Увлечение Лоуренсом никуда не делось (и даже отношение к нему мало изменилось: я ведь никогда не считала его безупречным героем), еще сильнее хочется о нем писать, но и увлечение ШХ в очередной раз обострилось. Долго удерживалась, чтобы не написать о Джиме, вроде бы удержалась, но перечитала Конан Дойля и увидела Мориарти в сериале с Бреттом — в результате хочется написать сразу и о Мориарти из канона, и о Мориарти из гранадовского сериала, и о Мориарти из "Шерлока" (образы разные, но для меня одинаково интересные).

@темы: ТЭЛ, Шерлок Холмс, Z

---

Готическая история-комикс HIS FACE ALL RED
Короткий комикс по сказке братьев Гримм «Заячья невеста»

(Сказка)

Братья Гримм
Заячья невеста

Жила-была женщина со своей дочкой, и был у нее прекрасный огород, и росла на том огороде капуста. Но повадился туда ходить зайчик и к зиме поел всю капусту. Вот и говорит мать дочке:
- Ступай на огород и прогони зайчика.
И говорит девушка зайчику:
- Прочь, прочь, зайчик, а то ты этак всю капусту поешь!
А зайчик ей и говорит:
- Девушка, иди сюда, садись ко мне на мой заячий хвостик и поедем вместе со мной в заячью избушку.
А девушка не соглашается. На другой день приходит: зайчик опять и ест капусту. Говорит мать дочке:
- Ступай на огород да прогони зайчика.
Говорит девушка зайчику:
- Пш-пш, зайчишка, этак ты всю капусту поешь!
А зайчик говорит:
- Девушка, иди сюда, садись ко мне на заячий хвостик и поедем вместе со мной в заячью избушку.
А девушка не соглашается. Приходит зайчик и на третий день и ест капусту. Вот мать и говорит своей дочке:
- Ступай на огород да прогони зайчика.
Девушка говорит:
- Пш-пш, зайчишка, этак ты всю капусту поешь!
А зайчик ей отвечает:
- Девушка, иди сюда, садись ко мне на заячий хвостик и поедем вместе со мной в мою заячью избушку.
Села девушка на заячий хвостик, - и повез ее зайчик далеко-далеко в свою избушку. Говорит он девушке:
- Ну, а теперь навари зеленой капусты и проса, а я пойду звать гостей к нам на свадьбу.
Вот собрались все гости свадебные. (А кто же были у них позваны? Я тебе расскажу это, как сказывал мне о том другой человек: были там всякие зайцы; ворон был вместо попа, чтоб обвенчать молодых, лиса - за причетника, а алтарь был под самою радугой.)
Но девушка пригорюнилась, что была она среди них одна-одинешенька.
А тут приходит зайчик и говорит:
- Отворися, отоприся, веселятся гости свадебные!
А невеста молчит и плачет Зайчик ушел; потом приходит опять и говорит:
- Отворися, отоприся, есть хотят гости свадебные!
А невеста все молчит да плачет. Зайчик уходит и опять приходит и говорит:
- Отворися, отоприся, гости свадебные уж заждалися!
А невеста молчит, и зайчик уходит. Сделала она тогда из соломы чучело, нарядила его в свое платье, дала ему в руку поварешку и посадила к котлу с просом, а сама ушла к матери.
Приходит опять зайчик и говорит:
- Отворися, отоприся, - отворяет дверь да как ударит чучело по голове, - у того и чепец с головы свалился. Увидал тогда зайчик, что это не его невеста, и ушел грустный и печальный.

OUT THE DOOR
Автор Эмили Кэрролл. Ccылку нашла у Eigr

@темы: страшные истории, сказки, художники

---

Жажда

И все-таки есть в нас та жажда жизни. Та, что нас разделяет,
Та, что велит нам в траурных маршей звуки
Вносить ваши лица мертвые, как восковые свечи,
И глаза закрывать вам горстью влажной сирени.

Смерть оплакиваем чужую, да, навсегда чужую.
Все то, что было с другими, было не с нами —
Горсточкой теплой глины, засохшей на солнце,
Криком, зажатым в платок, что пахнет духами.

И все-таки есть в нас та жажда жизни. Тот сад, где мы водим
Хоровод, закидывая голову, словно дети,
Ослепленные этими пляшущими мотыльками,
Которые взмахами крылышек
Убивают.

Станислав Гроховяк. Перевод с польского Ю. Левитанского.
Другие его стихи, которые я люблю, — тут и тут.

@темы: стихи

---

Отрывки, которые в последнее время сохраняла в черновиках, чтобы не потерять

«Он,— говорит,— мне кажется, совсем не такой был».
«... Что же,— говорю,— он, твой муж, за такой за особенный, что ты говоришь: не такой он? Ни в жизнь мою никогда я этому не поверю. Всё, я думаю, и он такой же самый, как и все: костяной да жильный».
(Из "Воительницы" Лескова)

«— ... Дейв говорил, что будто бы там обитали призраки. Еще он говорил, что правительство замолчало эту историю.
— Да, но твой приятель Дейв говорит, что правительство всегда все замалчивает, — сказал Фред.
— Да так оно и есть.
— Только он всегда узнает обо всем и он никогда ничего не замалчивает, — добавил Фред.»
Терри Пратчетт (отсюда)

"I'm sorry I cannot divulge any information about my clients secret illegal account.
(hangs up the phone)
O crap. I shouldn't have said he was a client.
O crap. I should have said it was a secret.
Oh, crap. I certainly shouldn't have said it was illegal. It's too hot today..."
(Из "Симпсонов")

«Его почитали больше, чем других богов, потому что при нем народ стал богаче, чем был раньше, благодаря миру и урожайным годам. ...

Фрейр заболел, и когда ему стало совсем плохо, люди стали совещаться и никого не пускали к нему. Они насыпали большой курган и сделали в нем дверь и три окна. А когда Фрейр умер, они тайно перенесли его в курган и сказали шведам, что он жив, и сохраняли его там три года. Все подати они ссыпали в курган, в одно окно - золото, в другое - серебро, а в третье - медные деньги. И благоденствие и мир сохранялись.
...
Когда все шведы узнали, что Фрейр умер, а благоденствие и мир сохраняются, они решили, что так будет все время, пока Фрейр в Швеции, и не захотели сжигать его, и назвали его богом благоденствия, и всегда с тех пор приносили ему жертвы за урожайный год и мир.»
"Круг Земной"

@темы: русская литература, цитаты

---

"Дело Хайджби"

«да и как им не поверить в правдивость авантюрных романов после того, как им становится известно, что посол – приятель каторжанина, а что принц, отличающийся той непринужденностью в обхождении, какую вырабатывает аристократическое воспитание и которой не может быть у запуганных мелких буржуа, выйдя из салона герцогини, отправляется на свидание с апашем»
Марсель Пруст

В книге "Боковые линии войны" сэр Питер Теннант (1), пресс-атташе в британской дипломатической миссии в Стокгольме во время Второй мировой войны, рассказывает, как отчаянно британская разведка МИ-6 в то время стремилась быть в курсе происходящего в Швеции. Швеция находилась в состоянии напряженного нейтралитета между Германией и ее противниками, англичане боялись, что она еще больше сблизится с Германией. И вот, чтобы больше знать о планах шведского правительства, «британская разведка подыскала гомосексуальных и играющих в теннис агентов — для того, чтобы они выведывали информацию от гомосексуальных и играющих в теннис немецких агентов, которые обычно играли с гомосексуальным шведским королем (2)».

Сначала я хотела рассказать лишь эту короткую историю о шпионах, но потом решила объяснить, что почему в ней так отзываются о шведском короле. Раньше я читала, что этот король, Густав V (1858 – 1950), до самой смерти выплачивал деньги за молчание человеку, утверждавшему, что у них была связь.

Этого человека звали Курт Хайджби (настоящая фамилия Йохансон). Он родился в 1897 году. В 15 лет, будучи бойскаутом, впервые видел короля. С 18 лет он работал стюардом на пароходах, официантом во Франции, был актером и иллюзионистом, недолго служил во французском Иностранном легионе. В 1922 в первый раз женился. С 1915 по 1925 он шесть раз был приговорен к каторжным работам по обвинениям в краже и подделке документов, а в 1923 году, при попытке сбежать из тюрьмы, застрелил полицейского (это было признано неумышленным убийством).

После освобождения в 1931 Курт изменил фамилию, женился во второй раз и открыл ресторан. Как бывший заключенный он не мог получить лицензию на продажу спиртных напитков и обратился за помощью к королю. Видимо, напомнив о первой аудиенции, он удостоился второй в 1932 году, когда ему было 35 лет, а королю 74. В 1936 жена Курта, Анна, подала на развод, причем в заявлении прямо назвала причиной развода сексуальную связь своего мужа с королем. Есть предположение, что супруги просто сговорились, поскольку сам Курт не хотел открыто шантажировать короля. Чиновники уговорили Анну забрать заявление, не обвинять мужа и согласиться на развод по взаимному согласию сторон. За это ей заплатили 15 000 крон. Курту дали полторы тысячи крон и уговорили эмигрировать в США, пообещав, что там ему выплатят 3 тысячи крон. Деньги в США он не получил и вернулся в Швецию, где потребовал обещанной помощи. Нет доказательств, что Курт шантажировал короля, но очевидно, что двор хотел купить его молчание: все эти годы Курт получал деньги, которые вкладывал в разные неудачные коммерческие проекты. От двора он получил 170 000 крон и, предположительно, еще больше из личного фонда короля. Пишут, что "к 1938 году двор заплатил по крайней мере 78 000 крон (теперь эта сумма приблизительно эквивалентна 220 000 US$) в обмен на молчание, причем каждая выплата была подписана и одобрена королем" (3).


Курт Хайджби.

Густав V в 1942 году.

В 1938 году Курт был арестован по обвинению в совращении несовершеннолетних, но дело его не было передано в суд, т.к. губернатор Стокгольма настоял на том, чтобы Курт был направлен в психиатрическую лечебницу. Психиатр счел его здоровым и выписал из лечебницы, однако суда все равно не было.
Курт эмигрировал в нацистскую Германию (королевский двор стал выплачивать ему ежемесячное пособие в 500 крон). Вскоре полиция его арестовала за гомосексуальные действия и после девятимесячного заключения передала гестапо, где его держали еще четыре месяца. Шведское министерство иностранных дел просило гестапо держать его под арестом, пока король Густав находится в Берлине (он там остановился по пути в Ниццу), но отклонило предложение гестапо отправить его в концентрационный лагерь. Его не пытали и содержали в приличных условиях. В 1939 Курта освободили и депортировали в Швецию, где он вновь сошелся с Анной, на имя которой был записан их ресторан. В январе 1941 тайная полиция сделала запись телефонного разговора, в котором Хайджби высказал желание написать книгу о событиях своей жизни. Полиция рекомендовала ему добровольно проийти лечение в психиатрической клинике. Он провел там два месяца. В 1947 он написал и издал роман, основанный на фактах из его жизни, тиражом всего в 1000 экземпляров. Все экземпляры были скуплены и уничтожены полицией, которая официально известила правительство о том, что произошло. «Согласно мемуарам премьер-министра Эрландера, министр внутренних дел Моссберг открыл заседание, заявив: «Король — гомосексуалист!». В тишине, которая за этим последовала, все отчетливо расслышали голос министра финансов Вигфорса: "В его возрасте … И столько энергии?"» (3)

Король умер в 1950, а в 1952 Курт Хайджби переиздал роман. Кроме того, он, кажется, и правда был уже психически нездоров, поскольку после смерти короля начал писать в разные официальные инстанции, жалуясь на то, что его преследуют. Курта судили и приговорили к восьми годам каторжных работ за попытки шантажа. Писатель Вильгельм Моберг, посетивший Хайджби несколько раз в тюрьме, вспоминал его жалобу: "Никто не любил короля больше, чем я, и что я за это получил?" В 1953 апелляционный суд уменьшил срок до 6 лет. В 1956 Хайджби был досрочно освобожден. В 1965 Хайджби совершил самоубийство после того, как умерла его жена.

