отвечает: «Для того, чтобы ты говорил мне эти слова: "Почему ты сделал это?" Я любил тебя уже давно, но у меня не было доверенного, которому я мог бы доверить свою любовь, и вот я сделал стрелу моим любовным курьером. Если бы бог захотел и у меня была бы сотня жизней, я добавил бы их к твоей стреле!». У некоторых теоретиков любви желание быть идентичным с возлюбленным предметом соединяется с платоническим учением о первоначальном родстве любящих себя душ. Мистики употребляют для того же самого душевного события понятие фана' — потеря бытия, потеря 133
собственного «я». Самая низкая, этическая ступень фана' — отказ от эгоизма, отречение от всех себялюбивых порывов, растворение собственной воли в воле возлюбленного. Следующая ступень — это исчезновение атрибутов влюбленного, на местах которых появляются атрибуты возлюбленного. Так, главный багдадский суфий Джунайд (ум. в 297/910) определяет любовь как замену атрибутов влюбленного атрибутами возлюбленного, ал-Халладж (убит в 309/922) как «быть с возлюбленным посредством сбрасывания собственных атрибутов». Согласно одному из определений, любовь — уничтожение влюбленного с его атрибутами и установлением возлюбленного с его сущностью. Знаменитому хорасанскому суфию Абу Са'йду ибн Аби 'л-Хайру (357-440/967-1049) приписывается стих: «От меня не осталось и следа, откуда происходит эта любовь? Я всецело стал возлюбленным, кто.теперь влюбленный?» Отсюда только один шаг до исчезновения чувства собственного «я», даже сознания индивидуальности.
Физическая смерть толкуется как самая высшая усиленная форма потери собственного «я». На исчезновение чувства собственного «я», даже сознания индивидуальности у влюбленного указывает знаменитый образ мотылька, который порхает в возлюбленном — пламени, за одно мгновение он становится пламенем и в смерти находит страстно желаемый любовный союз. Ахмад Газали (ум. в 520/1126) —автор первого персидского трактата о психологии мистической любви, так описывает это: «И все это — летание и кружение вокруг пламени — для этого мига, когда он, может быть, войдет. И мы уже сказали, что это —собственный любовный союз. В течение какого-то времени бытие огня принимает его как гостя и затем быстро выводит его за дверь пепелища»9. Иногда у мистиков появляются образы, указывающие на растворение индивидуального существования мистического влюбленного в личности возлюбленного, расширенной до универсального: капля исчезает в море, влюбленный становится волосом в локоне возлюбленного.
Для суфиев любовь к богу является важнейшей и наивысшей из всех стоянок, самым быстрым путем, который ведет к близости к богу, и первой ступенью и предварительным условием для Наивысшей цели мистика — тождества с богом в состоянии потери собственного бытия (фана'). Влюбленный стремится к возлюбленному. Поэтому он должен сам себя оставить, отказаться от собственного бытия, чтобы стать «я» возлюбленного. При этом необходимо духовный образ возлюбленного перенести в сердце, его внутреннюю близость рассматривать как единственно верную близость, а внешние смятение и разлуку при- 134 знать совершенно незначительными. Более высокая ступень любви заключается в отказе от всех эгоистических желаний в пользу возлюбленного, в желании которого растворяется собственное желание. На низкой ступени любви влюбленный — субъект желания, он хочет чего-либо; на высшей ступени он — объект желания возлюбленного. В начальной стадии любви влюбленный желает иметь возлюбленного для себя. Такой влюбленный сам себя любит посредством возлюбленного, ибо желает употребить возлюбленного для своих собственных целей. Но если начинает вспыхивать совершенная любовь, то влюбленный желает для возлюбленного себя и желает отдать ради него жизнь.
Близость возлюбленного, хотя она и кажется влюбленному самым высшим счастьем, отнюдь не всегда является успокоительной и осчастливливающей. Истинное тождество все же не достигается с помощью внешнего соединения. Близость возлюбленного только усиливает страстное желание. Оно может успокоиться лишь путем полного устранения «я». Происходящие в душе события вблизи от возлюбленного подробно описывает Ахмад Газалй в трактате «Саваних фи 'л-'ишк» («Откровения о любви»): «Любое страстное желание, которое может уменьшаться в результате любовной близости, является неправильным и смешано с поддельным. Любовная близость должна быть дровами для огня страстного желания. Страстное желание увеличивается от любовной близости. И это ступень, на которой влюбленный признает за возлюбленным совершенство и стремится стать с ним тождеством, и ничто не успокоит этой его жажды: ведь свое собственное бытие он ощущает как затруднительное»10.
