Уже давно обещала  Belchester написать, какие песни я сейчас слушаю, но когда она передала мне этот флешмоб, я слушала только "Юлия Цезаря в Египте".



Надо сказать, что Андреас Шолль мне понравился после того, как я услышала что-то в его исполнении у  Sectumsempra.

@темы: музыка

---

Тайнен забавно написал (в связи с Т.Э.Лоуренсом): «Странно, как много было в жизни британских высших классов между двумя войнами стальных, подвижных мужчин со сверкающими глазами, которые пили чай в герцогских зимних садах, а потом удалялись в меблированные комнаты, чтобы снять штаны и быть выпоротыми».
Запись из дневника Кеннета Тайнена

@темы: Лоуренс Аравийский, Англия

---

Вскоре после этой записи прочитала, как в 1971 году Кеннет Тайнен с женой познакомились в Испании с неким Рафаэлем Осборном*, геем лет шестидесяти, внешне похожим, по мнению Тайнена, на Жана Кокто. Он пригласил их в гости — в свое поместье, где жил вместе с незамужней дочерью (когда-то он был женат на даме из Техаса, потом они расстались) и двенадцатилетней сиамской кошкой.
Тайнен подумал, что Рафаэлю Осборну «выпала нелегкая участь быть тонко чувствующим геем среди мачизма испанского общества, которое, единственное в Европе, до сих пор еще не приняло гомосексуалов». Хотя в Великобритании гомосексуальные действия между совершеннолетними перестали быть противозаконными лишь за четыре года до того, как Тайнен это написал, образованным англичанам давно уже казалась дикостью откровенная гомофобия. А в Испании, пишет Тайнен, им довелось беседовать с богатой дамой, которая рассказала, как ее изумительный повар оказался геем, а поскольку у нее был маленький сын, «повара, конечно, пришлось рассчитать».
Тайнен и его жена навестили нового знакомого в его «миниатюрном Версале, странном разрушенном дворце», построенном в 1620 году. Полуразрушенным это место выглядело не потому, что у хозяина не хватало денег на ремонт, а потому, что ремонт был неторопливым, обдуманным. Но часть дома, в которой обитали Осборн и его дочь, была изысканно обставлена. «Казалось, это здание было символом пыльной, пустынной, феодальной Испании, в которой Рафаэль выкроил изящный уголок, дав волю своим презираемым и утонченным фантазиям. Как ужасно, должно быть, родиться таким чудовищем в обществе, настолько вырождающемся, ограниченном, лицемерном и антиинтеллектуальном, как общество богатой Андалусии. Проезжая на следующий день через деревню возле Кордовы, мы видели дом, на двери которого мелом было написано "maricon" (педик). Не думаю, что такое могло произойти где-то еще в Европе».

* Он принадлежал к семейству Осборнов — владельцев Grupo Osborne, одной из старейших фирм Испании, основанной в 1772 году англичанином по имени Томас Осборн Манн.
Kenneth Tynan. The Diaries of Kenneth Tynan. Bloomsbury Publishing, 2002, 66-67.

@темы: гомосексуальность

---

Запишу тут, чтобы не потерять. Прочитала в письме Брайхер к Х.Д.: когда жена Бекфорда, уехавшая вместе с ним в Швейцарию, умерла, рожая вторую дочь, двадцать восемь наиболее влиятельных граждан города Веве подписали петицию, направленную, как я поняла, английскому правительству, в которой утверждали, что обвинения против Бекфорда в содомии не могут быть справедливы, поскольку он достойно вел себя по отношению к беременной жене (Брайхер прочитала об этом в биографии Бекфорда, написанной в 1932г. Дж.У. Оливье). Забыла упомянуть об этом, когда писала о Бекфорде.
Analyzing Freud: Letters Of H. D., Bryher, And Their Circle, 2002, p. 300.

@темы: биографии

---

Domerò la tua fierezza

Птолемей (Кристоф Дюмо) и Клеопатра.

@темы: музыка

---

Опять дневник Кеннета Тайнена (из записей 1976 г.): «Газетная фотография Эдварда Монтегю (1) (заключенного в тюрьму за гомосексуальность в 1954 вместе с Питером Уайльдбладом (2)) напоминает мне, насколько лучше и цивилизованнее стала жизнь после отмены закона против гомосексуальных действий между совершеннолетними. Как отчаянно боялись шантажа и закона все геи из числа моих друзей! Я думаю о Джеймсе Эгейте (3), которого десятилетиями шантажировал один порочный гвардеец. И каким скотством это выглядело, когда Беверли Бакстер (4) в начале пятидесятых сочинил подлую статейку, критикующую театральных "холостяков" — Коуарда, Раттигана, Гилгуда и Новелло — которые никогда не знали во всей полноте брака и семейной жизни. Сможем ли мы когда-нибудь ощутить ужас, который, должно быть, охватил Джона Г[илгуда], когда он был арестован "за приставания к мужчинам" в общественном туалете в Челси — всего лишь двадцать лет тому назад? В этом отношении жизнь сейчас несравнимо свободнее и лучше, чем в то время, когда я учился в школе. Оглядываясь на прошлое, я ничем так не горжусь, как залогом, внесенным за Питера Уайльдблада»*.