Из заключения статьи в Википедии (на английском): "Нет доказательств тому, что король обольстил Хайджби, когда тот был мальчиком, однако большинство писавших полагает, что у него были сексуальные отношения с королем в 30-е годы. Известно, что король был гомосексуален, а в старости он стал довольно несдержан в этом отношении". А в статье Википедии на шведском пишут о том, что из дневников премьер-министра Эрландера, опубликованных через 50 лет после его смерти, видно, что король платил за молчание и своему бывшему камердинеру, с которым у него тоже была связь.

Ссылки на источники

1. Touchlines of war by Sir Peter Tennant, 1992 . (Историю пересказываю по книге — Espionage's most wanted: the top 10 book of malicious moles, blown covers, and intelligence oddities by Tom E. Mahl, Brassey's, 2003, р. 112-113)
books.google.com/books?id=Za4kd9murKcC&hl=ru&so...
О Питере Теннанте на английском
2. Espionage's most wanted: the top 10 book of malicious moles, blown covers, and intelligence oddities by Tom E. Mahl, Brassey's, 2003, р. 112-113
3. www.bookrags.com/tandf/haijby-kurt-tf/
Другие источники
Статья из Википедии о короле Густаве V Посмотрела, что пишут о короле в Википедии, а там сказано: "Утверждения о гомосексуальной связи заставили суд выплатить Курту Хайджби по крайней мере 170 000 крон. Это позднее привело к процессу над Хайджби. Никакие другие доказательства, поддерживающие эти утверждения, никогда не представлялись". А выплаченные деньги это для них доказательство неубедительное.
Статья из Википедии о деле Хайджби
Статья о Хайджби из Википедии на шведском.

@темы: история, гомосексуальность, Криминальная хроника или Der neue Pitaval

---

Из фотографий, которые в последнее время мне больше всего понравились

Мисс Дэйл (актриса). Изображений женщин оказалось довольно много; я решила собрать их в один пост.

+ 3

Одна из "Фехтующих девушек Анны Хельд". 1902.


Фанни

Эту я нашла у  aretania

тут.
Вот эти, принадлежащие очень известным фотографам, напомнили мне о женщинах из первых романов эпопеи Пруста:

3

Лартиг (Франция). 1911.


Генрих Кун (Австрия). Мисс Мэри. 1908.

А вот эту, тоже Лартига, я уже помещала у себя раньше, но она у меня одна из самых любимых, пусть будет и тут, тем более, что напоминает мне о женщинах из "Обретенного времени".

Биби в Ницце, 1921
Еще десять лет спустя. Из фотографий манекенщицы Рене Перль, сделанных Лартигом в 1930 - 1932.

+4

@темы: фотографии

---

Два брата. Скандал на Кливленд-стрит (ч.3)

Продолжение постов 1 и 2, но можно читать и отдельно: я решила рассказать о брате лорда Артура Сомерсета, бежавшего из Англии после того, как его опознали как посетителя дома на Кливленд-стрит. Брат Артура, Генри, писал стихи и однажды удостоился рецензии Оскара Уайльда. Но начну я не с его стихов.

My Lord Gomorrah sat in his chair
Sipping his costly wine;
He was in France, that`s called the fair,
In a city some call 'Boo-line.' (1)

Так начиналось сатирическое стихотворение, опубликованное в радикальной газете «Норс Лондон Пресс» во время процесса по делу Кливленд-Стрит. "Милорд Гоморра сидел в кресле, потягивая дорогое вино. Он был во Франции, что зовется прекрасной, в городе, который кое-кто называет "Бу-лайн". Последнее слово, кажется, одновременно и пародирует то, как англичане, плохо говорящие по-французски, произносят название города Булонь, и является говорящим: «boo» — «выражать неодобрение», «прогонять»; «line» — здесь, видимо, «пограничная линия». Ставший изгоем лорд Артур Сомерсет поступил так же, как Бекки Шарп, которая "для начала... упорхнула не очень далеко" и "опустилась на французском побережье в Булони, этом убежище многих невинных изгнанников из Англии" (Теккерей, как всегда, насмешлив).

Дальше в стихотворении говорится о том, что лорд Артур улыбается, представляя, как бедняки-телеграфисты томятся в тюрьме, "в то время, как он и его дружки получили тайный знак от "высокого покровителя" и моментально скрылись от закона, правосудия и "всего этого вздора":

While he and his "pals" the "office" got
From a "friend at Court"and were off like a shot,
Out of reach of Law, Justice, and "that — rot,"
And my Lord Gomorrah smiled. (1)

На самом деле лорду Артуру Сомерсету было не очень весело. До кливленд-стритского скандала он считался настоящим мужчиной, поскольку был бравым военным, "у него были мужественные манеры, он вызывал большой интерес у женщин" (2). Он пользовался таким уважением окружающих, что в этом отношении его старший брат Генри мог ему только завидовать — по крайней мере, в течении предшествующих десяти лет. Именно за десять лет до описываемых событий, в 1879, с Генри Сомерсетом тоже произошла неприятная история. Ему было тогда 30 лет, он к тому времени уже 8 лет занимал место в парламенте и 5 лет являлся гофмейстером двора Его королевского величества. При этом он считался счастливым семьянином: с 23 лет он был женат и его сыну в 1879 исполнилось пять лет. И вот неожиданно всё рухнуло: теща Генри, леди Сомерс (бывшая светская красавица) выяснила, что у него есть семнадцатилетний любовник, простой парень по имени Гарри Смит. (3)

Леди Сомерс рассказала об этом дочери Изабелле, которая пришла в ужас — она была очень религиозна, одно время даже собиралась стать монахиней, и то, что узнала о муже, назвала "преступлениями, упоминаемыми только в Библии"(2). Леди Соммерс посоветовала ей расстаться с мужем. Лорд Генри, опасаясь публичного разоблачения и скандала, был вынужден оставить свой пост при дворе, отдать сына жене и уехать в Италию (вместе с Гарри Смитом).

Надо сказать, леди Сомерс и ее дочь повели себя непривычно для викторианского светского общества, в котором подобные вещи замечать было не принято. Современный автор пишет: "В соответствии с викторианскими двойными стандартами леди Изабелла была изгнана из общества. Женщинам полагалось быть терпимыми к ошибкам их мужей..."(2). Как известно, к женщинам относились гораздо строже, чем к мужчинам. Леди Сомерсет удалилась в свои деревенские владения, посвятила все свое время воспитанию сына и благотворительности, а позже стала президентом британского женского движения трезвенников. О ней написано гораздо больше, чем о ее муже. (4) В википедии о нем сказано кратко, причины расставания с женой не объясняются. Его портрета я не нашла. Увидела только изображение прихожей и лестницы на его вилле.


Лорд Генри недолго радовался жизни вместе с Гарри Смитом: тот его оставил, эмигрировал в Новую Зеландию. Лорд Генри оплакал эту потерю в стихах. Сборник стихов был издан десять лет спустя. Рецензия на него появилась в «Пэлл-Мэлл газетт» 30 марта 1889 — ее написал Оскар Уайльд. Он выразил мнение, что в стихах Генри Сомерсета "много сердца и слишком мало искусства", и закончил свой отзыв меткой фразой: "Сказать ему нечего и он это говорит" ("He has nothing to say and says it"). (5) Однако определенный успех стихи лорда Сомерсета все же имели: некоторые стали популярными в свое время песнями.

Лорд Генри Сомерсет впоследствии ненадолго приезжал в Англию — в 1902 году, на коронацию Эдварда VII. Он полагал, что о нем забыли, но ошибся. Теща пыталась убедить полицию его арестовать и наняла для слежки за ним частного детектива. Генри пришлось спешно вернуться за границу. Он умер в Италии в 1932 в возрасте восьмидесяти двух лет (Гарри Смит умер в Новой Зеландии в 1902). (3)

Однако Генри не обвиняли открыто, как Артура, над ним не насмехались в газетах и на его имя не было выписано ордера на арест. После дела Кливленд-стрит Генри мог бы повторить Артуру слова одного диккенсовского персонажа: «Мне нечего и надеяться опозорить наш род по-настоящему, раз вы так далеко меня опередили».

Генри и Артур могли позавидовать своему отцу (который дал всем своим четверым сыновьям первое имя Генри, так что различить их можно только по вторым именам (6)), прожившему жизнь, избежав скандала, хотя о нем тоже сплетничали в свете, но по другой причине: он увлекался юными девственницами — такими юными, что по современным понятиям его можно назвать педофилом. А могли они позавидовать и некоторым своим друзьям. Например, лорду Юстону, о котором я расскажу в заключительном посте. Или Реджинальду Бретту (затем он станет виконтом Эшером), с которым Артур вместе учился в Итоне. О нем я тоже расскажу в следующий раз, теперь лишь скажу, что именно благодаря Реджинальду Бретту современные исследователи получили возможность читать многие письма Артура Сомерсета. Тот писал Бретту много и откровенно, причем письма просил уничтожать, а Бретт их сохранял — складывал в папку с надписью "Дело лорда Артура Сомерсета" (такой он был методичный и аккуратный) (7). Виконт Эшер сделал успешную политическую карьеру и не попал ни в какую темную историю, хотя и он, несмотря на то, что был женат и имел четырех детей (8), интересовался юношами (что подтверждает, в частности, его дневник).

Мне не удалось и на этот раз дописать о скандале на Кливленд-стрит. Надеюсь, удастся в четвертой части.

1. Masculine desire: the sexual politics of Victorian aestheticism by Richard Dellamora, UNC Press Books, 1990, р. 11
2. The Prince, His Tutor and the Ripper: The Evidence Linking James Kenneth Stephen to the Whitechapel Murders by Deborah McDonald,Colin Wilson, 2007 р. 157
3. Ibid; everything2.com/title/Henry+Richard+Charles+Som...; Secreted Desires: The Major Uranians: Hopkins, Pater and Wilde by Michael Matthew Kaylor, 2006, p. 300
4. www.redhill-reigate-history.co.uk/lady%20somers...
5. Reviews: Easyread Edition by Oscar Wilde, 2008, р. 542
6. www.thepeerage.com/p1018.htm#i10175
7. Sodom on the Thames: sex, love, and scandal in Wilde times by Morris B. Kaplan, Cornell University Press, 2005,р. 167
8.www.thepeerage.com/p1906.htm#i19056

@темы: викторианцы, гомосексуальность, английская литература, Криминальная хроника или Der neue Pitaval, Oscar Wilde

---

Девочка Серебряные Руки
Заблудилась под вечер в лесу.
В ста шагах разбойники от скуки
Свистом держат птицу на весу.

Не пойму, мерещится мне или я и правда где-то читала, что это стихотворение Тарковского («Серебряные Руки») имеет какое-то отношение к мордовской сказке "Девочка Серебряный зубок" (в другом переводе "Девочка с серебряным зубиком"). Никаких упоминаний об этом не нашла ни в сборниках Тарковского, которые есть у меня дома, ни в сети.
Вспомнила потому, что нашла на полке сборник, который часто читала в детстве, — "Мордовские народные сказки" (Мордовское книжное издательство, Саранск, 1971).
Там есть сказка "Серебряный зубок". Она когда-то мне очень понравилась и немного испугала.

Начало, известное по многим сказкам: человек, не бывший дома три года, наклонился к воде и его схватило за бороду сверхъестественное существо (тут это Ведява, "хозяйка вод, деторождения и здоровья", "русалка"). Он три раза пытается откупиться: семигодовалым конем, любым из семи амбаров с зерном и — "на семи реках стоят мои мельницы, любую отдам, только отпусти". Но она, конечно, не отпускает: "Обещай мне то, о чем сам еще не знаешь".
Дома у него оказалась трехлетняя дочь.