Желание быть вместе с возлюбленным — примитивная первая ступень подлинной любви; истинный влюбленный находит свое счастье том, чтобы быть целью изъявления •воли. возлюбленного, каким бы ни было содержание этой воли. Таким образом, разлука, которой жаждет влюбленный, является чем-то более высоким, чем жизнь вместе. Подлинная любовь требует полного отказа от всех эгоистических побуждений вплоть до отказа от своего «я», цель которого — исчезновение чувства индивидуальности, превращение в возлюбленного — цель, наивысшей степени которой достигает мотылек, когда он в пламени свечи за один миг сам становится пламенем. Вот как Ахмад Газали описывает любовь 11:
Любовь скрыта. Никто никогда не видел ее воочию. До каких пор будут нести бессмысленную чепуху эти влюбленные? Каждый несет чепуху о своих собственных мыслях о любви, Любовь же по ту сторону от всех мыслей, от того и этого. 135
Любовь, согласно Ахмаду Газали, господствует над любящим, довлеет над ним как некое принуждение, которое не оставляет ему никакой свободной воли, она полностью захватывает его. Любовь — это испытание, страдание принадлежит ей в значительной степени, страх и дрожь постоянно сопровождают ее 12:
Любовь — это несчастье. Но я тот, который не уклоняется от несчастья. Когда любовь спит, я иду туда и бужу ее. Товарищи говорят мне: «Сторонись несчастья!» Несчастье — мое сердце. Как я могу сторониться сердца? Дерево любви растет посредине из сердца, Когда оно нуждается в воде, я лью ее из своих глаз. Хотя любовь и прекрасна, а любовная печаль некрасива, Мне все же хорошо смешивать то и другое друг с другом.
Для среднеазиатского суфия, шейха ордена кубравийа, Сайф ад-Дина Бахарзи (586-659/1190-1261) человеческая и божественная любовь никоим образом не противостоят одна другой как дилемма, требующая, чтобы мистик сделал выбор. Они — две формы той же любви. Переход от одной формы к другой не состоит в передаче любви от одного объекта к другому, так как бог — не объект, бог — абсолютный субъект. Переход от одной формы любви к другой подразумевает метаморфозу субъекта — влюбленного, по этой причине не делается никакого разграничения между божественной и человеческой любовью. Вот как Сайф ад-Дин Бахарзи описывает любовь в своем «Рисале дар 'ишк» («Трактат о любви»): «Душа без вожделения, которой не нравится благодеяние "первого взгляда на тебя", но которая в постоянном стремлении к тому духовному состоянию и к радости из-за той встречи глаз страстного желания забивает гвоздями, в той страсти ночь превращает в день. Может быть, этот любовный недуг называют любовью. Что мне самому сказать о тайне любви? О смысле этого предания какое мне искать сочинение: ведь о его смысле прекрасно сказано:
О не ведающий о том, кто сгорел, и о том, кто сгорит, Любовь — то, что приходит само, а не то, чему можно учиться»13.
Любовь жестока, она лишает влюбленного покоя и благополучия, как видно из дальнейших рассуждений Бахарзй: «Любовь — грабеж обуви благополучия, фальшивомонетчик на базаре порицания. Это все равно, что спать со свирепым львом под его тенью, быть соперником с большеголовой змеей, отраженной в чаше с отравленным вином. Иметь дело с любовью — это все равно, что грациозно двигаться навстречу летящей стреле, быть в одних ножнах с острым мечом, с, душою предаться рабству позора. Она такова и еще хуже, "тот, кто не поверил, пусть попробует". 136
Пусть бог даст тебе любовь, чтобы ты узнал Страдание смятенных влюбленных. Любовь — опьянение без вина, низость без последствий. На пути любви [праздные вопросы] "почему и когда" невидимы, Мы опьянели, а никакого вина не видно. Благородные мужи на этом пути идут с высокими помыслами и чистыми взглядами, Цсэтому на пути любви не видно совсем никаких следов»14.