*Kenneth Tynan. The Diaries of Kenneth Tynan. Bloomsbury Publishing, 2002, p. 312.

Примечания

1) Эдвард Джон Баррингтон Дуглас-Скотт-Монтегю, третий барон Монтегю оф Белью (1926 -)
Прочитать о нем можно в англоязычной Википедии (тут). Мне понравилась его фотография со второй женой (1974, фотограф Аллан Уоррен).
2) Питер Уальдблад (1923 - 1999) журналист и писатель. Статья о нем в Википедии (на русском).
3) Джеймс Эгейт (1877 – 1947) известный и очень влиятельный театральный критик.
4) Беверли Бакстер (1891 - 1964) журналист и политик, уроженец Канады. Одно время был театральным критиком в «Ивнинг стандард».

@темы: гомосексуальность, Англия

---

20 сентября 1971 года Кеннет Тайнен пишет в дневнике: «Держится отстраненно — носит многие маски. Непостижимое высшее существо. Наркоман. Мастер тайных искусств. Не поддерживает ни один из классов и, кажется, ни к одному не принадлежит. Презирает официальность и признанные авторитеты. Любит музыку. Кому присущи все эти качества? Собирательному портрету художника девятнадцатого столетия? Нет, вы уже догадались: Шерлоку Холмсу»*.

*Kenneth Tynan. The Diaries of Kenneth Tynan. Bloomsbury Publishing, 2002, p.68.

@темы: Шерлок Холмс

---

9 октября 1972 года Кеннет Тайнен записал в дневнике: «Основное различие между лондонским театральным миром наших дней и тем, каким он был двадцать лет назад, — сравнительная малочисленность геев. В дни Ноэля К[оуарда] и Джона Г[илгуда] огромное количество лучших молодых актеров, режиссеров и драматургов было гомосексуально. Теперь же вспоминается лишь какая-то горстка — Иэн Маккеллен, Робин Филлипс, Алек Маккоуэн, покойный Джо Ортон. Если так, что же это означает? Что вседозволенность, давшая подросткам более широкие возможности для секса, позволила многим неопределившимся предпочесть гетеросексуальность гомосексуальности. Что изменения в обществе заполнили ряды лучших актеров Вест-Энда выпускниками государственных школ, где геи сравнительно редки, вместо мальчиков из частных школ, где процветает гомосексуальность? Я не уверен и хотел бы узнать» (The Diaries of Kenneth Tynan. Bloomsbury Publishing, 2002, p. 103).
О гомосексуальности в английском театре 1950-х годов я писала тут и тут.

@темы: гомосексуальность, театр, Англия

---

Кеннет Тайнен, прочитав воспоминания Тенесси Уильямса, записал в дневнике, что ему показалось, будто пьесы Тенесси Уильямса не мог написать этот человек, живущий такой вульгарной жизнью среди подонков общества. Их могла бы написать его душевнобольная сестра Роза, чувствительная и поэтичная девушка*. Меня эти слова удивили. Мне, наоборот, кажется, что эти пьесы мог бы написать только Тенесси Уильямс, каким я его знаю по этим мемуарам, по его статьям и письмам.
Кеннет Тайнен, кстати, знал Тенесси Уильямса вовсе не только по мемуарам. Именно Тайнен привез его знакомиться с Хемингуэем. (Тут мне вспомнился рассказ Брэдбери о Хемингуэе: «А факты были таковы: в Гаване, километрах в четырнадцати от "Финки Вихии", усадьбы Папы, есть бар, который он посещал. Тот, где в его честь назвали коктейль, а вовсе не тот, шикарный, где он встречался с литературными светилами вроде К-к-кеннета Тайнена и... э-э... Т-теннесси У-уильямса (как проговорил бы это мистер Тайнен)».)

*Kenneth Tynan. The Diaries of Kenneth Tynan. Bloomsbury Publishing, 2002, p.307.

@темы: Теннесси Уильямс

---

Услышала в исполнении Ричарда Томпсона мюзик-холльную песню "Waiting At The Church", вспомнила, как в детстве хотела узнать, что именно цитирует Энгус Уилсон в книге «Мир Чарльза Диккенса», когда пишет «Сыграть над старой девой Черити злую шутку в духе "а я его в церкви ждала"* - что же, достойный финал слабой части книги, но жаль, что на этой неверной и режущей слух ноте кончается безусловно интересный роман [«Мартин Чеззлвит»]». В примечаниях об этом ничего не говорилось. Но благодаря переводчику было понятно, что цитируется песня. Правда, в детстве я думала, что это что-то вроде жестокого романса, а оказалось, что песня комическая. Где-то я видела, что ее называют викторианской, на самом деле она эдвардианская, т.к. впервые была исполнена в 1906 (певицей, известной под псевдонимом Веста Виктория).

Richard Thompson — Waiting At The Church на Яндекс.Музыке

Об альбоме Ричарда Томпсона '1000 Years of Popular Music' я узнала из этой записи Antitheos.
*"The 'there was I waiting at the church' joke" (The world of Charles Dickens by Angus Wilson, 1970, p. 178).