Когда она подросла, настало время уходить ей из дома. Она залила воском свой серебряный зуб, взяла у отца брусок, у матери — гребенку и щетку, и пошла.

"Идет, идет девочка, встречает старичков, зубы у них — что лучины, глаза — что ковши. Старики спрашивают девочку:
— Не видела ли ты по дороге девочку Серебряный зубок?"

Она ответила, что не видела и пошла дальше.

"Идет, идет девочка, встречает старушек. Они тоже спросили:
— Девочка, девочка, не видала ли ты по дороге девочку Серебряный зубок?
— Нет, бабушки, не видала, — ответила им девочка Серебряный зубок и засмеялась. А в это время отвалился воск с серебряного зуба."

Старушки позвали стариков и все бросились на нее, но она успела убежать. Бросила на дорогу позади себя кленовый гребень — вырос густой лес. Но старики и старухи стали грызть его зубами, прогрызли путь и опять побежали за девочкой. Она кинула брусок — встала высокая гора. Старики и старухи выгрызли в ней ступеньки, перелезли и вновь догоняют девочку. Тогда она бросила щетку — выросло дерево. Она влезла на него. Старики и старухи стали грызть дерево.

Девочка стала кричать: "Сестра! Спусти кончик ниточки, подними меня на небо!" (О сестре ничего раньше не говорилось.)

Старшая сестра ответила, что сейчас посеет коноплю (для веревки). Старики грызут дерево, девочка опять просит сестру о помощи. Та сперва отвечает, что еще должна замочить коноплю, потом (когда дерево уже толщиною с руку), что надо мять коноплю, потом — прясть. Когда дерево стало толщиной с соломинку, сестра спустила ниточку и подняла девочку на небо.

Старшая сестра напоила и накормила младшую и стала думать куда ее спрятать ("муж-то у меня медведь, разорвет он тебя"). Все же ей удалось три раза спрятать сестру, превращая ее в разные вещи, а затем отправить домой (муж-медведь и отнес в сундуке).

Помимо того, что в повествовании неожиданно появляется старшая сестра и ее муж-медведь, живущие на небе, в этом варианте неясно, что старики и старухи посланы Ведявой (в том варианте, который перевели как "Девочка с серебряным зубиком" (Горячие сани: мордовские сказки в обработке Э.В. Померанцевой, Детгиз, 1959), они говорят: "Нас Ведява за ней послала"). Странно, что девочка смогла благополучно вернуться домой, не повидав Ведявы. Видимо, считается, что обещание, данное Ведяве отцом девочки, все равно оказалось выполненным. Но мне как раз нравилось (и нравится), что не было никаких объяснений (хотя кое-что явно было попросту забыто сказочником).
Мне понравились и эти старики и старушки, грызшие деревья и горы. Если бы ее встретили на дороге черти или покойники, было бы гораздо хуже.

Все же интересно, повлияла ли эта сказка — быть может, как полустертое воспоминание — на стихи Тарковского? Я не знаю, когда она была впервые записана.
Кстати, в стихотворении упоминаются разбойники, что напоминает мне о сказках братьев Гримм (и у Тарковского ведь есть и стихи о Румпельштильцхене).

СЕРЕБРЯНЫЕ РУКИ

Девочка Серебряные Руки
Заблудилась под вечер в лесу.
В ста шагах разбойники от скуки
Свистом держат птицу на весу.

Кони спотыкаются лихие,
Как бутылки, хлопает стрельба,
Птичьи гнезда и сучки сухие
Обирает поверху судьба.

- Ой, березы вы мои, березы,
Вы мои пречистые ручьи,
Расступитесь и омойте слезы,
Расплетите косыньки мои,

Приоденьте корнем и корою,
Положите на свою кровать,
Помешайте злобе и разбою
Руки мои белые отнять!

@темы: сказки

---

О политических взглядах Т.Э.Лоуренса. Я не привыкла писать о политике и войне. Все время кажется, будто получается что-то вроде «Австрийцы беспрерывно стреляли в русских из блиндажей, направляя их в них» (с).

Почему он ушел из политики? Ричард Олдингтон, только начавший писать биографию Лоуренса, в письме Дэвиду Гарнетту назвал Лоуренса беднягой. Гарнетт ответил: "Вы говорите о Лоуренсе как о "бедняге, чьи несчастья...". Это означает, вы думаете, будто он был жертвой. Не сомневаюсь, вы можете привести доводы в пользу такой точки зрения, но я думаю, Бернард Шоу был ближе к истине. Он считал Лоуренса триумфально счастливым человеком, всегда получавшим то, чего он хотел. Вопрос в том, почему он хотел именно этого"*.
*Fred D. Crawford. Richard Aldington and Lawrence of Arabia: a cautionary tale, 1998, p. 19.