Персидский мистик и философ Шихаб ад-Дин Йахйа ас-Сухраварди ал-Мактул (549-587/1155-1191), основоположник философии озарения на Ближнем и Среднем Востоке, в аллегорическом трактате «Му'нис ал-'ушшак» («Неразлучный друг влюбленных»), посвященном мистической любви, выводит образы, часто определяемые как персонифицированные абстракции. Автор, развивая авиценновскую теорию разумов, вместо тройного созерцания разумом самого себя выводит триаду образов или сущностей, именуемых Красота, Любовь и Печаль. Эти сущности деятельны, их энергия конкретизируется в трех новых образах: Иосиф (Красота), Зулейха (Любовь), Иаков (Печаль). Все действие трактата происходит на уровне силы воображения, делающей зримыми эти персонажи. В десятой главе трактата объясняются некоторые положения религии любви:
Когда любовное влечение достигнет предела, его назовут Любовью: «Любовь — это чрезмерное влечение». А Любовь выше, чем влечение, ибо каждая Любовь будет влечением, но не каждое влечение может быть Любовью. А любовное влечение выше, чем созерцательное познание бога, ибо каждое любовное влечение подразумевает познание бога, но не каждое познание бога может быть любовным влечением. А из познания бога рождаются два противоположных состояния, называемые любовным влечением и неприязнью, ибо познание бога либо будет соответствовать телесному или духовному состоянию и называться «чистым благом» и «абсолютным совершенством», и к такому познанию стремится душа человека, желая достичь этой степени совершенства; либо оно не будет соответствовать ни телесному состоянию, ни духовному и назовется «чистым злом» и «абсолютным пороком». И человеческая душа постоянно оттуда убегает, и к этому у нее появляется естественное отвращение, и в первом случае рождается любовное влечение, а во втором — 137
неприязнь. Следовательно, первая. ступень — познание бога, вторая — любовное влечение, а третья — Любовь. И мира Любви, который превыше всего, нельзя достичь до тех пор, пока она не построит две ступеньки лестницы из познания бога и любовного влечения, а смысл таков: «Два шага — и ты достиг». И точно так же мир Любви — вершина мира познания бога и любовного влечения. Достигший его будет самым великим из сверхзнающих ученых и совершенных мистических теософов. И поэтому говорят:
Любви не бывает ни у какого существа, Влюбленности не бывает ни у кого, кроме зрелого 15.
Мистическая любовь, получившая особое развитие в иранском суфизме, была важнейшей категорией исламского мистицизма, ибо позволяла каждому мистику индивидуально через личное переживание вступить в духовный контакт с богом. Без знания учения мистической любви невозможно понять ни персидской суфийской поэзии, ни средневековой персидской литературы вообще, насквозь пронизанной суфийскими мотивами.
Примечания
1 Ritter H. Philologika VII. Arabische und persische Schriften uber die profane und die mystische Liebe // Der Islam. Bd 21. Berlin; Leipzig, 1933. S. 89-91. 2 Ritter H. Das Meer der Seele. Mensch, Welt und Gott in den Geschichten des Fariduddin 'Attar. Leiden, 1955; S. 347-348, 351-353. 3 Ibid. S. 370-371. 4 Ibid.S.436. 5 Фахр ад-Дин 'Ираки. Куллийат / Издано Са'идом Нафиси. 2-е изд; Тегеран, 1336/1957. С. 286-287, бейты 4211^214,. ...У 6 Зуннар (араб.) — пояс, который должны были носить христиане и иудеи — подданные мусульманских правителей. 7 Ahmad Ghazzali's Aphorismen Uber die Liebe / Herausgegeben von Hellmut Ritter //Bibliotheca Islamica. 15. Leipzig, 1942. S. 1-2. 8 Ritter H. Das Meer der Seele... S. 396. 9 Ahmad Ghazzall's Aphorismen... S. 60. 10 Ibid.S.23. 11 Ibid.S; 10. 12 Ibid. S. 33. 13 Сайф ад-Дин Бахарзй. Рисале дар 'ишк (Трактат о любви) // Саргузашт-и Сайф ад-Дйн Бахарзй ба калам-и Ирадж Афшар (История жизни Сайф ад-Дина Бахарзй, изданная Ираджем Афшаром). Тегеран, 1341/1962. С. 3-4. 14 Там~же. С. 7-8. 15 Sohravardi Shihaboddin Yahya. Oeuvres philosophiques et mystiques. T. III: Oeuvres en persan. Teheran; Paris, 1977. P. 286-287. В. А. Дроздов Статью нашел Nick-Luhminskiiтут
"Лев-зимой" или Прекрасная Солоха. Помните, 100 лет назад мы говорили о "Лев зимой" Кончаловского и о сцене, когда к Филиппу! В спальню! Ночью! как это сейчас модно говорить - Внезапно! ломятся все царственные мужики замка? Я таки вырезала эту сцену! Не прошло и года! В роли Солохи - Джонатан Рис-Майерс. Спасибо всем за советы. Спасибо Сайфо за помощь, консультацию и закачку проги.