@темы: музыка, Англия

---

Противопоставляя изображение гомосексуальности в испанских и американских фильмах, авторы книги "Гендер и испанское кино" пишут: «Во-первых, нельзя забывать, что раньше возникшая и более суровая испанская цензура принимала все меры для того, чтобы не пропустить любые эпизоды с изображением женской и мужской гомосексуальности, вплоть до нелепых запретов на такие фильмы, как «Смерть в Венеции» (Лукино Висконти, 1971) и «Некоторые любят погорячее» (Билли Уайлдер, 1959). Об этом последнем фильме Хосе Мария Гарсия Эскудеро, возглавлявший в то время Главное управление кино [la Dirección General de Cine], заявил, что "он должен быть запрещен ... хотя бы ради того, чтобы мы продолжали принимать строгие меры по отношению к гомосексуалистам". Ситуация начнет медленно меняться в начале 70-х...»*

*Gender and Spanish cinema by Steven Marsh, Parvati Nair, Berg, 2004, p.90.

@темы: кино, гомосексуальность

---

Рассказ Дж.Б.Пристли

Когда-то он произвел на меня сильное впечатление. Тогда я училась в четвертом или пятом классе, а моя мама читала по-польски сборник страшных рассказов, переведенных с английского. Она купила эту книгу по ошибке, вместе с детективами на польском, но Пристли ей нравился (особенно "Опасный поворот"), и она стала переводить его рассказ вслух — для меня (я тоже любила "Опасный поворот", а еще рассказ "Дядя Фил и телевизор"). Перечитав эту историю сейчас, я удивилась — оказывается, я запомнила много подробностей (уцелевших даже при двойном переводе).
Потом книга куда-то делась. Может, потерялась при переездах. А может быть, мама отнесла ее в букинистический, потому что рассказы все-таки не детективные. Детективы на польском у нее сохранились до сих пор — что-то из Рекса Стаута, например.
Насколько мне известно, этот рассказ не издавался в русском переводе. В оригинале я нашла его в этом сборнике.