@темы: Лоуренс Аравийский

---

Я.Гибсон «Жизнь Сальвадора Дали, полная стыда»
www.g-klimov.info/Publish/Gibson-Dali.htm
Под сенью стыда.
Личная жизнь Сальвадора Дали
Ведьмы Льерса
Предки Дали по отцовской линии были из Льерса — маленького городишки на северо-востоке Испании. Говорят, когда-то он кишел ведьмами, и потому город ждала печальная судьба: много раз войны сносили его до основания.
В начале ХIХ века один из льерских Дали переселился в Кадакес, пограничную испанскую деревню на побережье, отделенную от остального мира горами.
В Кадакесе родился прадедушка художника Сальвадор и его дед Гал.
Все, кто жил в Кадакесе, были с детства «тронуты», как писал Дали, трамонтаной — жутким северным ветром, развивающим скорость до 130 км в час, который каждый год по нескольку дней дует с гор, переворачивая машины, вырывая с корнем растения и вгоняя жителей долины Эмпорда в черную депрессию.
Дед Гал плохо переносил трамонтану и переехал жить в Фигерас. Но черный ветер настиг его и здесь: 16 апреля 1886 года он вышел на балкон и спрыгнул вниз. Галу было 36. Факт самоубийства тщательно скрыли от публики, а также от младших членов семьи. Паранойя Гала передалась и другим членам семьи — его сыну Рафаэлю и отчасти самому художнику.
Второй сын Гала, Сальвадор Дали Кузи, выучился на нотариуса и переехал в Фигерас. Вскоре он женился на Фелипе Доменеч, девушке из творческой семьи.
Первый ребенок Сальвадора и Фелипы родился 12 октября 1901 года. Сальвадор Гало умер от болезни желудка в год и 10 месяцев. Через 9 месяцев и десять дней после его смерти — 11 мая 1904 года — родился другой Сальвадор, нареченный при крещении Сальвадором Фелипе Хасинто — не в честь погибшего младенца, а по фамильной традиции.
Сальвадор рос очень избалованным ребенком. Родители, виня себя в смерти первого сына, позволяли второму все. В одной из книг Дали писал: чтобы насладиться всеобщим беспокойством о его здоровье и пищеварении, он раскладывал свои какашки по дому в самых неожиданных местах. А в 8 лет специально писался в постель, чтобы отец купил ему красный трехколесный велосипед.
Каждое утро, едва открыв глаза, Сальвадор слышал от своей матери: «Милый, чего ты хочешь?» Сестра вспоминает, что однажды он захотел красиво заплетенную из чеснока косу, выставленную в витрине закрытого магазина. Мальчик устроил на улице настоящую истерику и привел свою кроткую мать в ярость.
Иначе строилось его общение с другими людьми. Из обрывков документов и воспоминаний о детстве Дали перед нами предстает очень внушаемый, мечтательный, робкий и безнадежно непрактичный ребенок, необъяснимо путающий фантазии и реальность.
На чувства Дали большое влияние оказывало поведение отца. Он восхищался им, сильным и вспыльчивым, и тем ужаснее было разочарование, которое однажды пришлось испытать сыну. Как-то в выходной день, когда вся семья с нетерпением ждала возвращения Дали Кузи, он опоздал. Наконец такси подъехало к дому, жена и дети вышли на улицу... Столп фигерасовского общества вылез из машины и громко объявил причину своего опоздания: «Я обосрался». Дали испытал жестокий приступ стыда за своего отца и до конца жизни помнил об этом потрясении. В другой раз нотариус, одетый в пижаму, сцепился при нем с арендатором, и во время драки его пенис вывалился из штанов, «как сосиска»...
Отношения с собственной сексуальностью были у Дали непростыми всю жизнь. Он стал единственным художником, кто сделал мастурбацию главной темой своего творчества.
Юноша страдал полным набором сексуальных комплексов — от беспокойства о размерах своего пениса до страха вступить в связь с женщиной (здесь важную роль сыграла иллюстрированная книга о венерических болезнях, которую отец оставлял открытой на рояле в воспитательных целях) и опасений, что он импотент и скрытый гомосексуалист. Мастурбация всю жизнь была для него единственным способом достижения сексуального удовлетворения.
В молодости Дали был ослепительно красив: выше среднего роста, голубоглазый, стильно одетый. Ему нравилось производить эффект на публику, и он отрастил волосы и бачки, а плащ небрежно носил через плечо.
Дали нравился девушкам. Лучшей его подругой была красавица Карме Роже Пумерола, дочка владельца кафе. Они вместе брали уроки рисования, ходили в кино...
Смерть матери стала потрясением для 16-летнего Дали. Он поклялся, что воскресит ее в луче собственной славы. Но и сам не мог предположить, что через каких-то восемь лет напишет на своей картине: «Иногда я с наслаждением плюю на портрет моей матери...»
«Проходя, он мне улыбнулся и звезду в моем сердце оставил...»
Талант к живописи проявился у Сальвадора в раннем детстве. К окончанию школы он уже несколько раз успешно выставлял свои картины в Фигерасе и Барселоне. Отец, гордый его достижениями, решил, что сын будет учиться в Мадриде. В сентябре 1922 года Сальвадор поселился в мадридской Резиденции студентов, передовом «студенческом городке» Испании.
В первые недели он мало общался с другими обитателями Резиденции из-за жуткой застенчивости. Но вскоре и у него появились друзья. Среди них — будущий режиссер Луис Бунюэль из Арагона, который пробовал учиться поочередно на нескольких факультетах, спортсмен-любитель и прирожденный бунтовщик. Вместе они исследовали закоулки ночного Мадрида и посещали интеллектуальные компании в многочисленных кафешках.
С первых дней своего пребывания в Резиденции Дали слышал рассказы о самом ярком ее жителе, который в то время находился дома в Андалусии.
Федерико Гарсиа Лорка, на 6 лет старше Дали, родился в деревушке неподалеку от Гранады. Ко времени их встречи он уже выпустил свою первую книгу. Лорка прекрасно играл на пианино, пел, был отличным рассказчиком, рисовал... С первого взгляда он мог очаровать собеседника. Однако поэта сторонились те, кто знал о его «недостатке»: Лорка был гомосексуалистом — факт, который даже сейчас отказываются принять его немногие оставшиеся в живых друзья.
В начале 1923 года Лорка приехал в Резиденцию. У них было много общего с Дали: любовь к поэзии и Франции (оба были германофобами), к народным испанским песням, которые им пели с детства; озабоченность несправедливостью мира; проблемы с собственной сексуальностью. Это была «великая дружба», как писал Дали, которая постепенно перерастала в нечто большее. Дали как мог сопротивлялся мысли, что похож на Лорку в своих сексуальных пристрастиях, и опасался, что может поддаться своим тайным желаниям. С начала 20-х образ Лорки появляется во всех картинах Дали, вытесняя его первую «натуру» — сестру. Их головы соприкасаются будто в поцелуе...
На пасхальные каникулы 1925 года Дали пригласил Лорку в Кадакес. Завтрак после их приезда был накрыт на террасе в тени эвкалиптов. «Когда мы перешли к десерту, мы уже были хорошими друзьями, будто всю жизнь знали друг друга», — пишет Ана-Мария. Ей было 17, она влюбилась в Лорку. Отец Дали тоже принял поэта как родного и даже устроил представление сарданы, народного каталонского танца, в его честь. Ни Ана-Мария, ни отец не могли даже предположить, как развиваются отношения Федерико и Сальвадора.
В мае 1926 года, после публикации «Оды к Сальвадору Дали», которая потрясла художника, Лорка пытался его соблазнить. Однако Дали был непреклонен. «Я был очень взволнован. И где-то в глубине души говорил себе, что он великий поэт и что я должен уступить ему немного божественного Дали». Но этого не случилось.
Отвращение Дали к женским гениталиям и «джунглям крови» (метафора полового акта, придуманная поэтом) было так же сильно, как у Лорки, и осталось таким на всю жизнь. Дали нравилась женская грудь маленьких размеров (он боялся больших бюстов), а больше всего любил в женщинах ягодицы.
Позже Лорка еще раз пытался сделать Дали своим любовником. А потом писал: «Я вел себя как неприличный осел, с тобой — лучшим, что у меня есть. С каждой минутой я понимаю это все яснее и очень обо всем жалею».
Бунюэль был встревожен растущей интимностью отношений Лорки и Дали. Он писал своему другу Пепину Белло: «Бесчестный Гарсиа! Надо освободить Сальвадора от его влияния. Потому что Дали настоящий мужчина и очень талантлив».
Вмешательство извне не потребовалось, двух гениев разлучили обстоятельства. Однако они продолжали переписываться и по возможности встречались.
Осенью 1935 года Дали увиделся с Лоркой в Барселоне. Поэт был так счастлив встрече, что совершил нетипичный поступок: уехал с Дали в Таррагону, не предупредив зрителей, собравшихся на концерт в его честь. В интервью Лорка говорил: «Мы духовные близнецы. Вот вам доказательство: мы не виделись семь лет, но наши мнения обо всем совпадают, будто мы и не прекращали разговора. Дали гений, гений!»
Больше они не виделись. Услышав о казни Лорки, Дали долго не мог поверить этому. А потом воскликнул «Оле!» — так испанцы на корриде выражают свое восхищение пасом тореадора... До самой смерти Лорка оставался для Дали главным человеком его жизни — после Галы.
«Ее лоб похож на ее бедра, ее бедра похожи на ее десны...»
Дали познакомился с еще одним великим поэтом, Полем Элюаром, на вечеринке в Париже в апреле 1929 года. Жена поэта тогда находилась в Швейцарии. Дали слышал, что она — особенная женщина...
Бунюэль должен был этим летом приехать к Дали в Кадакес. В начале августа он, как и обещал, прибыл туда в сопровождении Магриттов, арт-критика Гомана с подругой и Поля Элюара с женой и дочерью Сесиль. Как сообщили местные газеты, представители парижской богемы «прибыли со своими уважаемыми семьями».
Та представительница «уважаемой семьи», что предстала перед Дали на пляже в купальнике, поразила художника. Это была та самая девочка, которую в детстве он видел на картинках стереоскопа на фоне русских снегов и куполов, в санках, с пронзительными глазами...
Фигура жены Элюара была воплощенным идеалом Дали: отличной формы бедра и ноги, маленькая грудь и осиная талия. И все это в окружении любимых морских пейзажей, и имя у нее было, почти как у деда Дали, — Гала. Она шла по песку пружинящей походкой: люди оглядывались вслед...
Лицо Галы было трудно назвать красивым, но когда она хотела кого-то очаровать, то становилась даже хорошенькой. Правда, в дурном настроении (что случалось с ней часто) она со своими длинным носом и близко посаженными глазами походила на хищную птицу или на крысу.
Елена Дьяконова-Девулина (Галочкой ее называли дома) родилась в Казани 26 августа 1894 года и была на 10 лет старше Дали. О детстве Галы известно мало. Отец, Иван, был московским служащим, а мать, Антонина, культурная женщина, вращавшаяся в артистических кругах, публиковала сборники детских рассказов.
Елена учила французский с 7 лет и после всю жизнь общалась с Дали по-французски (сам художник изъяснялся на чудовищной смеси французского, испанского и каталонского). В 10 лет она лишилась отца, и четверых детей, старших Николая и Вадима и младшую сестру Лидию, воспитывали мать и отчим.
Гала росла болезненной, и в 1912 году ее отправили в швейцарский санаторий для профилактики туберкулеза. Там она провела два года, познакомившись с молодым поэтом Эженом Гринделем (настоящее имя Поля Элюара). Оба вернулись домой, переписывались, а в 1916 году Гала поехала к Элюару во Францию — в качестве невесты.
Сохранились письма Галы, отправленные Элюару на фронт. Это страстные послания, при том, что тогда и Гала, и Поль были девственны. Но свою невинность до брака, заключенного в 23 года, Гала с лихвой компенсировала последующим развратом. Элюары вели свободный образ жизни, подбросив единственную нежеланную дочь Сесиль на воспитание бабушке.
Сексуальный аппетит жены Элюара граничил с нимфоманством. После оргий втроем с художником Максом Эрнстом Гала открыто сожалела о том, что «некоторые анатомические особенности» не позволили ей заниматься любовью одновременно с двумя партнерами. Все любовники Галы были красавчиками — она ненавидела некрасивых. И, конечно, сразу обратила внимание на привлекательного внешне и талантливого Дали. Тем более что финансовые дела Элюаров к тому времени пошатнулись, и в ее душу вернулись детские страхи нищеты.
Со времен Карме Роже внимания Дали не привлекала ни одна девушка. Он словно сошел с ума, встретив Галу.
Бунюэль увидел все. «Дали изменился в одночасье». Лето закончилось, гости уехали из Кадакеса, но Гала с дочерью остались. Начиналась великая ссора Дали с семьей. В то время в Каталонии гулять с француженкой значило гулять с проституткой. А Гала ко всему была еще такой привлекательной, замужней и русской по происхождению.
Дон Сальвадор называл пассию сына «ля мадам». Почти сразу он изменил свое завещание в пользу Аны-Марии, которая тоже отнеслась к Гале враждебно.
Но не неприязнь к Гале стала главной причиной разрыва Дали с отцом и сестрой. В конце ноября в Париже открылась выставка, на которой в числе работ Дали была картина «Священное сердце». Чернилами на холсте он написал: «Иногда я с наслаждением плюю на портрет моей матери».
Через много лет Дали уверял, что не имел намерений оскорбить память доньи Фелипы, что он просто писал под диктовку своего подсознания, которое иногда в снах говорит нам, как мы мучаем близких людей.
Дон Сальвадор проклял своего сына и вышвырнул его из дома. Он считал, что во многом виновата Гала, снабжающая Дали деньгами и наркотиками.
Однако все было не так. Выставка имела финансовый успех, и именно Дали стал для Галы источником уверенности в завтрашнем дне. Несмотря на отцовские проклятия и угрозы, парочка купила небольшой домик в рыбацком местечке Порт Льигат неподалеку от Кадакеса.
Они поселились вместе. Элюар забрасывал Галу письмами и телеграммами, пытаясь вернуть ее. Лорка был поражен, узнав, что Дали нашел женщину своей мечты. «Это невозможно! Он достигает эрекции только когда кто-то засовывает палец ему в задницу!» — говорил он своему другу поэту Рафаэлю Альберти. Лорка знал Дали — но он не знал Галу... Когда во время последней встречи с Дали поэт познакомился с ней, он был очарован не меньше друга, восхищенный тем, что эта женщина не только соблазнила Дали, но и смогла его удержать.
Гала помогла Дали освободиться от терзающих его мыслей о своей сексуальной ущербности. Она не избавила Дали от мастурбации, но значительно облегчила чувство стыда, от власти которого Дали так и не смог убежать до конца жизни.
Гала стала религией Дали, его талисманом, его любовью и проклятием. В 1931 он посвящает ей свое стихотворение «Любовь и память»:

...Вдали от образа моей сестры
Гала
Ее глаза похожи на ее анус
Ее колени похожи на ее уши...
Ее ягодицы похожи на палец ее руки
Палец ее руки похож на ее голос
Ее голос похож на палец ее ноги
Палец ее ноги похож на волосы ее подмышек
Волосы ее подмышек похожи на ее лоб
Ее лоб похож на ее бедра
Ее бедра похожи на ее десны
Ее десны похожи на ее волосы
Ее волосы похожи на ее ноги...

Дали и Гала поженились 30 января 1934. Элюар не присутствовал на церемонии — это было бы слишком для человека, который писал: «Я так тебя люблю, что я уже не знаю, кого из нас двоих здесь нет...»
У этой пары не было детей. Когда Рейнольдс Морс, друг и коллекционер картин Дали, спросил его почему, художник ответил: страшно представить, какими они могли бы быть. «Один из сыновей Пикассо бегает по Парижу полуголый и полубезумный. Если уж у гения Пикассо такой сумасшедший сын, представьте, кто родился бы у меня!» На самом деле, перенеся гинекологическую операцию, Гала уже не могла стать матерью. А Дали даже нравилось, что его жена «стерильна».

Подруги, андрогины и любовники
Осенью 1935 года Дали и Гала совершают свой первый вояж в Америку, которая встретила автора «Великого мастурбатора», «Мрачной игры» и «Постоянства памяти» с восторгом. Его имя украшало собой первые полосы газет. Мировая слава и богатство были уже за углом...
К этому времени относятся первые попытки Сальвадора помириться с отцом. Постепенно их отношения улучшались, и в конце концов Дали Кузи даже признал роль ведьмы жены в жизни сына: «Без Галы он закончил бы под парижским мостом».
Но с сестрой художник так и не помирился по-настоящему. А после того как в 1949 году она опубликовала мемуары о детстве Сальвадора Дали, исказив, по его мнению, многие факты и обвинив во всех семейных несчастьях сюрреализм и Галу, он навсегда вычеркнул Ану-Марию из своего сердца. «Эта старая лесбиянка» — иначе Дали ее и не называл.
В Америке, где с 1940 года Дали и Гала поселились на целых восемь лет, Дали пришла в голову идея использовать свое имя для делания денег: появились духи, чулки, галстуки с фрагментами его картин. Avida Dollars (жадный до долларов) — эту анаграмму из имени Дали придумал отец сюрреализма Бретон, и она очень нравилась художнику. Началось бесконечное тиражирование губ, жидких часов и «великих мастурбаторов»...
Через десять лет богатство Дали значительно выросло. Гала нелегально вывозила из Америки чемоданы валюты. По совету своего управляющего Питера Мура Дали начинает подписывать пустые листы своим именем, чтобы после торговцы могли отпечатать на них любые фрагменты его картин. За каждую подпись на листе бумаги Дали получал 10 долларов.
С ростом материального благополучия Гала все больше приобретала репутацию шлюхи. К Дали она относилась как мать, при этом не проявляя никаких материнских чувств по отношению к дочери.
В августе 1962 года Музе исполнилось 68. Она делала пластические операции и гонялась за молодыми красавцами с удвоенной энергией, осыпая своих фаворитов деньгами. Говорили, что «ее мальчики стоят целое состояние». Иногда любовники не ограничивались тем, что брали подарки от Галы. Один из них, Эрик Сэмон, романтически обедал с Галой в ресторане, а в это время его сообщники пытались угнать ее машину. Однако Гала привлекала молодых любовников не только деньгами: некоторые были очарованы ею как женщиной. Как, например, Уильям Ротлейн, 22-летний наркоман, болтавшийся на улицах Нью-Йорка. Гала накормила Уильяма, очень похожего на молодого Дали, одела, отучила от наркотиков и привезла в Верону, где обычно заставляла своих пассий клясться в вечной любви. На этот раз любовь действительно была долгой и страстной. Ротлейн слал Гале телеграммы из Америки: «Я ничего не понимаю я люблю тебя я не употребляю наркотики я не пью я потерян я люблю тебя я схожу с ума пожалуйста телеграфируй мне или позвони немедленно ты мне нужна я люблю тебя ты нужна мне не покидай меня».
В какой-то момент Дали даже был уверен, что Гала уйдет к Уильяму. Обычно, когда она уезжала от него с очередным любовником, Дали был рад недельной свободе, но потом начинал скучать. В этот раз все казалось серьезней. Художник написал своей Галочке письмо, умоляя не бросать его. Но страсть Галы к Уильяму иссякла, когда он не прошел актерскую пробу у Феллини. Через какое-то время Ротлейн умер от передозировки наркотиков.
Гала, как маленькая девочка, обрадовалась подарку Дали — старинному замку в местечке Пубол неподалеку от Порт Льигата. Дали любил хвастаться, что мог посещать это любовное гнездышко только по ее письменному приглашению.
Последней большой любовью в жизни Галы стал Джефф Фенхольт, исполнитель главной роли в бродвейском мюзикле «Иисус Христос — суперзвезда». Для него в гостиной замка был установлен большой рояль. Гала купила Джеффу дом за 1,25 млн долларов и дарила картины Дали. Впоследствии Фенхольт стал телепроповедником в Калифорнии и отрицал, что в их отношениях с Галой был секс. Как он мог спать со старухой, страдавшей раком кожи?
Когда Гала в очередной раз удалялась в замок с юным воздыхателем, Дали звонил одной из своих подруг: Наните Калашникофф или Аманде Лир, которые приезжали погостить в его доме на недельку-другую.
С Нанитой Калашникофф, испанкой, вышедшей замуж за русского, Дали познакомился на благотворительном балу в Нью-Йорке. Она была дочерью писателя, автора полупорнографических романов, которые Сальвадор украдкой читал в детстве. Сначала Дали показался ей сумасшедшим, но после они очень подружились. Дали был почти готов влюбиться в Наниту. Их отношения не были сексуальными, но доля эротизма в них, безусловно, присутствовала.
Другая близкая подруга Дали, известная певица Аманда Лир, была живым воплощением его идеала — гермафродита. Дали познакомился с Амандой в парижском ночном клубе «Карусель». Будущая звезда выступала там под именем Пеки д'Осло, а по-настоящему ее (то есть его) звали Алан Тэп. Дали наслаждался, раскрывая людям тайну Аманды. Он показывал ее фотографии друзьям и спрашивал: «Нравится? А ведь она — мужик!»
Но не только транссексуальностью Аманда привлекала Дали. Она была красива, умна, проницательна, владела несколькими языками, интересовалась искусством и задавала вопросы. Дали был рад роли учителя и тому, что мог появляться с Амандой на публике, будто бы с молодой любовницей.
Галу подруга Дали поначалу приводила в ярость. На дюжинах фотографий лицо соперницы вырезано. Однако она смирилась с существованием Аманды, потому что это не угрожало браку и она могла спокойно удаляться в Пубол со своими юношами.