"Мы увидели сверкающие зубчатые стены города с расстояния пять дней пути. Это зрелище испугало нас и наполнило наши сердца страхом. И когда мы оказались рядом с городом, его очертания были необыкновенно страшны, а его вид пугал и вселял такой ужас, как ничто другое во вселенной.... Я потребовал, чтобы кто-нибудь выяснил для меня, что находится внутри города, и взобрался по лестницам. Он должен был получить тысячу дирхемов. Один из моих воинов изъявил желание и взобрался по лестницам, молясь о спасении. И когда он дошел до последней ступени лестницы и посмотрел вниз, в город, он громко рассмеялся и бросился вниз. Мы закричали ему: "Скажи, что видишь!" - но он не отвечал. И мы предложили тысячу динаров тому, кто взберется и принесет нам сведения о городе и о первом человеке. Один химиарит вызвался добровольцем. ... он взобрался по лестницам и, достигнув вершины стены, громко засмеялся и спустился в город. Мы закричали ему: "Скажи, что там кроется и что ты видишь!" - но никто не ответил. Таким же образом еще три человека взошли наверх, и все они громко смеялись и бросались вниз, в город. Я оставил надежду увидеть этих людей и получить сведения о городе". Рассказ Мусы ибн Нусайра в "Китаб ал-Булдан" Ибн ал-Факиха (цитируется в книге "Искусство повествования. Литературное исследование "1001 ночи" М.Герхардт Пер с англ. М.1984)
Пишет sige_vic: Хочу привести несколько отрывков из рассказа "Суд над председателем Верховного суда" из "Ночных рассказов" Питера Хёга. Только что его прочла - и он произвел на меня большое впечатление. К сожалению, текста рассказа целиком в сети найти не удалось; если кто-то поделится ссылкой - буду очень благодарна. Ну а пока - отрывки. Контекст: в 1929 году происходит суд над молодым писателем по имени Мортен Росс - он обвиняется в написании непристойной книги и связи с 16-летним учеником (повествование идет от лица председателя Верховного суда, хотя это рассказ в рассказе - изначально историю начал рассказывать сын председателя; там, дальше, к нему повествование вернется): "Я посмотрел на обвиняемого. Думаю, что я ждал от него возражений или какой-нибудь гримасы, но молодой человек поправил свой желтый пиджак, приветливо улыбнулся и наклонился вперед. "Государственный обвинитель, - спросил он дерзко, - боится за свою собственную мораль или за мораль публики?" "Вы должны относиться к суду с уважением!" - заметил я. Тут он впервые пристально посмотрел на меня, и от взгляда его глубоких голубых глаз во всем мире не осталось никого, кроме нас двоих".
Под морем - обширные спойлерные цитаты. читать дальше Мортен Росс сидел на доске, вмурованной в стену, он поблагодарил меня за рукопись. "Это рассказ, - объяснил он мне, - об одном судебном процессе". "Надеюсь, - сказал я, - что в этом рассказе вы постарались не шокировать общественное мнение". Тогда он спросил меня, нельзя ли ему прочитать его мне вслух, и даже сейчас я спрашиваю себя, что заставило меня согласиться. То мгновение запомнилось мне лишь солнцем, льющимся из окошка под потолком, и царственной элегантностью молодого человека в его унизительном положении. И он прочитал мне рассказ о молодой женщине, которой предъявлено обвинение и которой во время судебного процесса приходит в голову мысль, что все участники происходящего, кроме нее самой, являются механическими куклами. Охваченная ужасом, она с осторожностью переходит в наступление и все чаще и чаще начинает отклоняться от судебного порядка, чтобы при помощи непредсказуемых действий обнаружить ту область, где автоматы не En garde. И это ей удается, и в конце концов она уже уверена в своем деле, она встает со скамьи подсудимых, и никто на это не реагирует, обходит сзади судью, который ничего не видящим взглядом смотрит на место, где она только что сидела, и тут она обнаруживает, что все судьи заводятся ключом. Напуганная, еще более напуганная, чем если бы все были живыми, она спускается к публике, и публика тоже оказывается механической. Но перед молодым человеком, на которого она ранее обратила внимание, она останавливается, смотрит ему в глаза и понимает, что он живой. Тут Мортен Росс остановился, а я, должно быть, вопросительно посмотрел на него, потому что он сказал, что дальше пока ничего не написал, но если я приду еще раз, то он уже закончит рассказ. "Мне пора идти", - сказал я. "Мне было приятно, - заметил он, - если бы вы снова смогли прийти". "Я нахожусь здесь, господин Росс, - ответил я, - не для того, чтобы делать кому-то приятно, а чтобы выполнить свой долг". И вышел из камеры.