UNDERGROUND

UNDERGROUND

Ray Aggarstone took the Northern Line from Leicester Square. It was some time since he had gone anywhere by Underground. Either he had used his car or had taken taxis for shorter journeys. But now that he was almost ready for what he liked to call, to himself but not to anybody else, the Big Getaway, he had sold his car for just over four hundred quid. Just showed you how useful it could be to chat somebody up, in this case that stupid sod who was always in the Saloon bar of the King's Arms. While waiting on the crowded platform at Leicester Square, Ray told himself once again that he was careful as well as very clever. For instance, after that car deal and with a few drinks inside them, some fellows would have boasted about the Brazilian setup and the flight to Rio, but not Ray — not on your life! He had told this stupid sod exactly the same story he had told his mother and his wife, Cherry, now waiting for him somewhere near the end of this Northern Line. "Going to France, old man — Nice actually — where I've bought into a very promising property deal. Smart work, if I may say so."
     But of course he hadn't shown him the letters he'd concocted to show his Mum and Cherry, now ready to part with eight thousand between them, about all they had. They were both so excited about his plan for them to join him at Nice within the next two or three weeks, like a pair of idiotic kids, they left business entirely to him, Mum's clever handsome son, Cherry's dominating, fascinating if occasionally unfaithful husband. Serve them right when he vanished with the two cheques he was going to collect — the silly cows!
     No train yet but more people arriving on the platform. He changed his place, bumping and shoving a bit, if only to show these types what he thought about them. A run-down lot in a running-down country! He could never come back of course, not after those two women finally decided he'd robbed them blind, but he didn't want to anyhow. He'd had it here all right — finish! He couldn't blame Rita and Karl for sneering and jeering, even though now and again they got his goat, specially Karl. But that was early on, before they began to talk business.
     The train came along, already more than half full. And because he hadn't stood near the platform edge, though he pushed and shoved as hard as anybody, perhaps a bit harder than most, of course he didn't get a seat — not a hope! So there he was, standing and swaying, wedged in with a lot of'fat arses, smelly underclothes and bad breath. Looking around, disgusted, he couldn't imagine now what had made him come down here when he might have hired a car, travelled in comfort and also impressed Mum and Cherry. So, to stop cursing himself, he began thinking about Rita and Karl again. After all he'd be meeting them in Rio in two or three days, and he began to wonder how things would work over there. Every time Karl, who was her husband all right, had gone to Manchester or Leeds and had stayed the night, he'd had Rita, a hot brunette if there ever was one, who'd start moaning if a finger touched a tit. Did Karl know, just guess, not care — or what? Anyhow, what Karl, a real businessman in the German-Swedish style, did know was that his friend, smart Ray Aggarstone, would be shortly financing most of the deal they'd worked out. Moreover, there must be plenty of hot moaning brunettes in Brazil.
     Tottenham Court Road and people, dreary bloody people, pushing their way out and pushing their way in. And off again — sway, rattle, bang, bang, rattle, sway. A long thin woman, loaded with parcels, dug an elbow into his ribs, and he used his own elbow, with some force, to knock it away. She glared at him over her parcels, but all he did was to raise his eyebrows at her. After a moment or two she was able to move away a few inches. It was then that a curious thing happened. Through the gap she had left between them he saw for the first time a small figure sitting down. It had the face of an old-looking boy or a rather young-looking dwarf. He stared at this creature, who then met his stare with a widening of the eyes, odd eyes, yellowish. Next, the little oddity closed his eyes and moved his head slowly from side to side, almost as if he was giving a "No-no-no" signah As soon as the eyes opened again, Ray gave them a hard scowling look. But now there was no sign of recognition in them. It was just as if Ray was no longer there at all. The boy-or-dwarf might have been looking through him. A silly idea. Ray began to think how he would deal with Mum and Cherry.
     At Euston there was a lot more pushing out and shoving in, twerps on the move. The little monster had gone, and in his place was a fat suet-faced woman who stared angrily at anything or nothing, just to prove she had a right to a seat. Rattling and swaying on again, Ray told himself how he ought to deal with Mum and Cherry this time. Very different, he decided, from last time when he'd been all solemn, very much the business man, explaining again why Cherry had to stay with Mum, now that he'd got. rid of their flat, and why he was staying in an hotel to be near the two Frenchmen who'd agreed to let him buy into the big property development just outside Nice. This time, everything being settled now they were giving him their cheques, there'd be no point in going on with the solemn business thing. It would have to be all merry chit-chat about Nice and the Riviera, how they'd be joining him down there quite soon, how he'd be arranging their flights, booking a posh double-bedded room with bath for Cherry and him, with a good single nearby for Mum, and at least one balcony the three could use for breakfast — all that bullshit. Yes, there he'd be, egging them on, the stupid cows, maybe taking them out to a pub if Mum hadn't got anything in to drink.
     Somebody touched his arm. This was deliberate. A woman was smiling at him. She was an oldish woman, white-haired but with a plump red-cheeked face and bright blue eyes; and he'd seen her before somewhere. "You're Ray Aggarstone, aren't you?" she said, smiling away.
     It seemed as if he hadn't time to think before he heard himself saying, "No, I'm not." He said it sharply too, as if really telling her to mind her own dam' business.
It wiped the smile off her face and narrowed and darkened her eyes, almost turning her into another person.      "I think you are Ray Aggarstone, y'know," she said; and though the train was making a lot of noise, somehow she managed to say it quietly. "And you must remember me. I'm an old friend of your mother's."
     She must have been too, he realized now. But he hadn't to be bothered with her, when he was busy with his own thoughts and plans. He shook his head at her. "Got this all wrong." And he had to shout because the train might have been-grinding its way through rocks, the noise it was making. "I don't know you. And you don't know me."
     "Yes, I do. Or I did do, once," she went on steadily. "She thought the world of you, Ray. Her only son — so good-looking, so clever!"
     He found a snarl coming out of him this time. "Do you mind! Just turn it up!" And he looked away, to get rid of her. But when he turned his head again, she was still there, though not quite so close, having managed to back away from him a little. And now she seemed a lot older and was giving him a long sad look. He couldn't return it— he suddenly felt he had nothing to return it with, not even a scowl— so he looked away again and was relieved to find the train was stopping at Camden Town. This time not many got in, but then not many got out, so he was still forced to stand, even though he'd a bit more space round him. And this suited him all right because if there was one thing he didn't like it was being jammed among all these idiotic, bloody disgusting people, staring old cows, smelly bitches and stupid buggers of all ages and sizes. When he got to Brazil and the money was rolling in, as Karl swore it would, he'd work it so that there was no more of this horrible caper. The only people allowed near him would be the ones he could enjoy seeing, hearing, smelling and touching.
     As the train started rattling and banging off again, he started thinking again. Working out how he'd deal with Cherry and his mother, chatting them up about life on the Riviera, breakfasts on balconies, drinks to welcome the wonderful new life, laughs and hugs and kisses and all that female crap, he realised he'd overdone it, not for them but for himself. For what he'd gone and done, if only for a minute or two, was to go soft and feel a bit sorry for both of them, considering that he was about to skin them down to their last fifty quid each. No time for that tonight! He'd got to be as sensible and hard as he'd been when he worked out the plan. Serve 'em right for not having more sense! He'd to look after himself, so they could look after themselves— and women always managed somehow. And he began to remember and light up every grievance he'd ever had against the pair of 'em. He'd deal with them the way he'd planned, pretending to be as silly as they were, and when they laughed then he'd laugh too, even, just for a private giggle, bringing out and fiourishing his wallet, which already had in it his Air France ticket to Rio.
     It was just past Chalk Farm when. the man tapped him on the shoulder. He was a tall man, so tall he had to bend over Ray, and he had very sharp grey eyes and a long chin.
     "Better get out at Hampstead," the man said, almost in Ray's ear.
     "Can't do," Ray told him briskly. "Going as far as Hendon Central. Unless of course I have to change. Is that it?"
     "You might say that's it." A solemn reply.
     This sounded idiotic to Ray. "I don't know what you're talking about." This tall fello~ didn't look a chump, but then, like so many people now, he might be round the bend.
     Two women pushed past them, getting ready for Belsize Park. The man waited but then he tapped Ray on the shoulder again and bent closer to his ear. "Just a last word. Most people think this line's at its deepest at Hampstead. What they don't know — and I don't suppose you do — is that there's a second line, starting at Hampstead, that goes deeper still — on and on, deeper and deeper —"
     "Oh — come off it!" Ray was impatient now: This was obviously a crackpot.
     "I'm not on it." The man gave a short crackpot's laugh. "But you may be if you don't get out at Hampstead and then take a taxi or a bus — and go back."
     "That's enough," Ray told him. "I'll mind my own business and you mind yours."
     "No, it's not as simple as that," said the tall man quite mildly. "You're pait of my business now. That's why I'm telling you — not asking you, telling you — to forget Hendon Central and get out at Hampstead —"
     Ray lost his temper. "And I'm telling you — not asking you — to piss off."
     The train was slowing up. Belsize Park now. There were sufficient people getting out to push between Ray and the tall man, but then there was quite a gap between them now. Only a few got on, and Ray saw that he could have a seat at last if he wanted one. But somehow he didn't. Perhaps he felt he might go soft again if he sat down. Better to keep on standing and be hard and tough. The tall man, easily seen, had moved down and was now near the far door, ready to get out at Hampstead, where the big daft sod thought everybody ought to get out. All these mental hospitals and yet a crackpot pest like this was allowed to wander around loose, making a bloody nuisance of himself! Anyhow, as soon as the train pulled up at Hampstead, out the chap went, followed by nearly everybody else. This left the carriage almost empty. Ray could have taken as many seats as he wanted now, but he didn't make a move, not for the moment trusting himself to let go of the strap he was clinging to, for he had to admit that he felt a bit faint, probably because of all the clattering and swaying and what so many stinking people had done to the air had combined to make him feel faint.
     This was an unusually long wait. He closed his eyes, just for a few moments, and when he opened them again he was both surprised and alarmed to discover that he had the whole long carriage to himself. Nobody else at all in sight. Had they shouted, "Hampstead— all change!" and he'd missed it? Even dim as he felt, he was about to make for the door when, with an unpleasant jerk, the train started again. Then two things, equally unpleasant, happened together. There were several loud bangs and the lights went out. Badly shaken, there in the dark with the train obviously gathering speed, he made up his mind he would get out at the next stop, which would be Golders Green, and find a taxi to take him up to Mum's place. The lights came on again, and though they seemed bright enough at first, after the dark, he soon realized that in fact they were much lower than they'd been before. Ten to one some powercut frigging nonsense!
     Then quite suddenly — and it came like a hammer-blow at the heart — he knew that this train was going nowhere near Golders Green. At the same time he felt that it wasn't moving like all the others, which went more or less level or climbed a bit to rush out into the open air. No, it was going down and down. And what had that tall crackpot said! Something about a second line going deeper still — on and on, deeper and deeper — ? He tried to forget this but he couldn't, and he began to wish there was somebody else with him who could explain what was happening. The train went rattling on, faster now than the usual underground train. There was nothing to be seen of course, and with this poor lighting he could hardly catch a glimpse of his own reflection. He tried cursing and blinding, to stop himself feeling frightened; but it didn't work.
     However, bringing a flood of relief, something happened he never remembered seeing before on an underground train. Some sort of conductor chap, wearing a dark uniform, had come through a door at the far end of the carriage and was now walking towards him— that is, if you could call this slow shuffle a walk. Enjoying his relief, Ray took a seat at last and began rehearsing the indignant questions he would ask. "Now look here," he called out, "what the hell's the idea — ?" But there he stopped, terrified. He was staring at something out of'a nightmare. The man hadn't a face, just eyes like a couple of blackcurrants, and nothing else — no mouth, no nose, no ears. In his terror Ray huddled into his seat and shut his eyes tight, hoping feverishly that the lard-faced monster wouldn't stop, even to put a finger on him, but would go shuffling past him. And this indeed he did, so that when Ray risked opening his eyes he was alone again. That was something, and what happened next was better still. At last the train was slowing down. There must be a station soon — certainly not Golders Green — but whatever the station was, however far it might be from Hendon Central, it was where he would get out of this nightmare train.
     He caught glimpses of an enormous packed platform. As soon as the train stopped he reached the door, but even then it was too late. He was swept back by a solid mass of people, who pushed and shoved like maniacs and closed round him so that he couldn't move and felt he could hardly breathe. And what people! All the faces he'd ever looked away from, disgust blotting out compassion, seemed to be here, and the train was already moving again. He felt he was hemmed in by ulcers, abscesses, half-blind eyes, rotting noses, gangrenous mouths and chins. And how far, how long? Even out of the depths of his nausea, he'd have to say something.
     He put his question to the face nearest to him, a twisted slobbery caricature of a face, but all he got in reply was a senseless gabble.
     "No use asking him," a voice said over his shoulder. "He's forgotten how to talk. What you want to know?" The voice belonged to a bull of a man with a face like a volcanic eruption.
     "Where —" and it was a shaky question, "where are we going?"
     "Where we going?" the bull roared. "We're not going anywhere, you silly sod." Now he roared louder still. "Time to push around, shove about, all you bastards!"
     Ray found at his elbow an old creature whose nose and chin nearly met: she could have been a witch out of an ancient fairy tale. "I'll tell you where you're not going, young man," she said, cackling and spitting. "He-he-he! You're not going to Rio in Brazil. Not now and not ever. He-he-he!"
     His heart turning into ice-water, he understood at last that he might never know anything again except this underground journey to nowhere, wedged beyond any chance of escape among these malicious jeering monstrosities...