Последние дни
В конце 70-х здоровье Дали резко ухудшилось. В свои 73 года он чувствовал себя гораздо хуже Галы. Врач, обследовавший художника, обнаружил, что Дали был в наркотической зависимости от антидепрессантов, которыми его пичкала Гала. Сочетание успокоительного валиума и возбуждающего амфетамина нанесли непоправимый вред его нервной системе.
Неврозы Дали мешали Гале вести полнокровную жизнь. Есть мнение, что она пыталась отравить своего супруга.
Слабые и больные, Дали и Гала уже не могли, как обычно, уезжать на зиму в Америку или в Париж. Сырая погода и трамонтана усугубляли тоску...
Они постоянно ссорились. Во время одного из скандалов из-за Фенхольта Дали в ярости сдернул жену с кровати, и она сломала два ребра. В другой раз она упала с лестницы — быть может, не без помощи Дали.
В феврале 1982 года Гала перенесла операцию по удалению желчного пузыря. К лету она уже не пыталась встать с кровати. Сесиль Элюар, узнав из газет, что мать при смерти, приехала в Порт Льигат. Но ни Дали, ни Гала не захотели ее видеть.
Муза художника умерла 10 июня 1982. Тело Галы забальзамировали лучшие барселонские специалисты: Дали хотел, чтобы оно как можно дольше не подвергалось тлену. Ее похоронили в любимом красном платье от Диора.
Смерть Галы была для Дали большим горем — и одновременно освобождением.
А уж кто вздохнул с облегчением, так это испанские власти: если бы Гала умерла позже Дали, все его картины, вероятно, уплыли бы за океан. Она так и не полюбила дорогую Дали Испанию.
После смерти Галы Дали решил не возвращаться в Порт Льигат. Его управляющий теперь мог безнаказанно увозить оттуда все, что ему вздумается. Бесценные вещи из дома Дали до сих пор можно найти на черном рынке.
Жизнь художника становилась все мрачнее. Он хотел, но не мог писать — страшно дрожала правая рука. Медсестра Эльда Феррер вспоминает: он с трудом говорил, постоянно рыдал и часами издавал животные звуки. В своих галлюцинациях Дали воображал себя улиткой. «За два года я услышала только одну внятную фразу: мой друг Лорка».
Ухаживать за Дали было настоящим кошмаром. Он бросался в сиделок тарелками с едой, плевался, царапался.
По ночам Дали боялся спать. К его кровати был протянут провод с колокольчиком, в который он остервенело звонил, когда хотел вызвать сиделку. Обычно это случалось по нескольку раз за ночь. Чтобы немного облегчить себе жизнь, персонал заменил звонок лампочкой.
В ночь на 31 августа 1984 года в проводке случилось короткое замыкание. Кровать начала тлеть. Дали пытался звать на помощь, но никто не услышал. Только через какое-то время сиделка заметила дым. Дали с трудом нашли в задымленной спальне: в бессознательном состоянии он лежал рядом с кроватью.
Дали посадили в машину, и та самая дежурная сиделка увезла его подальше от пожара. «Убийца, сука, преступница!» — кричал на нее Дали.
Последние годы жизни Дали провел под крышей своего Театра-музея в Фигерасе — в башне Галатеи. Он умер 23 января 1989 года, держа за руку своего верного слугу Артуро Каминаду, который почти 40 лет работал у художника и считал его и Галу своей семьей.
В завещании Дали не оставил Артуро ни песеты. Каминада не мог этому поверить. Он умер меньше чем через два года и ни разу не давал интервью, хотя знал о частной жизни гения больше, чем кто бы то ни было. Молва приписала его смерть «разбитому сердцу».
Последнее желание Дали выполнено не было. Художник хотел быть похороненным с закрытым лицом, чтобы никто не видел его обезображенным старостью и болезнью. Но во время похорон на него смотрели 15 тысяч человек...
Аны-Марии среди них не было. Она отслужила мессу в память о брате, а через год умерла от рака груди, до последнего момента отказываясь обратиться к врачу.
Как сказал один из друзей семьи, «они оба умерли от синдрома Дали. Оба были немного параноики, в их душах таился страх».
Вспоминал ли Дали, лежа в своей башне, обвешанный трубками, проклятие отца: что он умрет в одиночестве, нищете, без друзей и родных? Каминада с горечью сказал: «Сеньор Дали никогда никого не любил». Жизнь, прожитая под знаком стыда, причинила боль многим людям. Но кто имеет право судить его поступки?
Великие эгоисты тоже способны любить. Последними словами Дали были: «Я хочу домой». Какой дом вспомнился ему? Гостиничный номер неподалеку от Марселя, который два месяца он и Гала не покидали, предаваясь любви? Чердак в отцовском доме Фигераса, где ему позировала юная Ана-Мария? Дом, где он родился, где всюду стояли цветы и жили в клетках любимые канарейки матери? А может, терраса летнего домика в Кадакесе: под сенью эвкалиптов Ана-Мария хохочет над шутками Лорки и улыбается, глядя на их веселье, отец...

Я.Гибсон «Жизнь Сальвадора Дали, полная стыда»

@темы: Дали

---

Léonard (Tsuguharu) Foujita (1886-1968)

Пока искала иллюстрации ван Донгена к Прусту, нашла рисунки художника, который раньше мне не очень нравился, а теперь показался таким интересным, что я весь день искала его работы. Цугухару Фудзита считается французским художником японского происхождения. Когда я была маленькой, о нем у нас мало писали, но если писали, то называли Фужита, а не Фуджита (как сейчас). После крещения (в 1959) он получил имя Леонард (точнее, Леонар — Léonard) в честь Леонардо да Винчи. О его биографии я скажу совсем немного (об этом можно найти статьи, в том числе и на русском). В 1910 он закончил школу изящных искусств в Токио, в 1913 уехал в Париж. В 1933 вернулся в Японию, где оставался до 1950, затем снова поселился в Париже. Был три раза женат. Стиль Фужиты характеризуют как утонченный экспрессионизм, сочетающий западные и японские черты. О его творчестве не стоит судить только по рисункам, приведенным в моем посте: я выбирала не из лучшего, а из того, что нашла в Интернете — из работ, недавно проданных на аукционах (больше всего тут рисунков, относящихся к позднему периоду творчества художника).

+15 (девочки)

1952

1918

1918


1950

1954



1960







1951. На этом рисунке дети, по-моему, напоминают поросенка из "Алисы".





1960

+15 (девочки ч.2)

Девочки с куклой. 1955


Две сестры. 1959


1956

1956





Девочка в парке. 1957



1950



1950

1960

1960

1952-53

+ 14 (женщины)

В кафе. 1949


Танцовщицы. circa 1920

1932



Подруги




1931




Сон. 1947






1951




Мать и дочь. 1965

Часть диптиха "Бойцы" (об этом и еще одном похожем произведении немного пишут тут и тут). Хотя Фужита больше всего любил женщин и кошек (и они тут тоже есть), тут можно увидеть, как он изображал мужчин и собак. Женщина с темными волосами — знаменитая натурщица Кики (Kiki de Montparnasse). Фужита часто ее рисовал. Кики о Фужите (в русском переводе)
А тут я нашла сфотографированные фрагменты этих картин.

6+20 (разное) и ссылки

Кики 1927


Ангелы и сирены. 1918 (Картина вышла обрезанной по краям, т.к. сложно было сохранить изображение целиком.)


Иллюстрация к стихам о любви. Les divertissements d'Eros. Poèmes d'amour ornés d'aquarelles de Foujita. Paris: Henry-Parville, 16 avril 1927.


1956

1957

1963



1929

1956




1965

1958


Cлепые. 1955




1927

1957









1932

1932
Автопортреты.Еще один


Жан Кокто, Фужита и кошка.

Бенуа о Фужите
chloevanparis.blogspot.com/2010/08/tsuguharu-fo...
picasaweb.google.com/www.galerie1959.com/Foujit...
www.artnet.com/Artists/ArtistHomePage.aspx?arti...
www.liveinternet.ru/users/japanblog/post9659037...
www.mchampetier.com/sold-works-by-Leonard-Fouji...
www.artcyclopedia.com/artists/foujita_tsugoharu...

@темы: художники

---

Из рисунков Кеса ван Донгена к циклу романов Пруста "В поисках утраченного времени"

Кес ван Донген (1877-1968). Барон де Шарлю на вокзале Донсьер. Отсюда
«Направляясь к дачному поезду, он не мог удержаться (теперь только по привычке, потому что под влиянием вспыхнувшего в нем чувства он стал целомудренным или чаще всего потому что, во всяком случае, хотел оставаться ему верным), чтобы не окинуть чернорабочих, военных и молодых людей в теннисных костюмах беглым взглядом, пытливым и вместе с тем робким, а затем тотчас же почти совсем закрывал глаза с елейным видом перебирающего четки монаха, со скромностью жены, влюбленной в своего мужа, или благовоспитанной девицы.» («Содом и Гоморра»)
Более ранний отрывок из того же романа (о том, как барон де Шарлю познакомился со скрипачом Морелем):
«В этот момент в глубине зала ожидания, где мы с ней сидели, я увидел де Шарлю – он шел медленным шагом, а на некотором расстоянии нес его чемоданы носильщик.