<...>
"На это обвиняемому нечего было ответить, и я заметил, что он начинает падать духом, что теперь его душа мысленно парит над внутренним двором тюрьмы в Хорсенсе, где ей самое место. Но мне этого было недостаточно, мне нужно было посмотреть ему в глаза, нужно было увидеть, как он подтверждает свое поражение в этом зале, и поэтому я снова вызвал его. "Важно, господин Росс, - сказал я ему, - чтобы вы понимали, что речь идет о том, к чему вы стремились при написании вашей книги: к достижению литературного качества или созданию банальной порнографии". Он посмотрел на меня откуда-то издалека, медленно возвращаясь в зал: "А откуда господин председатель знает, - спросил он, - что порнография не может обладать литературным качеством?" "Существует давняя историческая традиция различать искусство и явную непристойность", - ответил я. "О, да, мне кажется, я понимаю, - сказал он. - Высокий суд имеет в виду Овидия, который был изгнан из Рима за "Искусство любви", и то, как из датского перевода "Ромео и Джульетты" была изъята эротика, и процесс над Флобером за "Мадам Бовари". И он умолк и после уже ничего не говорил. Но его последние слова остались в моей памяти и после окончания судебного заседания, они мучили меня, ему удалось, таким образом, одновременно проявить дерзость и собрать мне на голову горящие уголья, это причиняло мне физическую боль, и в помутненном от этой мигрени состоянии я подготовил, пока шел по городу, короткую речь, обращенную к нему, речь, основным содержанием было то, что, естественно, решения суда являются не только отражением господствующего вкуса, естественно, существует и вечная цель для хорошего и нравственного искусства и, естественно, неизменные этические и религиозные причины считать любовь между представителями одного пола омерзительной, и все это, решил я, мне самому надо сказать ему. Теперь, когда формальное рассмотрение дела закончилось, ответственность эта лежит на мне одном. Кто еще сделает это, разве Верховный суд - это не я? Когда я вошел в камеру, он без всякого удивления посмотрел на меня и безучастно выслушал то, что я собирался ему сказать. Он предложил мне сесть, но я не стал садиться, я просто пришел передать ему сообщение, послание истории и морали порочному писателю. Когда я закончил, он кивнул. "Вы пришли, чтобы сказать мне это?" - спросил он. "Я шел своей дорогой и зашел по пути", - ответил я. Он встал, и казалось, что, стоя передо мной, он вновь обрел боевой пыл первого судебного заседания. "Я понимаю, - сказал он, - что вы, господин председатель Верховного суда, - человек, который не ищет окольных путей, человек, который в конце своего жизненного пути может сказать: "Я шел прямым путем от колыбели до могилы". Мне помнится, что мы топтались друг вокруг друга, как противники на ринге. "Да, - сказал я, - и я по-прежнему иду вперед. Вряд ли вы сможете сказать это о самом себе в Хорсенсе". Он меланхолично улыбнулся. "Вы осудили меня сразу же, - сказал он. - Значит, действительно у судей за спиной ключи". "А чем закончилась та ваша история?" - спросил я. "Она никогда не будет закончена, - ответил он. - Но я представлял себе, что мужчина и женщина выйдут из зала суда вместе, и наступит период недолгого оптимизма, который закончится, когда руки девушки нащупают у него на спине отверстие для ключа, и они поднимут головы и, так сказать, обойдут город сзади, и увидят, что он тоже представляет собой кулисы, огромный бездушный механический заговор, фальшивые фасады и призрачные иллюзии". "И где же она заканчивается, эта невероятная история?" - спросил я. "После своего открытия девушка возвращается в зал суда и остается там, оказываясь на другом процессе, при том что никто не замечает этого, дело идет своим чередом, и ее осуждают за что-то другое, а не за то, в чем обвиняли прежде, и она принимает этот приговор, потому что уж лучше участвовать в механическом ритуале, не имеющем смысла, чем парить в одиночестве, в пустом пространстве. Так что история, господин председатель, оканчивается там, где мы все окажемся - в суде". Я почувствовал сильное желание наброситься на него, все центробежные силы должны были бы отбросить нас друг от друга, но получилось иначе. Мы, наверное, приблизились друг к другу, потому что он вдруг оказался прямо передо мной, в лучах солнца, самый красивый и самый обнаженный человек, которого я когда-либо видел, и меня притянуло к нему, словно метеор, который на поверхности планеты должен превратиться в воронку и гору пепла. Но этого не случилось. Вместо этого я поцеловал его. <...> И единственно странным, единственно новым и неожиданным было легкое покалывание его щетины".