... "Full name's Raymond Geoffrey Aggarstone, but liked to call himself just Ray," said the first man. "Got that? Okay. Now — effects. Silver cigarette case, inscribed Darling Ray from his loving Cherry ... Posh lighter... Diary, gold pencil, three fivers and four pound notes in small notecase in one inside pocket
     "Not too fast," said the second man. "And what about trousers pockets — keys and change and all that?"
     "Come to them in a minute,, chum," said the first man. "And if I'm going too fast, why ask for more? Wallet in right inside pocket. ... Contains credit cards, two letters, and something from Air France —"
     "Hold it! Yes, sir?" But this query was addressed to the new arrival. He was a tall man, with a long chin and sharp grey eyes, and he was obviously top brass authority, not the kind of bloke to be asked what he was doing there and where was his warrant card.
     "I'll take the two letters," this tall man said pleasantly but with assured authority. "Not needed for the next of kin. I must look at that Air France booking too. Thank you!" He examined it, took out a pen and made an alteration. "Yes, As I thought. There's a mistake here. Should have been Nice not Rio. Here you are, ready for the next of kin, but I'll keep the two letters, they'd only bewilder a couple of miserable women." He gave the two men a sombre look. "You know, this is a world where the guilty all too often go unpunished and the innocent are increasingly victimized, robbed, ruined, maimed or murdered."
     "That's true enough, sir," said the first man. "As I've said more than once to the wife and kids."
     "Well, now and again," the tall man told him, "we have the chance to change that. Just now and again. By the way, what are the facts here?"
     "Found unconscious in the Northern Line train at Hampstead, sir. Major heart attack. Never recovered consciousness. In fact, died in the ambulance, sir. Finish!"
     "Thank you! Possibly finish — possibly not. We don't know, do we? Goodnight!" And he left them so quickly, he might almost have vanished, a trick some of these top blokes seem to have mastered.