В Париже, где я видел его только на вечерах, неподвижного, в черном фраке, плотно облегавшем его фигуру, державшегося прямо ради того, чтобы сохранять горделивую осанку, ради того, чтобы производить впечатление, ради того, чтобы оттенять свой дар красноречия, я не замечал, как он постарел. Сейчас, когда он в светлом дорожном костюме, в котором он казался толще, шел вразвалку, вихляя животиком и виляя задом, являвшем собой как бы некий символ, беспощадный дневной свет, падая на его подкрашенные губы, на припудренный подбородок, где пудра держалась благодаря кольдкрему, на кончик носа, на черные-черные усы, никак не гармонировавшие с седеющей шевелюрой, обнажал то, что при свете искусственном создавало бы впечатление свежести и моложавости.

Обмениваясь с ним короткими фразами, так как настоящего разговора у нас завязаться не могло из-за того, что его поезд должен был вот-вот отойти, я смотрел на дожидавшуюся меня около вагона Альбертину, и знаками давал ей понять, что сейчас приду. Когда же я повернулся лицом к де Шарлю, он попросил меня подойти к военному, его родственнику, и сказать, что он его зовет, – родственник стоял по ту сторону рельсов, как будто тоже собираясь сесть в наш поезд, но только если бы поезд шел из Бальбека. «Он служит в полковом оркестре, – пояснил мне де Шарлю. – Вы, к счастью, еще молоды, а я, к несчастью, начинаю стареть, – вам легче перейти рельсы». Я взял на себя труд подойти к военному и по лирам, вышитым у него на воротнике, сейчас же догадался, что это и правда музыкант. Но когда я уже готов был исполнить данное мне поручение, как же я был изумлен и даже обрадован, узнав в военном Мореля, сына лакея моего дяди, человека, с которым у меня было связано столько воспоминаний! Просьба де Шарлю вылетела у меня из головы. «Так вы в Донсьере? – Да, меня тоже зачислили в оркестр артиллерийского полка». Говорил он со мной сухо и смотрел надменно. Он заважничал, и встреча со мной, напоминавшая о роде занятий его отца, была ему, по-видимому, неприятна. Тут я заметил, что к нам идет де Шарлю. Очевидно, он рассердился на то, что я замешкался. «Я бы хотел послушать вечером музыку, – никак не обращаясь к Морелю, заговорил с ним де Шарлю, – за вечер я плачу пятьсот франков – может быть, это заинтересует ваших друзей, если они у вас есть среди музыкантов». Мне было хорошо знакомо высокомерие де Шарлю, и все же меня поразило, что он даже не поздоровался со своим юным другом. Но барон не дал мне времени над этим призадуматься. Ласково глядя на меня, де Шарлю протянул мне руку. «До свиданья, дорогой мой!» – сказал он, давая понять, что я здесь лишний. Да мне и самому давно пора было к моей милой Альбертине, которую я оставил одну. «Знаете, – сказал я, снова заняв место в вагоне, – жизнь на курорте и путешествия убеждают меня в том, что в светском театре меньше декораций, чем актеров, и меньше актеров, чем „ситуаций“. – Почему вы мне об этом говорите? – Потому что де Шарлю попросил меня позвать своего друга, а я вот сейчас, на этом самом перроне, узнал в нем одного из своих давних друзей». Рассказывая об этом, я старался отгадать, каким образом барону стало известно социальное неравенство между ним и Морелем, о котором я не подумал. Сначала мне пришло в голову, что он узнал об этом от Жюпьена, дочь которого, как мы помним, казалось, была влюблена в скрипача. Как бы то ни было, я был поражен тем, что за пять минут до отхода парижского поезда барон выразил желание послушать музыку. Однако, вызвав в памяти дочь Жюпьена, я начал склоняться к мысли, что в «узнаваниях» могла бы найти отражение весьма существенная сторона жизни, если бы мы умели достигать высот подлинной романтики, но тут меня осенило, и я понял, как я был наивен. Барон до этого в глаза не видел Мореля, а Морель – барона, ослепленного, но и оробевшего при виде военного, который, правда, носил всего только лиры, и до такой степени разохотившегося, что попросил меня привести к нему человека, о знакомстве которого со мной он не подозревал. Во всяком случае, пятьсот франков, должно быть, возместили Морелю то, что между ними прежде не было никаких отношений, так как я увидел, что они продолжают разговаривать, не помышляя о том, что стоят около нашего вагона. Припоминая, как де Шарлю подходил к Морелю и ко мне, я уловил сходство де Шарлю кое с кем из его родственников, пристававших на улице к женщинам. Только в данном случае намеченная жертва была другого пола. Начиная с определенного возраста, – даже если внутри нас происходят различные перемены, – чем больше мы становимся самими собой, тем отчетливее в нас проступают семейные черты. Природа, добиваясь гармоничности рисунка на своей ткани, нарушает однообразие композиции прихотливостью узоров, которые она оставляет незаконченными. Надменность, с какой де Шарлю смерил взглядом скрипача, могла быть оценена по-разному. Ее одобрили бы три четверти светских людей, привыкших раскланиваться, но не префект полиции, который несколько лет спустя установил за скрипачом надзор.

– Сударь! Парижский поезд сейчас отходит, – объявил носильщик, державший чемоданы в руках. «А, черт, да никуда я не поеду, сдайте вещи в камеру хранения!» – сказал де Шарлю и дал двадцать франков носильщику, а тот подивился перемене в планах пассажира и обрадовался вознаграждению. Щедрость де Шарлю немедленно привлекла к нему цветочницу: «Купите гвоздики, господин хороший, поглядите, какая роза, она принесет вам счастье». Только чтобы отвязаться от нее, де Шарлю дал ей сорок су, а цветочница осыпала его за это добрыми пожеланиями и попыталась навязать цветок. «Ах, Боже мой, да оставит она когда-нибудь нас в покое! – комически-жалобным тоном человека, выведенного из терпения, сказал де Шарлю, обращаясь к Морелю, в котором ему было до известной степени приятно искать поддержку. – Нам нужно поговорить о важных вещах». Может быть, носильщик отошел еще недостаточно далеко, а в расчеты де Шарлю не входило, чтобы вокруг него собралась многочисленная аудитория, а может быть, это вступление облегчало его надменной застенчивости переход к просьбе о свидании. Музыкант с властным и решительным видом обернулся к цветочнице и протянул в ее сторону ладонь, как бы отстраняя ее и давая понять, что ее цветы никому не нужны и чтобы она сию же минуту убиралась вон. Де Шарлю был восхищен этим повелительным, мужским движением до того изящной руки, что такое движение у другого молодого человека могло бы показаться неуклюжим, грубым в своей тяжести, – движением, говорившим о рано развившейся твердости и гибкости, делавшей этого безбородого юношу похожим на юного Давида, готового сразиться с Голиафом. Восторг барона непроизвольно выразился у него в улыбке, появляющейся у нас при виде ребенка с чересчур серьезным для его возраста выражением лица. «Вот было бы хорошо, если бы такой человек сопровождал меня во время путешествий и помогал мне в делах! – подумал де Шарлю. – Насколько легче мне было бы жить!»

Парижский поезд (в который барон так и не сел) отошел. Затем и мы с Альбертиной сели в наш поезд, и я так и не узнал, чем же все кончилось у де Шарлю и Мореля.»

5 акварелей и еще один длинный отрывок из Пруста

Робер де Сен-Лу женится на Жильберте Сван.
Не могу удержаться, хочется процитировать отрывок о Сен-Лу:
«Он был совсем не таким, каким я знал его когда-то. Жизнь не опростила его, не лишила благородной осанки, как господина де Шарлюса, но совсем напротив, произвела, если можно так выразиться, действие совершенно противоположное, придав ему непринужденный вид офицера кавалерии — хотя он и подал в отставку на момент женитьбы — каким он прежде никогда не был. По мере того как господин де Шарлюс оседал, Робер (разумеется, он был гораздо моложе, но можно было не сомневаться, что с возрастом он станет только лучше, подобно тому, как некоторые женщины совершенно сознательно приносят свое лицо в жертву фигуре и начиная с определенного момента не покидают Мариенбада, полагая, что, не имея возможности сохранить молодость во всем, следует подумать о молодой осанке — именно она способна достойно представить и все остальное) становился стройнее, стремительней — противоположное следствие того же порока. Эта его стремительность могла иметь совершенно различные психологические причины: страх быть замеченным, желание не показать этого страха, лихорадочность движений, что родится от недовольства собой и еще от тоски. Когда-то он имел привычку посещать некие злачные места, и поскольку не хотел быть замеченным ни входящим туда, ни выходящим оттуда, он словно поглощал себя сам, чтобы предоставить недоброжелательным взглядам гипотетических прохожих как можно меньше пространства для обозрения, так одним махом взлетают по лестнице. И эта порывистость так в нем и осталась. А еще, быть может, в этом была кажущаяся отвага человека, который хочет показать, что ему совершенно не страшно, который даже не желает терять времени на раздумья. Чтобы завершить картину, надо бы еще сказать о его желании оставаться молодым. И чем больше он старел, тем сильнее было это желание и более того — нетерпение, что свойственно вечно тоскующим, безнадежно пресыщенным мужчинам, что слишком умны для своей относительно праздной жизни, в которой не находят применения их способности. Конечно же, сама праздность этих людей может выражаться беспечностью. Но особенно при той популярности, какую снискали в последнее время физические упражнения и гимнастика, праздность сама превратилась в нечто вроде спорта и проявляется эдакой нервической суетливостью, именно она, судя по всему, не оставляет времени и места для апатии.
...
Став — во всяком случае, в этот непростой для него период — гораздо жестче и суше, чем прежде, он почти не проявлял теплых чувств по отношению к своим друзьям, например ко мне. Зато он был преувеличенно внимателен к Жильберте, что зачастую напоминало дурное комедиантство и выглядело довольно неприятно. Не то чтобы в действительности Жильберта была ему безразлична. Нет, Робер любил ее. Но он все время лгал ей — все его уловки были шиты белыми нитками, а ложь оказывалось легко разоблачить. Он полагал, что может оправдаться, лишь до смешного преувеличивая свое огорчение, которое в действительности испытывал, причиняя боль Жильберте. ...
Он настаивал, чтобы я остался в Тансонвиле, и однажды даже обмолвился, хотя, похоже, и не пытался сделать мне приятное, что мой приход доставил его жене большую радость и она пребывала в этом состоянии, по ее собственным словам, в этом радостном состоянии весь вечер, тот самый вечер, когда она чувствовала себя такой грустной, и будто бы я, явившись столь неожиданно, чудесным образом спас ее от отчаяния. «А может быть, и от худшего», — добавил он. Он просил, чтобы я попытался убедить ее, что он любит ее, что ту, другую женщину, которую он тоже любит, он любит гораздо меньше и в скором времени вообще порвет с ней. ...
«А, вот видишь, — говорил он мне с нарочитой сердечностью, так не походившей на его прежнюю, естественную сердечность, голосом алкоголика с хорошо выверенными актерскими модуляциями, — ради счастья Жильберты я готов на все! Она столько для меня сделала. Ты даже представить себе не можешь». Что было самым неприятным во всей этой ситуации, так это его себялюбие, ведь ему льстило, что Жильберта любит его, и, не решаясь признаться, что сам он любит Чарли, рассказывал, однако, о любви, которую скрипач якобы испытывает к нему, такие подробности, которые, как сам понимал Сен-Лу, были сильно утрированы, если вообще не выдуманы с начала до конца, к тому же Чарли с каждым днем требовал все больше и больше денег. В конце концов, доверив Жильберту моему попечению, он снова отправлялся в Париж.