<...> В это мгновение взошла луна, наполняя зал прохладным голубым светом, словно вода, медленно струящаяся в аквариум, и тогда я понял, то в эту ночь состоится слушание моего дела, что Верховный суд спросит меня, а жил ли я на самом деле. Первым взял слово адвокат, и адвокатом был я сам, и в ту ночь суд в виде исключения разрешил, чтобы были приглашены свидетели, и я привел тебя, мой мальчик, посмотрите, сказал я судьям, у меня есть сын. И я привел вас, дорогие дамы, тех, в кого я был влюблен в молодости, - да, вы удивлены, вы этого не знали, вы, может быть, не догадывались об этом, - но так все и было, вас и свою жену я привел в качестве свидетелей и сказал суду: "Посмотрите, вот женщины, которые были в моей жизни". "И наконец, - сказал я, - в заключение своей защитительной речи я хочу сказать, что я, насколько это было в моих силах, был хорошим гражданином и честно выполнял свои обязанности". Потом слово взял обвинитель - и это тоже был я, - и он, как обычно, был доброжелателен, я просто, сказал он, хочу поддержать один из вопросов обвинения: господин Ланстад Раскер, вы когда-нибудь любили? Правда ли это, что вы никогда не любили детей? Разве не правда, что вы, исходя из совершенно самому вам непонятной антипатии, заставили вашу жену переселиться из вашей общей спальни в дальнюю часть дома вскоре после заключения вашего брака? А увлечения вашей молодости? Не права ли, что вы так никогда и не ответили на чувства этих пяти женщин? Что вы с неохотой ходили на свидания в пустые квартиры, откуда эти женщины с великим трудом устраняли своих родителей, в квартиры, где эти женщины подготавливали вас для своего совращения, и, как только вы чувствовали прикосновение их рук к своей коже, у вас возникал необъяснимый приступ морской болезни, навязчивое ощущение ненормальности происходящего? И тем не менее вы, господин Ланстад Раскер, - человек, полный любви, мужчина, которым движет безумная тоска по чувственности. Не правда ли, что эти неудачные свидания низвергли вас в пучину страдания, и вы пошли к аптекарю, который продал вам афродизиаки, неэффективность которых заставила вас подумать, что у вас отсутствует естественное влечение? И тем не менее вы знаете, господин Ланстад Раскер, вы знаете, что вы - человек всепоглощающей страсти. Но вы разлили эту страсть по бутылкам, вы запечатали ее и прикрепили ярлыки, отставили их в сторону, чтобы быть уверенным, что никто не потрет их, вызвав тем самым неуправляемые силы, и поэтому обвинение должно задать вопрос: находятся ли такие поступки в соответствии с законами жизни? Жили ли вы, господин Ланстад Раскер, жили ли вы в действительности? И я посмотрел на членов судейской коллегии, и они стали голосовать, и был вынесен приговор.
На следующий день рано утром я направился в Министерство юстиции, к заместителю министра, и подал прошение о временном освобождении арестованного. Ситуация была исключительная, я уже не помню, что я там говорил, но помню, что подумал: неужели лгать действительно так легко? Держа в руках разрешение на освобождение из-под стражи, я забрал из тюрьмы Мортена Росса.
<...> *тут повествование вновь переходит к сыну Ланстада Раскера *
От гнева кровь прилила у меня к лицу, и мне пришлось медленно выговаривать каждое слово, чтобы не подвел голос. "Ты нарушил закон", - сказал я. Отец пристально посмотрел на меня. "Я люблю его", - сказал он, и я почувствовал, что от отвращения теряю рассудок. "Невозможно, - сказал я, - любить мужчину". Тут заговорила моя мать. "Ты ошибаешься, Гектор, - сказала она. - Это очень даже возможно. Я сама много раз это делала". "Тебе, мама, - сказал я, - следует помолчать". Я оглянулся на сидящих со мной за столом и увидел, что они просто парализованы. "И что теперь?" - спросил я. "Теперь мы уезжаем, - ответил отец. - Через час нас заберет рыбачья лодка и отвезет во Фредериксхаун. - И добавил тихо: - Мы покидаем Данию". "А ты, мать, - сказал я, - что ты скажешь на это?" И она, которая, сколько я ее помню, всегда выпаливала свои ответы, задумалась. Потом посмотрела на отца, своего мужа. "Это, Игнатио, - проговорила она медленно, - как я понимаю, то, что всегда тебе было нужно".