J. B. Priestley

@темы: страшные истории, английская литература, рассказ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Случайно узнала, что вышла книга воспоминаний Марка Форги (Forgy; как пишут тут, "pronounced FOR-ghee") об известном подделывателе картин Элмире де Хори.

На обложке "Портрет Марка" (1969). Как вы и сами видите, портрет выполнен в стиле Модильяни, которого де Хори успешно имитировал, как и многих других художников конца XIX-начала XX века, кроме Клее, которого я люблю, а он не считал большим художником, Коро, которого, по его мнению, и так слишком часто копировали, Утрилло (не знаю причины) и Миро, чьи картины "и сами похожи на подделки" (1).
Марк был "двадцатилетним парнем из Минессоты" (так он пишет о себе), когда познакомился с Элмиром де Хори, пожилым авантюристом из Европы (по национальности тот был венгр, с еврейской кровью со стороны отца). Официально Марк стал его шофером, секретарем, телохранителем и садовником. Марк Форги теперь вспоминает, как Элмир де Хорни приучил его читать Бальзака, Достоевского и Томаса Манна (2) и отбил привычку часто использовать слово nice (когда Марк сказал, что кто-то nice (милый, приятный), де Хорни переспросил "В каком смысле nice? Не станет мочиться на твой обеденный стол?", и с тех пор эта картина вставала у Марка перед глазами каждый раз, когда он хотел сказать "nice") (3).
Набрав в Гугле имя Элмира де Хори, я нашла о нем несколько статей на русском, но в большинстве из них не упоминают о его гомосексуальности, хотя она повлияла на его судьбу. В частности, в нацистский концлагерь Элмир попал по обвинению в том, что еврей (это не удалось доказать) и гомосексуалист. На допросе ему сломали ногу, после чего отправили в больницу, откуда он сбежал (с помощью немецких друзей). Элмира де Хорни никогда не арестовывали за подделку картин, и в последний раз он был задержан — в 1968 в Испании — по обвинению в гомосексуальных связях и в сговоре с преступными элементами. Доказать, что де Хори на территории Испании подделывал произведения искусства, не смогли, а когда позднее решено было выдать его для судеб­ного преследования Франции, де Хори отравился большой дозой снотворного и умер, как пишут в Википедии, на руках у Марка Форги.
Elmyr de Hory, Artist and Faker [pdf] — тут можно увидеть рисунки и картины де Хори.
Сайт Марка Форги, посвященный Элмиру де Хори
Начало полудокументального-полухудожественного фильма Орсона Уэллса (его последнего полнометражного фильма) об Элмире де Хори «Ф как фальшивка» (F for Fake, 1973).

Я люблю голос Орсона Уэллса.

1. Cheating and Deception by J. Bowyer Bell, Barton Whaley, Barton Whaley, 1991, p. 309.
2. The Forger's Apprentice: Life with the World's Most Notorious Artist by Mark Forgy, 2012, p. 3.
3. Ibid, p. 6.