Впрочем, мне однажды представилась возможность — это я немного забегаю вперед, поскольку все еще нахожусь в Тансонвиле, — понаблюдать за ним в свете, причем издалека, где его манера речи, несмотря ни на что, выразительная, яркая, живо напомнила мне о прошлом, но я был поражен, насколько он изменился. Он все больше и больше походил на свою мать, то чуть высокомерное изящество, которое он от нее унаследовал и которое у нее было безупречным благодаря превосходному воспитанию, у него казалось еще более заметным и даже несколько нарочитым, проницательный взгляд, свойственный всем Германтам, делал его похожим на исследователя, казалось, он не просто смотрит, а внимательно изучает место, где ему случилось оказаться, хотя происходило это почти бессознательно, словно бы по привычке или повинуясь какому-то животному инстинкту. Цвет, который был ему свойствен больше, чем всем остальным Германтам, — золото, материализовавшееся из солнечного света, — этот цвет, даже недвижный, создавал вокруг него диковинное оперенье и превращал его в нечто столь драгоценное и единственное в своем роде, что им хотелось завладеть, как орнитологу — редким экземпляром для своей коллекции, но мало этого, если этот превратившийся в птицу свет начинал двигаться, перемещаться, когда, к примеру, Робер де Сен-Лу появлялся на приеме, где оказывался и я тоже, он так изящно и в то же время горделиво вскидывал уже начинающую лысеть голову с золотым хохолком волос, да и сам поворот шеи казался настолько более гибким, гордым и изысканным, чем это можно было бы себе представить у человеческого существа, что помимо любопытства и восхищения, которые он вам внушал — причем природу этих чувств вам трудно было бы определить: то ли это светское любопытство, то ли зоологическое, — вы неизбежно задавались вопросом: где все это происходит — в предместье Сен-Жермен или в Ботаническом саду, и вообще, кто перед вами — высокий господин пересекает гостиную или по клетке прохаживается птица? Впрочем, все это обращение к недолговечному изяществу Германтов с их вытянутым носом-клювом, острыми глазами — все это весьма подходило его новому пороку и подчеркивало его. И чем дальше, тем больше походил он на тех, кого Бальзак называл «тетками». Стоит только добавить немного воображения, как становилось ясно, что подобному оперенью больше подошел бы птичий щебет. Ему казалось, что фразы, которые он произносит, достойны двора Людовика XIV, так он пытался подражать манере герцога Германтского. И в то же самое время некий трудноопределимый штришок сближал ее с манерой господина де Шарлюса. «Я отлучусь на минутку, — сказал он мне тем вечером, когда госпожа де Марсант отошла в конец залы, — пойду приволокнусь за мамашей». Что же касается этой любви, о которой он твердил мне беспрестанно, имелась в виду не только его любовь к Чарли, хотя только она и имела для него значение. Какова бы ни была любовь мужчины, мы всегда заблуждаемся относительно количества его связей, поскольку нам свойственно принимать за любовные связи обычные дружеские отношения, что уже является ошибкой, но мало этого — мы полагаем, будто одна выявленная связь исключает другую, а это не меньшее заблуждение. Двое людей могут сказать: «Я знаю любовницу господина X.», произнеся два различных имени, и при этом ни тот, ни другой не погрешит против истины. Одна женщина, даже страстно нами любимая, редко удовлетворяет всем нашим потребностям, и мы изменяем ей с другой, которую вовсе даже и не любим. Что же касается того вида любви, какую Сен-Лу унаследовал от господина де Шарлюса, то можно сказать, что муж, проявляющий к ней склонность, как правило, способен сделать свою жену счастливой. Это единое правило, из которого Германты находили способ сделать исключение, ибо те, кто испытывает подобную склонность, всеми силами пытаются показать, что, совсем напротив, склонность они питают только к женщинам. Они появляются то с одной, то с другой, приводя в отчаяние собственную жену. Курвуазье поступали более осмотрительно. Юный виконт де Курвуазье искренне верил, будто он единственный со дня сотворения мира, кто испытывает влечение к особам своего пола. Полагая, что склонность эта внушена ему не иначе как самим дьяволом, он пытался с ней бороться, женился на очаровательной женщине, произвел на свет детей. Потом какой-то кузен открыл ему глаза, объяснив, что подобного рода пристрастия весьма распространены, и был так любезен, что даже отвел его в места, где эту самую склонность можно было легко удовлетворить. Господин де Курвуазье полюбил жену еще больше, удвоил свои усилия по деторождению, и эта чета была признана лучшей супружеской парой Парижа. Чего нельзя было сказать о Сен-Лу, потому что Робер, вместо того чтобы довольствоваться тем, к чему питал природную склонность, заставлял свою жену страдать от ревности, заводя безо всякого удовольствия романы с многочисленными любовницами.

Вполне возможно, что Морель, отличавшийся очень смуглым оттенком кожи, был необходим Сен-Лу, как солнечному свету необходима тень. В столь древнем семействе нетрудно было представить себе некоего высокого, золотоволосого, умного господина, наделенного всеми мыслимыми достоинствами и таящего в глубине сердца тайное, никому не ведомое влечение к неграм.

Впрочем, Робер никогда не позволял, чтобы разговор коснулся этой темы — какого рода любовные отношения ему свойственны. Если я и заикался об этом, он тут же отвечал: «Ах, не знаю», всем своим видом демонстрируя глубочайшее безразличие, и даже терял монокль. «Понятия не имею о подобных вещах. Если хочешь что-то об этом узнать, дорогой мой, советую тебе обратиться к кому-нибудь другому. А я простой солдат. Мне все это безразлично в той же степени, в какой волнует война на Балканах. А ведь когда-то тебя это тоже интересовало, я имею в виду этимологию сражений. Я тебе, помнится, говорил, что нам еще предстоит увидеть, и даже не один раз, типичные, так сказать, классические сражения, вот, к примеру, эта грандиозная попытка окружения фланговой ударной группой, я имею в виду битву при Ульме. Так вот, хотя, конечно, эти Балканские войны — штука весьма специфическая, могу утверждать, что Люлле-Бюргас — это еще один Ульм, тоже захват флангов. Вот на эту тему мы могли бы с тобой побеседовать. А что же касается того, на что ты намекаешь, должен сказать, для меня это все китайская грамота».

В то время как Робер пренебрегал подобными темами, Жильберта, напротив, охотно затрагивала их в разговоре со мною, стоило тому в очередной раз исчезнуть, разумеется, не по поводу своего мужа, ибо она ни о чем не подозревала или, во всяком случае, делала вид, что не подозревает. Но она охотно распространялась на эти темы, когда речь заходила о других, — то ли оттого, что видела в этом какое-то косвенное оправдание для Робера, то ли оттого, что тот, вынужденный, как и его дядюшка, с одной стороны, хранить молчание относительно всего этого, а с другой — изливать душу и злословить, — в немалой степени просветил ее. Наряду с другими не был пощажен и господин де Шарлюс: без сомнения, Робер, хотя и не говорил напрямую с Жильбертой о Шарли, все же не мог в разговоре с нею не повторить в той или иной форме то, что он узнал от скрипача.» («Обретенное время»)

Жильберта с подругой.

Робер де Сен Лу и князь де Бородино у парикмахера.

Альбер Блок и повествователь в публичном доме.
Отсюда

Названия не нашла, не могу сказать, кто именно из героинь Пруста тут изображен (дочь Вентейля с подругой, Альбертина с подругой и т.д.) Отсюда
artledger.com/node/2441
Эти иллюстрации (созданные в1946-47) мне не кажутся удачными, зато они дали мне повод привести отрывки из Пруста.

@темы: Марсель Пруст, женщины

---

Из «Обретенного времени»: «Впрочем, Робер никогда не позволял, чтобы разговор коснулся этой темы — какого рода любовные отношения ему свойственны. Если я и заикался об этом, он тут же отвечал: «Ах, не знаю», всем своим видом демонстрируя глубочайшее безразличие, и даже терял монокль. «Понятия не имею о подобных вещах. Если хочешь что-то об этом узнать, дорогой мой, советую тебе обратиться к кому-нибудь другому. А я простой солдат. Мне все это безразлично в той же степени, в какой волнует война на Балканах. А ведь когда-то тебя это тоже интересовало, я имею в виду этимологию сражений. Я тебе, помнится, говорил, что нам еще предстоит увидеть, и даже не один раз, типичные, так сказать, классические сражения, вот, к примеру, эта грандиозная попытка окружения фланговой ударной группой, я имею в виду битву при Ульме. Так вот, хотя, конечно, эти Балканские войны — штука весьма специфическая, могу утверждать, что Люлле-Бюргас — это еще один Ульм, тоже захват флангов. Вот на эту тему мы могли бы с тобой побеседовать. А что же касается того, на что ты намекаешь, должен сказать, для меня это все китайская грамота».

@темы: Марсель Пруст

---

Знаете, зачем лорд Себастьян приходил? Ему нужна была щетка для его плюшевого мишки, непременно с очень жесткой щетиной, но, сказал лорд Себастьян, не для того, чтобы его причесывать, а чтобы грозить ему, когда он раскапризничается. Он купил очень хорошую щетку из слоновой кости и отдал выгравировать на ней „Алоизиус“ — так зовут медведя.
     Ивлин Во (перевод И.Бернштейн).

Раньше я читала, что привычка Себастьяна Флайта всюду носить с собой плюшевого медвежонка (Алоизиуса) была в реальной жизни свойственна Стивену Теннанту (у него была еще и игрушечная обезьянка), и поэту Джону Бетжемену, когда тот учился в Оксфорде, причем его медвежонка звали Арчи, а тут, в комментариях к роману, прочла, что подобная привычка была и у некоторых других оксфордских студентов. У Беверли Николса был игрушечный кролик по имени Катберт, а Кит Дуглас, музыкант, писавший в студенческом журнале, как и Ивлин Во, стал появляться на людях с медвежонком немного раньше, чем Бетжемен.

@темы: Ивлин Во

---

 aretania показала мне серию книг, в которых последователи американского литературоведа Хэролда Блума учат студентов писать эссе о произведениях классиков ("Bloom's How to Write about..."). Сам Блум написал коротенькие предисловия ко всем изданиям. Мне захотелось перевести одно из них — из книги " Как писать об Оскаре Уайльде":
«Чтобы написать об Оскаре Уайльде, надо вспомнить принцип Хорхе Луиса Борхеса: Оскар всегда прав. Хотя любимым тропом Уайльда была гипербола, его вывернутые наизнанку общие места с замечательным постоянством оказываются сказанными по существу. Блумианский принцип чтения Оскара: воспринимать его юмор серьезно, а его возвышенную серьезность — с юмором, потому что в этом его суть. Человек, который, умирая слишком молодым на чужбине, мог сказать, что смерть ему не по средствам, и пробормотать, что кто-то должен уйти — он или обои*, заслуживает чуткого отклика.
Уайльд — великий комедиограф, особенно в "Как важно быть серьезным", и значительный, хотя и не оригинальный, критик. Как ученик Рескина и Патера, он популяризирует, почти не изменяя, их идеи. Его самый заметный вклад в критику — диалог "Упадок лжи".
Помимо Рескина и Патера, подлинное литературное родство связывает Уайльда с великими творцами викторианского нонсенса — Льюисом Кэрроллом и Эдвардом Лиром. Попробуйте почитать параллельно комедии Уайльда и великие романы Кэрролла об Алисе или сопоставьте критические диалоги Оскара с "Йонги-Бонги-Бо" и "Донгом с Сияющим Носом" Эдварда Лира.
Как ни странно, хотя "Баллада Редингской тюрьмы" метрикой и атмосферой очень напоминает "Балладу о старом мореходе" Кольриджа, тюремная поэма Уайльда на самом деле — порождение мира кэрролловского безумного "романа поиска" "Охота на Снарка". Сравните два эти произведения — результаты вас удивят.
Подвожу итог: мы не можем стать такими, как Уайльд, он превосходит нас гением, но нам нужно писать о нем по возможности в его духе. Общепринятый подход приведет к неудаче. Оскар парадоксален, на него нужно нападать из засады — c коварными уловками и безумными (только на первый взгляд) сопоставлениями.»
Bloom's How to Write about Oscar Wilde by Amy S. Watkin, Harold Bloom, Infobase Publishing, 2009, pр. vii- viii
Отсюда.
*"My wallpaper and I are fighting a duel to the death. One or the other of us has to go." (Ellmann, Oscar Wilde 581)

Как ни странно, я после этого не стала одновременно перечитывать "Балладу Редингской тюрьмы" и "Охоту на Снарка", зато перечитала Эдварда Лира.