<...> И тут я встал. "У тебя, отец, - сказал я, - будет возможность поплакать над жизнью, смертью и любовью в тюрьме Вестре, когда ты будешь отбывать два года за злоупотребление служебным положением и два года за противоестественные половые отношения". Я оглянулся по сторонам, и на лицах остальных не увидел ничего, кроме сомнения - датской национальной болезни. "Господин комиссар полиции, - сказал я, - примите, пожалуйста, необходимые меры". И медленно, словно выбираясь из вязкой жидкости, начальник полиции нравов поднялся на ноги. "Господин председатель Верховного суда, - сказал он, - вы незаконно освободили заключенного. Вам, разумеется, придется проследовать за мной в Копенгаген, чтобы все стало на свои места". - И он двинулся к отцу. В этот момент мой отец обнял повара, движением, которое было одновременно защищающим и нежным, и тогда я впервые в жизни увидел, как мужчина ласкает другого мужчину, и дай Бог, чтобы это было в последний раз. На секунду в моих глазах потемнело, и показалось, что меня сейчас вырвет, и тут-то - когда мое внимание рассеялось - все и произошло. Когда я снова открыл глаза, комиссар издал что-то вроде хрипа, качаясь, побрел назад к своему месту и сел, уронив голову на стол. За ним обнаружилась моя мать, которая обеими руками держала тяжелую медную сковороду, до того висевшую на стене. "У мужчин, - заметила она, - хрупкие головы и куриные мозги". В это мгновение мне стало ясно, что мне предстоит увидеть обоих своих родителей обвиняемыми в суде и что мне самому придется давать показания против них, и именно тогда, возможно, я понял, что стал взрослым. Я поднял руки: "Нам надо все это обсудить", - и мои слова всех успокоили, все как-то осели, а я подошел к отцу и его любовнику и резко, изо всех сил, ударил маленького повара в челюсть. Тот сразу же упал, словно его скелет был каучуковый. Потом я схватил отца за отвороты пиджака. Я знал, что он будет бороться, и я знал, что должен победить его, и что так и будет, и что эта схватка столь же проста, как и бои по вечерам в Академическом боксерском клубе, за тем исключением, что в данном случае на карту было поставлено все. Но сперва я хотел поговорить с ним, хотел откровенно рассказать ему, как это страшно для сына потерять отца, ведь в эту ночь я его потерял, и я уже готов был произнести эти слова, я и сегодня их помню. Но я так и не сказал их. Я открыл рот, и мой язык пронизла резкая боль, и в следующее мгновение я оказался на полу, а за моей спиной стояла моя жена, твоя мать, Томас, Элине Ланстад Раскер, присутствующая здесь, а в руке она держала большую зеленоватую бутыль с одним из кораблей моего отца. Я попытался сесть, и тогда она ударила меня еще раз. Лежа на спине на полу, я сказал: "Ты бьешь меня, Элине", - но она ничего не ответила, и тогда я увидел, что другие женщины тоже встали, а в руках у них сковороды, тяжелые половники и бутылки с кораблями. Я снова попытался подняться, но они опять стали меня бить, и передо мной снова возникло лицо Элине, и я помню, что она сказала: "Мужчин, - сказала она, - надо защищать от них самих".
В прошлый раз речь шла о его дружбе с Зигфридом Сассуном и Т.Э.Лоуренсом и тема эта еще не исчерпана. Но хочу упомянуть и о том, как в описываемое время (я дошла до 1928 года, когда Форстер переписывался с находящимся в Индии Лоуренсом) протекал его поиск спутника жизни - среди более или менее временных партнеров, с которыми он обычно знакомился у Акерли. Подобный образ жизни его не во всем устраивал. Ему уже стало ясно, что постоянный партнер, как и временные, мог скорее всего найтись среди мужчин из низших классов. И дело было не только в деньгах (хотя, не будем лицемерить, без их помощи рассчитывать ему было почти не на что). Для некоторых молодых людей "из простых" много значило уже одно то, что он был джентльмен, а теперь стал еще и знаменитым писателем. Точка зрения Форстера на его отношения с простыми парнями яснее всего выражена в одном письме к Т.Э.Лоуренсу, но тут необходимо рассказать, что послужило причиной этого письма. Я уже упоминала о том, что в гостях у Лоуренса Форстер познакомился с молодым солдатом Эдвардом Палмером по прозвищу Пош (Posh, что обычно переводится как "шикарный"), "сообразительным и музыкальным кокни". Палмер и другой рядовой из числа друзей Лоуренса, Мидлтон, в дальнейшем переписывались с Форстером и Палмер (о Мидлтоне не знаю) останавливался у него, когда приезжал в Лондон. Форстер вместе с Лоуренсом стал помогать Палмеру, когда тот решил уйти из армии и потом жениться. Для этого нужны были деньги. Лоуренс решил продать экземпляр, как я поняла, самого первого, еще не сокращенного издания "Семи столпов", отпечатанного им в Оксфорде в количестве восьми экземпляров. У Поша был рисунок, нарисованный с него Огастесом Джоном (автором самых известных изображений Лоуренса), который он тоже решил продать. Форстер согласился найти покупателей. Сперва я думала, что его участие в этом деле объяснялось лишь желанием услужить Лоуренсу (и так пишет наиболее известный биограф Форстера, Фербенк), но чем больше читаю об этой истории, тем больше убеждаюсь, что Пош и сам по себе вызывал интерес у Форстера. Этот юноша был не совсем обычным рядовым, судя по тому, что Т.