@темы: художники

---

14.11.2012 в 23:27

Пишет  Klod:

Подборка книг в pdf, изданных Metropolitan Museum of Art

@темы: книги, ссылки, художники

---

Умберто Эко: «Одной из констант в оппозиции Бонд — Злодей явля­ются также и расовые черты, присущие всем Злодеям на­ряду с прочими их характеристиками. В этническом пла­не Злодей связан с ареалом, простирающимся от Цент­ральной Европы до славянских стран и Средиземноморья; обычно он смешанных кровей, и происхождение его не­редко сложно и даже загадочно. Он асексуален, или гомо­сексуален, или, по крайней мере, имеет какие-то отклоне­ния в сексуальной сфере. ...
Мы так много говорили о паре Бонд — Злодей потому, что, по сути дела, в ней воплощены все вышеперечислен­ные ценностные дихотомии, включая игру между Любовью и Смертью, а эта пара, эта исконная оппозиция Эрос — Танатос, принцип удовольствия — принцип реальности, наи­более полно проявляется в сценах пыток (в «Casino Royale» пытка эксплицитно интерпретируется как своего рода эро­тическая связь между пытателем и пытаемым)».

Повествовательные структуры в произведениях Иэна Флеминга (глава из книги «Роль читателя»).

@темы: подтекст, Эко, secret agents

---

Давно нравится рисунок Джованни Доменико Тьеполо «Пульчинеллы охотятся на водоплавающую дичь» (1800).

Не могу найти изображения побольше, вроде такого, как тут (из той же серии — «Пульчинелла кормит павлинов»).
И заодно забавный рисунок — «Кентавр похищает Пульчинеллу» (1797), пародия на классический сюжет «Несс похищает Деяниру» (например, у Поллайоло). Художник тут, похоже, объединил два любимых мотива — он часто изображал, как кентавр похищает сатиресс и нимф (несколько таких рисунков).

@темы: художники

---

У amethyst deceiver уже есть тот перевод трилогии Голдинга, который недавно издали, но целиком она его еще не читала, только посмотрела, как перевели некоторые сложные места, и попутно отметила попавшиеся на глаза несуразности.
В новой записи о романе (пока не дописана, т.к. параллельно пишу о другом) я как раз упоминала такой эпизод: гардемарин Томми Тейлор, весело смеясь, рассказывает Толботу о том, что сказал ему корабельный плотник мистер Гиббс:
«— ... Он сказал: "У каждой составной мачты, парень, есть две славные щечки*, — на две меньше, чем у тебя, правда?"
— После этого остроумного замечания, молодой человек, лучше бы вам убраться прочь. У вас грязные мысли» (мой перевод).

В оригинале

"He said, 'Every made mast has two lovely cheeks, young fellow, which is two less than what you've got, innit?"
"After that sally, young man, you may take yourself off. You have a dirty mind."
     Толбот шокирован словами Томми Тейлора, хотя без всякого смущения выслушивает ругань, привычную на корабле ("Саммерс убеждал нашу даму [мисс Гренхем] не придавать значения языку морских офицеров, на котором большая их часть изъясняется по привычке и бессознательно"). На суше подобный комплимент мальчику был бы невозможен (хотя нетрудно представить, что нечто подобное мужчина вроде Гиббса мог бы сказать какой-нибудь служанке), но на флоте, где распространена ситуационная гомосексуальность, такая шутка смущает лишь непривычного Толбота — Саммерс никак не реагирует на рассказ Томми, а тот искренне веселится. (Кстати, в речи мистера Гиббса мелькает и слово grommet, которое Голдинг записал как один из примеров флотского гомосексуального сленга, о чем я писала тут в примечании 8.)
     К сожалению, в издании, о котором идет речь, этот отрывок выглядит так:
«— ... Он говорит, что у каждой мачты их две [чиксы] — и хорошенькие, а у меня ни одной.
— Пошутили, молодой человек, и хватит, убирайтесь вон! Грязные мысли заберите с собой.»
     Из-за ошибки, допущенной при переводе "which is two less than what you've got" смысл диалога оказался искажен.
     Зато в этом переводе довольно удачно вышло место, совершенно искаженное в субтитрах на нашем официальном DVD.
     Когда Толбот в разговоре с артиллеристом Аскью удивляется, как это "простые капитаны" без позволения лордов Адмиралтейства могли позволить себе обменяться лейтенантами (Деверелем и Бене), тот поражен наивными представлениями собеседника о флоте: «Простые капитаны? The saying is, once a ship's out of sight of land a captain can do anything he likes to you but get you in the family way». Вот это «get you in the family way» не поняли те, кто переводил субтитры, и у них вышло, что Аскью будто бы сказал: «Есть поговорка: капитан волен делать с тобой все, что хочет, на своем корабле, но привезти целого и невредимого семье». А вот в этом переводе романа смысл не искажен: «капитан может делать с тобой все, что пожелает, разве что обрюхатить не может». Правда, "обрюхатить" более грубое выражение, чем "get someone in the family way"**.
     Еще не могу не отметить, что фразу Толбота "Good God—but this was arch!", которую я перевела как "Боже милостивый — да ведь это прозвучало игриво!" (здесь есть вся сцена), тут сократили — передали как "Нет, каково?", что по сути соответствует лишь восклицанию "Good God".