@темы: литература, Льюис Кэрролл, Oscar Wilde

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

От Уинстона Черчилля — Гаю Берджессу, чтобы укрепить его достойные восхищения чувства

После того, как  amethyst deceiver показала мне, что есть спектакль про Черчилля и Гая Берджесса, в котором Берджесса играл Камбербэтч (я писала тут), я захотела поместить у себя фотографии молодого Берджесса. Но отвлеклась. И тут Amethyst deceiver показала мне заметку о том, как в мае этого года на аукционе продавали за 18 000 фунтов книгу, подаренную сэром Уинстоном Черчиллем "шпиону и предателю Гаю Берджессу", с надписью "От Уинстона Черчилля — Гаю Берджессу, чтобы укрепить его достойные восхищения чувства. Октябрь 1938" ("To Guy Burgess, from Winston S. Churchill, To confirm his admirable sentiments, October 1938.")
Эта книга была подарена как раз на изображенной в спектакле встрече. 27-летний Гай Берджесс (1910-1963), работавший тогда на Би-би-си, убедил свое начальство пригласить Черчилля выступить по вопросу Средиземноморья. Тот сперва отказался, а затем пригласил Берджесса обсудить это выступление. Оказалось, что Черчилль в это время был озабочен тем, что Чемберлен в Мюнхене уступил Гитлеру в вопросе о Чехословакии. Неожиданно, к удивлению Берджесса, Черчилль поинтересовался его взглядами на этот вопрос. Тот смущенно предложил Черчиллю использовать свое красноречие и взволновать страну протестующими речами. Берджесс и Черчилль проговорили несколько часов, а затем Черчилль подписал и подарил гостю экземпляр одной из своих книг.
Вскоре после этого Берджесс стал работать в британской разведке (на советскую он уже работал). В 1951 году он сбежал в Советский Союз. Каким же был этот человек с его admirable sentiments?

Гая Берджесса описывают как "человека, подчеркнуто гомосексуального, поразительно красивого и очаровательного, непредсказуемого, неаккуратного, с тяжелым алкоголизмом", склонного к промискуитету, предпочитающего избегать серьезных отношений и одерживать все новые сексуальные победы. "Он не обладал ни одним из тех качеств, которых обычно ждут от секретного агента. Но у него было много влиятельных друзей и поклонников, что помогало ему узнавать тайны, полезные для Советов." (Отсюда.)

«Уже в 1950-е, когда он служил в министерстве иностранных дел Великобритании, Бёрджесс был направлен на работу в Вашингтон. Говорят, перед поездкой начальник наставлял его: в Америке избегай трех вещей: "расистских штучек", контактов с радикальными элементами и гомосексуальных приключений.

"О, вы полагаете, мне не стоит флиртовать с Полом Робсоном?" - ответил Бёрджесс.» (Отсюда.)
Вот тут я нашла следующие характеристики Берджесса и еще одного шпиона из "кембриджской пятерки", известного искусствоведа, сэра Энтони Бланта (1907 — 1983):«Арнольд Дейч оставил в НКВД замечательные психологические портреты кембриджцев, когда его отозвали в Москву. ...
Цитирую по книге Найджела Уэста.

Медхен - Гай Берджесс

Медхен (нем. - девочка) сам из не очень знатной, но богатейшей ирландской семьи. По линии отца он из семьи военных, а родственники матери могут считаться настоящими королями финансового мира Сити. Внешне он типичный ирландец, также ирландец и по манере держаться. Волосы волнистые, русые. Глаза - карие или зеленые. Высокий, атлетически сложен. Крайне хорош собой. Он ярко выраженный холерик, нервный, яркий, склонный к эмоциональному поведению. В колледже он был шефом клуба "Кембриджских апостолов" и образцом всеобщего подражания... Поражал всех своими знаниями, игнорируя при этом лекции. В 19 лет вступил в компартию, хотя по взглядам крайне не ортодоксален, скорее - троцкист-милитант. Открытый педераст, склонный к частой смене партнеров. Главная его проблема - алкоголизм, который к 25 годам усилился до такой степени, что стал причиной серии драк и скандалов в Закоулке (шифр, это значит - Форин Офис). Также увлечен морфием, как сообщает Стюарт (Маклин). В нетрезвом виде неконтролируем, устраивает скандалы, дерется, скандалит на политические темы, легко может спровоцировать провал агентуры. Медхен - самый умный и талантливый из участников кембриджской группы, человек явного дарования, но не дисциплинирован и склонен к оргиям и скандалу. При этом убежденный коммунист, ради дела готовый на все.

Тони - сэр Энтони Блант

Тони - типичный английский интеллигент. Говорит на очень выспренном английском языке. Сын викария из старого норманнского рода, по линии матери племянник графа Стрэтмора. Тони находится в родстве с Виндзорами, но склонен скрывать свое происхождение из "верхней тысячи". Выглядит весьма женственно. Глаза цвета стали, блондин, высокий. Внешне - типичный британский аристократ. Привлечен к нам заслугой агента Медхен, с которым состоит в связи и которому безраздельно предан с детских лет. Педераст. Медхен говорит, что это у него врожденное. Образован, умен. Коммунизм для него зиждется на теоретических выкладках. Имеет несколько трудов о марксизме применительно к истории искусства. Значительно устойчивее и рациональнее Медхен. Скромен, без особых претензий. Прекрасно владеет собой, холодный и слегка вычурный. Очень нравится женщинам, но игнорирует их. Меньше связан с компартией, чем Медхен. Вряд ли он отказался бы от своей карьеры ради нашей работы. Он хорошо понимает свои задачи и готов нам помочь. Пользуется авторитетом среди студентов.»

Пишут, что Берджесс в России не желал становиться примерным советским гражданином, как Маклин (кстати, Маклин в Кембридже был любовником Берджесса, но в дальнейшем вел себя, как гетеросексуал), не стал учить русский язык и продолжал заказывать костюмы на Сэвил-роу. Ему было позволено иметь любовника (в фильме Шлезингера о Берджессе ("Англичанин за границей" ) это электрик из театра по имени Коля — видимо, в реальности и правда был простой парень: Берджесс питал к ним слабость, как и многие другие джентльмены-геи). Он продолжал много пить и умер от алкоголизма в 52 года.



Берджесс дает интервью в своей московской квартире








Берджесс с Томом Драйбергом, о котором я писала тут. Это именно к Драйбергу относится шутка Черчилля, что такие, как он, "создают содомии плохую репутацию". А недавно, когда я писала о гомосексуальности в частных школах, мне попалась история о том, как Тома Драйберга, когда он был старшеклассником в Лэнсинге, исключили из числа перфектов и наказали за то, что он приставал к младшеклассникам. Так рано он начал попадать в скандалы, которых потом было много в его жизни. Кстати, Драйберг написал биографию Берджесса.

Берджесс является героем некоторых художественных фильмов. Я упоминала "Англичанина за границей" Шлезингера, а можно назвать еще сериал Би-би-си Cambridge Spies (2003) и фильм "Другая страна" (Берджесс является прототипом героя фильма, Гая Беннетта) — статья о фильме.

Любопытные факты:
* Правнук Дональда Маклина в 1983 году женился на внучатой племяннице другого участника Кэмбриджской пятерки, Гая Берджесса.
* Жена Маклина, Мелинда, переехала к нему в СССР из Америки, но вскоре развелась с ним и вышла замуж за Кима Филби.
* Актёр Руперт Эверетт приходится Маклину внучатым племянником.
(Из Википедии)


Сэр Энтони Блант, хранитель королевской картинной галереи, и королева Елизавета II.

Статьи на русском о Берджессе и Бланте

@темы: история, гомосексуальность, secret agents, Черчилль

---

Писала о Гае Берджессе, Томе Драйберге и т.д. и вспомнила диалог из "Симпсонов".
— Вы поможете мне скрыть ошибки юности и зрелого возраста?
— Какого рода? Романтические, финансовые или изменнические?
— Русская шлюха*. Решайте сами.
— Пустяки. Будем считать, что вы были в разведке.
— И я кое-что разведал. Что она — парень.
*В оригинале hooker, что значит не только "шлюха, проститутка", но и "вербовщик провокаторов".

По-английски

Krusty the Clown: Are you guys any good at covering up any youthful and middle-aged indiscretions?
Mr. Burns: Are these indiscretions romantic, financial, or treasonous?
Krusty the Clown: A Russian hooker, you tell me.
Mr. Burns: Oh, no problem. We'll say you were on a fact-finding mission.
Krusty the Clown: I did find out one fact. She was a guy.
"The Simpsons" Mr. Spritz Goes to Washington 2003

@темы: поток сознания, The Simpsons

---

Фиванский отряд

В посте о пьесе Акерли "Военнопленныe" я забыла написать о словах одного из второстепенных персонажей, лейтенанта Аделби (разговор идет о Плутархе):
АДЕЛБИ:... Когда я был мальчиком, помню, порой сам не свой был от некоторых из этих рассказов о героях. Фиванский отряд! Бывало, я даже плакал — думаю, потому что они были такими прекрасными героями, а я (улыбается) — не был. Жаль, что мы утратили все это, это великий культ героев. Каждый из этих мужчин обычно брал с собой на войну своего близкого друга, правда? И они могли защищать друг друга. У мужчины было что-то реальное, за что он мог сражаться. (Пауза.)
КОНРАД: Э... да.

По-английски

ADELBY: I've read bits of it before. When I was a boy I used to be so stirred, I remember, by some of the tales of the heroes. The Theban band! I used to cry, too — I suppose because they were such fine heroic figures, and I [he smiles] — wasn't. It's a pity we've lost all that, that great hero-worship. Each man used to take his intimate friend to war with him, didn't he? And they'd protect each other. It gave a man something real to fight for. (Here is a pause. ) CONRAD: Er . . . yes. (Gay plays edited by Michael Wilcox, Methuen, 1988, р. 105)(Добавлю это потом в пост)
О фиванском Священном отряде у Плутарха:
Некоторые утверждают, что отряд был составлен из любовников и возлюбленных. Сохранилось шутливое изречение Паммена, который говорил, что гомеровский Нестор оказал себя неискусным полководцем, требуя, чтобы греки соединялись для боя по коленам и племенам..., вместо того, чтобы поставить любовника рядом с возлюбленным. Ведь родичи и единоплеменники мало тревожатся друг о друге в беде, тогда как строй, сплоченный взаимной любовью, нерасторжим и несокрушим, поскольку любящие, стыдясь обнаружить свою трусость, в случае опасности неизменно остаются друг подле друга. ... Говорят, что Иолай, возлюбленный Геракла, помогал ему в трудах и битвах. Аристотель сообщает, что даже в его время влюбленные перед могилой Иолая приносили друг другу клятву в верности. Вполне возможно, что отряд получил наименование «священного» по той же причине, по какой Платон зовет любовника «боговдохновенным другом».(Отсюда)

@темы: Лоуренс Аравийский, английская литература, гомоэротизм, античность

---

Последние дни слушаю то же, что в детстве. Очень хорошо помню пластинку "Танцевальная музыка 30 годов". Два танго — "Цыган" и "Дождь идет" (нашла ссылку тут.)


Еще я очень любила в детстве "Kiss of Fire" (танго "Эль Чокло") в исполнении Катерины Валенте (нашла тут).

А в исполнении Армстронга "Kiss of Fire" мне не так давно нашла  Masudi и теперь мне больше всего нравится эта версия.

Эту песню я в детстве не знала (понравилась впервые в сериале "Дживс и Вустер"). Нашла ее по ссылке отсюда.

@темы: музыка