Э.Лоуренс писал о нем Шарлотте: "Маленькое смуглое создание, полное энергии, быстрое, изменчивое. В его крови музыка... он больше поглощен шутками и шалостями, чем три обычных человека; застенчив, тих, не считая того, что вскрикивает, как испуганная ворона, когда совершенно счастлив. Лет ему около 22-23, завербовался в 15, был дважды ранен..." Думаю, достаточно для того, чтобы представить Поша Палмера, хотя я тут привожу меньше половины того, что о нем пишет Лоуренс, почему-то решивший, что Шарлотта Шоу будет счастлива прочитать подробное описание совершенно незнакомого ей солдата. В том же письме он сообщает, что Палмера опьяняет музыка и он больше всего любит музыку такого сорта, которая его особенно опьяняет - например, Моцарта и вальс из "Кавалера Роз" Рихарда Штрауса. У меня создалось впечатление, что Форстеру эта последняя черта, необычная для простого солдата, должна была не так уж и понравиться. Думаю так из-за того, что он написал Лоуренсу: "Как вы правы в том, что эти парни — ребята, как их еще называют — любят быть "шикарными"; нас же они больше занимают тогда, когда грязны, застигнуты врасплох и естественны. Отсюда существенная неискренность в отношениях с ними".(Letters to T.E. Lawrence ed. by Arnold Walter Lawrence 1962 стр.70 "How right you are that this chaps, fellows, whatever one calls them, like to be posh, whereas we are amused by them most when they are dirty, off their guard, and natural. Hence a fundamental insincerity in one`s intercourse with them") *Я долго думала, как перевести эти chaps, fellows, стоящие рядом, и ничего лучшего в голову не пришло. Дальше в этом письме в указанном издании пропущено три параграфа и приведена лишь подпись в конце письма. Надо сказать, что и вся информация о взаимоотношениях писателя с Палмером доступна мне настолько фрагментарно, что пока целостной картины не возникает. Поэтому я не буду рассуждать о том, выказал ли Форстер самому молодому человеку как0й-то иной интерес, кроме дружеского, и как тот к этому отнесся.Хотя из того, что известно, многое требует пояснения: например, именно Форстера и Палмера ТЭЛ приглашал в Клаудс Хилл незадолго до гибели. Причем Форстер должен был провести неделю в мае, а Палмера Лоуренс звал на все лето, сообщив заодно, что Форстер долго не пробудет, т.к. не привык обходиться без многих удобств, которых до сих пор не было в Клаудс Хилл (там была ванна, но не было туалета; не проведены были газ и телефон). Вот это обнадеживание меня удивило. До этого ничто не говорило о том, что Палмеру может быть неприятно общество Форстера. Хотя это могло значить лишь то, что Палмеру, находившемуся тогда в состоянии депрессии, не хотелось общаться ни с кем (кроме ТЭЛ), и никак не указывает на то, что он стал избегать именно Форстера.
А сейчас я внезапно выскажусь в поддержку политкорректности Наткнулся на сообщение о том, что Далай-лама, будучи в Праге (чтоб я так жил), упразднил понятие политкорректности. "Я всегда говорю открыто: если кто-то низкорослый, то я говорю, что он низкорослый, если кто-то очень высокий, я говорю ему об этом" (с) Далай-лама
Это -- тибетская присказка. А теперь -- русская народная сказка про политкорректность. В России над американским изводом политкорректности любят потешаться и так, и эдак. Для русского человека очень смешно, что негр почему-то не хочет называться негром. Что страшного в том, чтобы быть негром? Конечно, ничего. Негр может быть фотомоделью, гонщиком Формулы-1, причем британским -- так что негром быть хорошо. Однако представьте себе, что у нас, в современной России, у каждого индивида принадлежность его предков к сословию рабов ясно читается во внешности. Избежать того, чтобы скотское положение ваших пращуров склоняли и в магазине, и на остановке, будет тяжело. "Я не видел, куда побежал смерд в кепочке." "Я стоял вон за той девушкой колхозной внешности, а вы куда переть изволите?" "Рост 180, глаза голубые, холоп, особых примет нет". Естественно, люди пойдут на какие угодно лингвистические уродства, лишь бы обезопасить себя от такого. Возникнут "лица землеобрабатывательного происхождения", или агророссияне какие-нибудь.
Конечно, политкорректность -- это смешно. Потому что смешно -- это когда не понимаешь, что кому-то больно.
Раньше я писала о нем тут. Сейчас хочу показать его работы, найденные в архивах на сайтах Кристи и Сотби.(Кстати, я не понимаю, откуда традиция писать по-русски "Сотбис и Кристи"? Или "Сотби и Кристи", или "Сотбис и Кристис". По-английски ведь Sotheby`s и Christie`s.)Я не пишу названия большинства работ, т.к. они большей частью ничего нового не сообщают - "Портрет девочки", "Эскиз театрального костюма" и т.п. А вот самая первая называется "Портрет моей семьи". Последний рисунок - "Портрет княгини Натальи Палей" +10 Лиственные дети Пьеро Купающиеся Источники Sotheby`s Christie`s