*cheeks, чиксы мачты Что такое ЧИКС
** "Usage notes: used by people who think it is not polite to say pregnant, or for humorous effect, and sometimes used in the form put someone in the family way (to make someone pregnant): They plan to get married now that he's put her in the family way".
idioms.thefreedictionary.com/family

@темы: Голдинг, переводы

---

«И лунный свет изливает свое традиционное, но еще не надоевшее красноречие над ивовым парком, над небывалым, плодом столетней культуры, газоном, над рассадником высокой и белокурой молодежи, футболистов, читающих по-гречески Еврипида, Оксфордским и Кембриджским университетом, над темной Темзой и прыгающими на лужайке зайцами». Этот отрывок из «Леска» Михаила Кузмина я бы поставила эпиграфом почти ко всему, что написала и хочу написать об Англии конца ХIХ – начала ХХ века.

@темы: М.Кузмин, Англия

---

В сообществе amazing_andrew увидела отрывок из интервью Эндрю Скотта, в котором он говорит об отношении Мориарти к Шерлоку:

В оригинале

Andrew Scott on Sherlock and Moriarty’s relationship, which is “as deep and complex as the relationship between Sherlock and John” ; Sherlock: The Casebook
“They’re the same person, they’ve just gone different ways. Moriarty has to match Sherlock, he has to be intelligent and quick-witted. He has to understand him. He has a total obsession with Sherlock, and I think Sherlock is obsessed with him, too. They need one another. People love the relationship between John and Sherlock because it’s about friendship, it’s about what it means to love someone else. Moriarty doesn’t have any friends, he doesn’t have anyone to love, that’s why he’s become sociopathic. I wanted to show little glimpses of Moriarty’s vulnerability. You can’t go down that road too much because that’s not what one’s job is when playing the main antagonist, but you got to see that towards the very end, when we realize he’s going to kill himself. He’s a very desolate, very lonely, very unhappy person.”
Там же есть перевод: "Андрю Скотт об отношениях Шерлока и Мориарти, которые также глубоки и сложны, как и отношения между Шерлоком и Джоном.
«Они - это один и тот же человек, просто пошли разными путями. Мориарти должен соответствовать Шерлоку, он должен быть умным и сообразительным. Он должен понимать его. Он одержим Шерлоком, и, я думаю, Шерлок одержим им тоже. Они нужны друг другу. Людям нравятся отношения между Джоном и Шерлоком, потому что они рассказывают о дружбе, о том, каково это, любить кого-то. У Мориарти нет друзей, у него нет никого, кого бы он любил, вот почему он становится социопатом. Я хотел намекнуть на эту уязвимость в Мориарти. Но нельзя было делать этого слишком явно, играя главного антагониста. Но вы должны заметить это, когда мы понимаем в самом конце, что он собирается убить себя. Он совершенно опустошенный, очень одинокий и очень несчастный человек»".
В переводе смысл того, что говорит Эндрю Скотт, слегка ослаблен. В оригинале не просто «он одержим Шерлоком», а «полностью одержим» ('has a total obsession') И 'he doesn’t have anyone to love' не то же самое, что «у него нет никого, кого бы он любил»: в переводе получается, будто Скотт говорит о том, что Мориарти никого не любит, хотя в оригинале речь о том, что у него нет того, кого бы он мог любить.
UPD В том же сообществе перевод всего интервью. Процитированные выше фразы переведены точнее: «Позже, за чаем с Шерлоком, он может раскрыть свои тайные замыслы, он может позволить себе быть настолько расслабленным и кокетливым, насколько сам того захочет. Это спокойная сцена, но из-за того, что она так хорошо снята и превосходно прописана, угроза ощущается чрезвычайно сильно».
Возможно, это ещё и потому, что отношения между Шерлоком и Мориарти настолько же сложные и глубокие, как и отношения между Шерлоком и Джоном.
"Они одинаковые, просто пошли разными путями. Мориарти должен соответствовать Шерлоку, он должен быть таким же умным и сообразительным. Он должен его понимать. Он полностью одержим Шерлоком и, я думаю, Шерлок тоже одержим им. Они нужны друг другу. Людям нравятся отношения между Шерлоком и Джоном, потому что они показывают настоящую дружбу и то, что значит любить кого-то, кроме себя. У Мориарти нет друзей, ему некого любить, поэтому-то он и стал социопатом.
Мне хотелось показать, что Мориарти тоже немного уязвим. Нельзя было слишком переигрывать с этим, ведь мой герой - главный антагонист сериала. Но вы должны понять это в самом конце, когда мы понимаем, что он собирается покончить с собой. Он очень одинокий и несчастный человек"».
UPD 2 Хотя второй перевод мне понравился, но я бы перевела ”he’s a very desolate, very lonely, very unhappy person”, ничего не пропуская: ”very desolate” можно понять как «полностью опустошенный», а можно и как «всеми покинутый».

запись создана: 01.11.2012 в 00:19

@темы: Шерлок Холмс